Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

Сарай был заперт. Во вбитые в стену по бокам двери скобы кто-то вставил старый ломик. Ясень рванул его, вытащил одним широким резким движением и отбросил в сторону. Дверь раскрылась легко, даже без скрипа. И он шагнул в показавшуюся абсолютной темноту. Шагнул и сразу услышал то ли всхлип, то ли вздох. Кинулся на него, спотыкаясь обо что-то на полу и ругаясь сквозь зубы, больше всего на свете боясь, что услышал он крыс, а не Лёльку, неведомо как оказавшуюся здесь.

Но это была она. Он, уловив звук, доносившийся откуда-то снизу, вспомнил про телефон, вытащил, чуть не вырвав кусок ткани, из кармана, и включил, повернув экран в глубь сарая. Экран был маленький, света давал немного, но и его хватило, чтобы увидеть Лёльку.

Она лежала на полу, связанная, с какой-то грязной тряпкой во рту, примотанной скотчем прямо по коже, по волосам – Ясеню почему-то это сразу бросилось в глаза – и мелко-мелко дрожала. Ему вдруг пришло в голову, что она-то не видит его лица, и он тут же тихо и ласково заговорил:

– Лёлька, это я. Родная моя, не бойся. Сейчас, сейчас я тебе помогу.

Она застонала, и по лицу её тут же потекли слёзы. Зажав телефон зубами, трясущимися руками он захлопал по карманам и достал сувенирный многофункциональный ножичек, привезённый Грушей из Германии. Крошечный, не чета знаменитым швейцарским ножам, синий брелок с ножничками, лезвием, плоскогубцами и штопором. Его было очень удобно носить с собой. И Ясень, в котором, как и во всех мальчишках, выросших ещё в Советском Союзе, была сильна тяга к такого рода вещичкам, раньше совершенно недоступным, пришёл в восторг и прицепил за специальное колечко к ключам. И вот теперь подарок друга пригодился.

Сергей лихо расправился с верёвками и принялся за скотч. От лица и волос он отрывался трудно, больно. Лёлька морщилась и плакала, но не пищала и не вырывалась. Он, нежно дуя на покрасневшую кожу, вытащил вонючую ветошь у неё изо рта и аккуратно, боясь навредить, протёр ладонями её грязное и мокрое от слёз лицо. Она судорожно всхлипнула и уткнулась ему в грудь. Обоим было страшно холодно, Ясеню – от промокшей насквозь одежды, Лёльке – от долгого лежания на ледяном полу. Разминая ей ноги и руки, Сергей потихоньку поднял невесту с пола и негромко сказал:

– Пойдём, пойдём, моя родная, надо домой. Там бабушка с ума сходит.

– Пойдём, – с трудом выговорила она и, шатаясь, пошла за ним, обеими руками держась за него, как маленькая. Они выбрались из сарая. Небо стало ещё чище, и луна, так выручившая их обоих, с интересом смотрела вниз, уже совсем не закрываемая тучами. Лёлька хотела было скорее уйти от места своего заточения. Но Сергей повернулся, нашарил в траве ломик и снова запер сарай.

– Зачем? – чуть слышно спросила Лёлька.

– Я сейчас тебя домой отвезу, а потом сюда вернусь и попробую этих гадов схватить. А ломик вставил, чтобы не спугнуть их сразу, а то издалека увидят, что дверь не заперта, поймут, что здесь кто-то был.

– Логично, – смогла улыбнуться она. Он этого, конечно, не увидел, но почувствовал, нагнулся и поцеловал нежно-нежно.

Они оба почти добрались через крапиву до дома, когда вдруг Сергей замер и придержал её за руку.

– Что? – спросила Ольга, чувствуя, как сердце ухнуло вниз.

– Машина остановилась неподалёку. Ну-ка, давай назад, спрячемся у сарая вон за тем кустом.

Они, стараясь поменьше шуметь, насколько смогли быстро вернулись назад и укрылись за каким-то не облетевшим ещё до конца довольно крупным кустом. Лёлька стояла перед Сергеем, и он тёрся щетинистой щекой о её спутанные пыльные волосы. Пучок растрепался, но из него весело поблёскивали в свете луны бабочка, божья коровка и пчёлка. «Кого-то не хватает, – подумал Ясень, – ах да, стрекозки». Он сунул руку в карман и нащупал её, указавшую ему дорогу к Лёльке, и машинально пересчитал: раз, два, три, четыре… А должно быть пять. Ещё одной не хватает. Да, точно, смешной мушки, похожей на журчалку. Потерялась, видимо, во время этого безобразия. Жалко, надо будет новую купить, чтобы в золотых волосах его Лёльки сидели пять забавных «мошек» и она снова была как весна…

Но додумать эту жизнеутверждающую мысль ему не дали: раздались неуверенные шаги, и из-за дома показался человек, мужчина. Он довольно бодро прошагал до середины участка, потом вдруг, словно вспомнив о чём-то, остановился и несколько раз громко позвал:

– Оля! Оля! Ты здесь? – подождал немного и пошёл дальше, разговаривая, словно сам с собой, но при этом во весь голос. – Где же мне тебя искать? Откликнись! Душа не на месте!

– Павел! – одними губами ахнула Лёлька, вся подавшись вперёд, но Сергей услышал и тихо взял её за ледяную ладонь, не дав выскочить из-за куста.

Тем временем Павел, одетый в прекрасный костюм-дождевик, состоящий из специальных штанов и длинной куртки с капюшоном, подошёл к сараюшке, ещё раз окликнул Ольгу и чётко и внятно, будто на сцене, промолвил:

– Попробую здесь глянуть. Вдруг найду. Господи, помоги мне её найти!

Сергей вдруг поймал себя на мысли, что то, как говорил сейчас Павел, было очень похоже на игру в прятки с маленькими детьми. Когда его племянница Василиса была совсем крошкой и прятаться не умела, он именно так и играл с ней. Посчитает, сообщит, что идёт искать, обернётся, а она на диване сидит, прикрывшись подушкой. Ножки торчат, ручки торчат, головка кудрявая сверху видна. Только личико спрятала и думает, смешная, что никто её не найдёт. И вот тогда Ясень начинал нарезать круги по комнате и, делая вид, что не слышит счастливый смех из-под трясущейся подушки, приговаривал:

– Где же моя Василиса? Может быть, за шторой? Нет. Наверное, под столиком? Нет. А, знаю, в шкафу! И здесь нет. Как же мне её найти? Вот как хорошо спряталась моя девочка.

И вот сейчас неведомый ему Павел с очень похожей интонацией разыгрывал непонятную сцену у сарая. А в том, что это игра, Сергей был почти уверен. Хотя, конечно, кто его знает, может быть, он так выражается и в обычной жизни?

Наконец Павел вынул ломик и шагнул вперёд, в руке его вспыхнул довольно мощный фонарь. Через пару секунд до них донёсся полный недоумения и даже ужаса голос, уже абсолютно без наигранных нот:

– Оля! Ты где? Не может быть! Зараза! Стерва! Убил бы гадину! Сбежала! Как?! Как она умудрилась это сделать? – с этим криком он выскочил из сарая и попал прямо в объятья Ясеня.

– Я ей помог, Павлик.

– А! – истерически выкрикнул пойманный и, дёргаясь, пытаясь вырваться, и заикаясь, залепетал:

– Вы кто? Что?! Что вы от меня хотите?!

– Правды, – изуверски невозмутимо заявил Сергей, хотя внутри у него всё тряслось от ненависти. – Или я тебя тут оставлю, гада. Свяжу, как ты Лёльку, рот той же вонючей тряпкой заткну и брошу. Сколько ты продержишься, уродец? Три дня? Четыре? Где-то я читал, что от жажды в нежаркую погоду умирают максимум через пять суток.