Яна Перепечина - А я смогу… [litres]

– Какую Лёльку?! О чём вы вообще?! – взвизгнул Павел, вмиг растеряв весь свой лоск. – Вы не можете!

– Могу.

– Меня будут искать!

– Да ради бога. Как раз к концу пятых суток, может быть, и найдут, да будет поздно, Павлик.

– Кто вы?! – снова, чуть не плача, запричитал пленник, которого Ясень держал за шкирку, прижав спиной к стене сарая. – Я ничего плохого не делал!

– Я – муж Ольги Ясеневой. А ты, гнида подрейтузная, – Сергей уже отошёл от удивления и вовсю развлекался, пугая негодяя грозным видом и блатной лексикой, – сделал очень много. За что ж ты её так? Ну! Объясняй, пока тебя ещё слушают…

– Я объясню, – раздался сзади спокойный негромкий голос, и тут же вспыхнули лучи сразу нескольких фонарей.

Спина Ясеня окаменела, но он продолжал крепко держать вырывающегося Павла и лихорадочно соображал, что может сделать в этой не самой удачной ситуации. Только бы Лёлька догадалась сидеть тихо. Глядишь, её бы и не нашли. Как же он так сплоховал, а? Как не услышал? Подпустил к себе так близко?

Но тут из кустов вдруг выскочила Лёлька – Ясень аж застонал в голос – и удивлённо, но радостно спросила:

– Иван Николаевич, дорогой, вы?

– Я, Оленька, – с нескрываемой нежностью сказал всё тот же голос, и Ясень, не отпуская своей слабо рыпающейся добычи, медленно повернулся к ним. В паре метров от них стоял высокий, худой, немолодой уже человек, за его спиной виднелись пятеро крепких парней. «Один не справлюсь, – безнадёжно подумал Ясень, но потом в нём взыграл азарт, и он мысленно махнул рукой, – но и без боя не сдамся. Жаль, Пашки с Грушей нет рядом. Тогда ещё вопрос, кто бы победил…»

– Как вы себя чувствуете? – Лёлька подошла и ласково тронула мужчину за рукав. Тот притянул её к себе и чмокнул в щёку:

– Спасибо, моя любимая девочка, гораздо лучше. И я подозреваю, что ещё и гораздо лучше, чем все здесь присутствующие, понимаю, что происходит.

– Видимо, да, – кивнул Ясень, – так, может быть, поделитесь информацией?

– Непременно, – согласился Орехов, с симпатией глядя на него, – но лучше бы в другом месте. Оля, мы можем поговорить где-нибудь в тепле?

– Конечно, можно поехать к моей бабушке.

– Поехали, – скомандовал Иван Николаевич, и все развернулись в сторону дороги. Сергей дёрнул за шкирку своего пленника.

– Дядя! – робко окликнул тот.

Орехов обернулся, брезгливо посмотрел на него и приказал:

– Освободите парня от этого… слизняка.

Сергей напрягся. Двое из его свиты шагнули к застывшему Ясеню, аккуратно вынули у него из онемевшей уже руки Павла и под руки, волоком, потащили вслед за Иваном Николаевичем.

Пленник заверещал, причитая:

– Дядя! Что происходит, дядя?! Пустите! Пустите меня, уроды!

– Молчи, слизняк, это я у тебя хотел бы узнать, что происходит, – презрительно процедил его дядя и тепло позвал замерших в изумлении у сарая Ольгу и Сергея:

– Пойдёмте, ребята. Уже совсем поздно, а у нас ещё долгий разговор впереди.

Выйдя на дорогу, они увидели две большие чёрные машины, стоявшие под старой ветлой неподалёку от того места, где Сергей бросил велосипед. И ещё один джип мокро блестел под фонарём в отдалении, на дороге, ведущей к карьерам.

– Твой конь? – доброжелательно спросил у Ясеня, кивнув на валяющийся на траве «Салют», один из сопровождавших Орехова.

– Мой.

– Сейчас прихватим с собой, – хмыкнул парень, – и ловко закинул звякнувший велосипед на крышу «Гелендвагена», быстро прицепив к дугам, специально приспособленным для перевозки двухколёсного транспорта. Безобидные дуги эти забавно и трогательно смотрелись на машине агрессивного дизайна и соответствующей репутации. Сергей и Ольга дружно фыркнули. Парень обернулся и подмигнул им – в свете нескольких фонарей это было хорошо видно – будто поняв причину их веселья.

Другой молодой человек порылся в карманах у понуро стоящего под фонарём Павла, достал связку ключей от машины и пошёл к джипу, стоящему поодаль. Вскоре мигнули фары и заурчал мотор, автомобиль, переваливаясь на неровной дороге, подъехал к ним. Все погрузились по машинам. Ольгу и Сергея Иван Николаевич позвал к себе в «Хаммер», а Павла засунули на заднее сидение его собственного автомобиля. Совершенно ничего не понимающий Ясень стиснул руку Лёльки и шепнул:

– Не боись, прорвёмся.

– Спасибо, милый, – тоже еле слышно промолвила она.

Машины тихо зашуршали по песку и выехали на асфальт. У дома Матрёны Ильиничны процессия оказалась буквально через несколько минут. Дорогу у Ольги никто не спрашивал. Удивлённо переглянувшись, Лёлька и Ясень выбрались наружу и пошли к крыльцу. Навстречу им выскочила бледная бабушка:

– Нашёл! Нашёл, Серёженька, родненький ты мой! Вот спасибо! – она бросилась их обнимать, не замечая за их спинами гостей.

– К нам гости, бабуль.

– Да? – растерянно всполошилась она. – Конечно, конечно! Здравствуйте! Проходите в дом. У меня там тепло и пироги ещё горячие.

Войдя в ярко освещённые сени, Иван Николаевич остановился на пороге и, смущённо кашлянув, сказал:

– Здравствуйте, Матрёна Ильинична!

Бабушка, побежавшая было накрывать на стол, замерла и медленно повернулась на голос:

– Здравствуйте… – она повела глазами по хорошо освещённому лицу гостя, узнавание вдруг тронуло её губы, и бабушка удивлённо и недоверчиво улыбнулась:

– Ваня? Ваня Орехов?

– Я, Матрёна Ильинична, – Иван Николаевич широко, радостно улыбнулся в ответ, как-то сразу вдруг помолодев.

– Но как? Откуда?! – всплеснула руками бабушка Ольги.

– Я всё вам расскажу, но чуть позже, ладно?

Она внимательно и встревоженно посмотрела на него и кивнула:

– Хорошо, Ваня, конечно, проходи, мой дорогой.

Ольга, ровным счётом ничего не понимавшая, попыталась спросить у Ивана Николаевича, что происходит. Но он лишь многозначительно улыбнулся и повторил другими словами:

– Всё потом, Оленька.

Они все гуськом вошли в большую светлую комнату и расселись у стола. Только Сергея и Ольгу бабушка погнала переодеваться. Отец Ольги, одежду которого за неимением другой выдала Ясеню Матрёна Ильинична, был человеком некрупным, и Сергею пришлось выйти к гостям в виде довольно комичном. Старые, списанные «на дачу» тренировочные заканчивались выше, на середине икр, футболка, тоже давно уже годная только для сельскохозяйственных работ, чересчур плотно облегала торс, а сверху сердобольная бабушка накинула на до костей продрогшего Сергея свой тёплый оренбургский платок.

Лёлька, увидев его выходящим из комнаты, не выдержала и прыснула, улыбнулся по-доброму и Иван Николаевич, его ребята, скромно рассевшиеся вокруг стола, лишь зыркнули быстро, но сдержались. Вообще Сергею показалось, что они смотрят на него с явной симпатией. По-прежнему ничего не понимая, он тоже устроился на свободной табуретке. Рядом, почти прижавшись к нему, села Лёлька.