Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

Старушка в ужасе всплеснула руками, а Орехов молча кивнул.

– Ну, так вот. Мы уехали утром после пожара. Потом весь день были в Никольском, вечером я поехала ночевать к Серёже, он не хотел меня одну оставлять. А на следующий день мы только за вещами заехали ко мне. Ты же не робот, чтобы так долго за нами следить.

– Я вчера заехал к тебе, хотел попробовать помириться. Увидел, что вы с … – он поморщился, – что вы вдвоём выходите из подъезда, а он несёт сумку. Ну, и решил посмотреть, куда это вы путь держите. Доехал за вами досюда.

– Ты видел и как мы кольца покупали?

– Да, всё видел.

– Бедный… – вдруг с искренним состраданием протянула Ольга. – Я не хотела сделать тебе больно. Прости меня, Паша.

– Подожди, Оля, ты ещё не всё знаешь, – прервал её Иван Николаевич и холодно бросил племяннику:

– Продолжай.

– Я увидел, куда вы приехали, запомнил дом. Понял, что ты здесь останешься как минимум на пару дней.

«Это как, интересно, он понял? – подумал Сергей. – Подслушивал нас, что ли?»

– А сегодня решил съездить к тебе, ещё раз поговорить. Приехал, а бабушка сказала, что тебя нет, что ты ушла уже давно и пока не возвращалась.

Иван Николаевич вопросительно поднял бровь. Матрёна Ильинична кивнула: всё так.

– И я решил поехать тебя поискать. И встретил, там, у сарая, в обществе этого, – он снова не смог или не захотел назвать Сергея каким-нибудь другим словом.

– Спасибо, Паша. Если бы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты хотел помочь.

– Оля, ещё раз прошу тебя, повремени с благодарностями, – вмешался Иван Николаевич, лицо которого пугало холодным выражением.

– Павел, у тебя всё?

– Да, – изобразил оскорблённую невинность племянник.

– Мне кажется, что у Сергея есть что сказать. Я прав?

– Да.

– Поделитесь с нами, Сергей.

– Павел, я уверен, что вы точно знали, что Ольга, – он настолько не привык называть её так, что с трудом перестроился, – находится в этом сарае. А потом, не найдя её и не подозревая, что за вами следят, выдали себя. Лёль, вспоминай, как он говорил, когда дверь была ещё закрыта, и после того, как выбежал наружу.

Она задумалась:

– Я поняла, что ты имеешь в виду. Павел, подходя к сараю, говорил… – она поискала слово, – нарочито. Да? Ты об этом?

– Именно. Ты очень точно выразилась. Говорил он именно что нарочито, будто играя перед тобой. Ты ведь должна была в ужасе лежать на полу и прислушиваться к каждому шороху. А вот потом он зашёл… помнишь, ну?

– Да… – очень медленно вспоминала Ольга, – он открыл дверь, шагнул внутрь и почти тут же вышел. Нет, не вышел – выскочил. И голос у него был совсем другим.

– Каким, Лёль? Говори быстро, не думая! Ну?!

– Злым! – выпалила Ольга и сама испугалась. – Господи, и вправду злым, таким злым, какого я никогда не слышала у него. Даже во время последнего разговора, хотя он тогда сердился, и очень. Но сдерживался. А тут…

– Так он не знал, что за ним наблюдают. И сорвался.

– Сорвался – верное слово, Серёжа, – одобрительно заметил Иван Николаевич, – именно сорвался.

– Но почему?! Я ничего не понимаю! – Ольга с выражением крайнего ужаса смотрела на своего бывшего поклонника. – Паша, за что? Я так тебя обидела? Но мы же ведь не подростки, которые не могут собой владеть. Откуда такие страсти, Паша? Я ведь точно знаю, что ты меня не любил по-настоящему никогда. Это сложно не почувствовать. Особенно недолюбленному ребёнку. Такие, как я, за версту чуют, кто их любит, а кто – нет. Тогда что, Паш? Уязвлённое самолюбие?

– Да нет, Оленька. Здесь всё-таки страсть, – не согласился Иван Николаевич, – только страсть совершенно другого рода. Если хотите, могу вам сейчас эту историю рассказать. Только предупреждаю, что она не короткая.

– Хотим, – дружно кивнули Ольга с Сергеем и бабушка.

– Тогда, мальчики, – обратился Орехов к своим спутникам, – если вы поели, идите отдохните в машинах.

– Да как же это?! – встрепенулась гостеприимная бабушка. – Они же там замёрзнут!

– В машинах хорошо работают печки, – улыбнулся Иван Николаевич. – Не замёрзнут.

– Значит, оголодают, – не согласилась Матрёна Ильинична, для которой, как и для большинства российских бабушек, делом чести было не отпустить гостей раньше такого состояния, которое, благодаря чудесному мультику про пса и волка, вся страна называет цитатой из него: «Ща спою!» А ребята Ивана Николаевича явно до требуемой кондиции ещё не дошли. Поэтому бабушка вскочила и принялась складывать пирожки в моментально появившуюся в её руках корзиночку. Заполнив её с горкой, она прикрыла выпечку яркой вышитой салфеткой и проводила гостей на улицу. Когда она вернулась, её внучка уже изнемогала от любопытства, и Иван Николаевич сразу же начал рассказ.

– Начну я издалека. Поскольку все вы отличаетесь разной степенью информированности по этому делу, задавайте вопросы, если что-нибудь будет непонятно. Не стесняйтесь.

Павел насмешливо хмыкнул, но под ледяным взглядом дяди как-то скукожился и затих.

– История моя начинается аж в середине шестидесятых.

– Так давно? – покачал головой Ясень.

– Именно. Иначе будет ничего непонятно.

В шестьдесят пятом году мне было восемнадцать лет. Жил я где, Матрёна Ильинична?

– Да здесь, у нас, на Карла Маркса, ближе к Заозёрью.

– Как? – изумилась Ольга.

– Вот так. Бывают же такие невероятные совпадения. В книге прочтёшь о чём-нибудь подобном – не поверишь. А ведь в жизни чего только не бывает. Не случайно сейчас шутят: Земля квадратная, за углом встретимся. Точно. Вот и встретились. Но об этом чуть позже.

Так вот, жил я здесь, вернее, здесь жили мои бабушка с дедушкой, мы же с родителями перебрались в Ногинск. Но всё лето я проводил именно в Больших Дворах и считал себя вполне местным пацаном. Тем более что, когда мне исполнилось четырнадцать, появилось ещё дополнительное обстоятельство, тянувшее меня сюда с невероятной силой.

В Ногинске я прилично окончил школу, учился в техникуме. И вот пришла мне повестка в армию. Тогда «косить» не принято было. Я бы даже обрадовался – вот она, возможность посмотреть другие места, – кабы не одно обстоятельство. То самое, что манило меня сюда. Что, по-вашему, может удерживать молодого парня на месте?

– Любовь, – ни секунды не раздумывая, ответил Ясень.

Иван Николаевич посмотрел на него с большой симпатией и кивнул:

– Именно. Был и у меня такой якорь. Именно она, эта самая любовь, меня сюда и тянула и отсюда не отпускала. Да вся беда, что чувство моё оказалось ещё и неразделённым. Девушку моей мечты звали Людмилой, Люсей.

Ольга старалась дышать потише и пореже, чтобы не пропустить ни одного слова. Сергей тоже сидел не шевелясь, прижав к себе своё сокровище, свою Лёльку. Рассказ Ивана Николаевича захватил его полностью.