Ульяна Соболева - 1000 не одна боль

— Добрый день, жена. Как проводила время без меня? Скучала? Думала обо мне?

Зарема осмотрелась по сторонам и судорожно сглотнула, когда увидела, что у двери нет охраны и в просторной зале отсутствуют ее служанки. И в комнате завитал запах страха. Аднан ощутил его мгновенно, словно он действительно был осязаем на физическом уровне. Ее ужас доставил ему удовольствие, он даже ощутил прилив адреналина и предвкушение расправы. Былая уверенность Заремы и ее покорность куда-то исчезли и сейчас она еле сдерживала дрожь во всем теле и невольно пятилась назад, когда он наступал.

— Рада видеть тебя, мой любимый муж, — пропела она, стараясь взять себя в руки, — каждую секунду скучала по тебе.

Ибн Кадир усмехнулся.

— А если прекратить игру, Зарема, ты ведь знаешь зачем я сюда пришел?

Еще один выдох, и она потянула за поясок на халате, спуская его с плеч.

— Разве не затем, чтобы показать своей жене, как изголодался по ней?

Наверное, это стало точкой невозврата, и он бросился к ней разъяренным зверем, впечатал в стену и сдавил тонкое горло.

— Я изголодался по твоей боли и по твоей крови. Я слишком долго ждал того момента, когда ты ею захлебнешься. У меня на глазах. И не только у меня.

— Что? Что я сделала? Почему ты так зол на меня?

Сука! Притворяется невинной овечкой. Аднан сдавил ее горло еще сильнее.

— Я бы предложил тебе спросить у Гузель, но прямо сейчас ее тело дерут на части мои голодные ребята. В каждую ее дырку льют обжигающую жидкость.

Он достал из кармана мешочек, перевязанный красной тесьмой и ткнул в лицо Зареме. Она побледнела еще больше. А он медленно осмотрел ее с ног до головы.

— Я бы сделал с тобой то же самое, но ты жена Аднана ибн Кадира и шлюхой не станешь даже перед смертью. Но я обещаю, что твоя будет не менее ужасна.

Зарема быстро заморгала и у нее в глазах появились слезы, а Аднана передернуло от злости… он помнил те, другие слезы, которые лились из темно-синих глаз Альшиты, когда ее ломало от боли только потому что эта тварь возомнила, что имеет право причинять страдания и не понести за это наказания. И слезы Заремы распаляли в нем еще большую жажду заставить ее орать и молить о пощаде.

— Не хочешь сказать мне о любви прежде чем умрешь?

Он протолкнул ногу между ее ног.

— Не возбудилась, как раньше? Не мечтаешь, чтоб я взял тебя? Страх убивает все эмоции. Страх он такой. Он оставляет после себя выжженную пустыню.

Сдавил пальцы еще сильнее, и она захрипела, размахивая руками.

— Не дергайся. Сейчас ты не умрешь, и я не удушу тебя. Ты умрешь совсем иначе. Я даже не дам тебе ни единого слова, чтобы оправдаться. Я не хочу знать и понимать от чего ты это сделала. Я лишь хочу спросить, чего тебе, суке, не хватало? Кажется, ты получила от жизни все, что хотела, и я давал тебе не мало… а может и больше, чем получали другие женщины на твоем месте! Ты думала я не узнаю кто отравил Альшиту и ты избежишь моей мести? Или на что ты надеялась, когда посылала свою служанку подсыпать ей яд?

Она захрипела и Аднан чуть осллабил хватку, чтобы услышать хриплое:

— Это не я… не я… отравилааа. Клянусь не я! Пощадиии, Аднан! Пощадиии!

В эту секунду двери в покои распахнулись и Аднан обернувшись увидел сывоего отца, Фатиму, своих сестер и братьев.

— Что здесь происходит? — рыкнул ибн Кадир, — Что, черт возьми, происходит в моем доме, Аднан? Что за провосудие ты решил здесь вершить без моего ведома?

Аднан схватил Зарему за волосы и дернул к себе, а потом потянул вниз, принуждая стать на колени.

— То правосудие, отец, которое не свершил ты, когда в твоих стенах отравили мою женщину, посмели это сделать в твоем доме. И если за время моего отсутствия ты не нашел виновных, то их нашел я всего лишь за несколько часов.

Седые брови Кадира сошлись на переносице.

— Я искали и многие наказаны!

— Но не истинные виновники! — вскрикнул Аднан и потряс мешочком с ядом, — Вот это служанка твоей невестки пронесла на кухню и подсыпала Альшите в чай. А подослала ее она!

Дернул Зарему за волосы еще сильнее, и та упала на четвереньки.

— Так кого ты наказал, отец? Тех, кого тебе подсунули моя жена и твоя? Или кого? Кто ответил за страшные мучения Альшиты!

Кадир выпрямил спину и посмотрел сыну в глаза.

— Мне жаль, что твоя женщина умерла. Я наказал тех, кого счел виновными. Но ты в праве наказывать и тех, кого считаешь виновными сам. Ты просто должен был поставить меня в известность… но ярость не лучший советчик.

— Альшита жива, — Аднан бросил триумфальный взгляд на мгновенно подобравшуюся Фатиму, — она жива, а я выношу приговор тем, кто осмелился ее тронуть в доме моего отца. Они понесут свое наказание там, где и вершили преступления.

Кадир бросил взгляд на Зарему, потом перевел его на сына. На лице не дрогнул ни один мускул и в черных зрачках не появилось проблеска жалости. Аднан даже не представлял насколько в эту секунду они похожи с отцом.

— Твое право, сын. Наказывай. Знал бы — не пришел бы сюда. — быстрый взгляд на первую жену, — разбирайся сам со своей супругой. Она принадлежит тебе. А насчет остальных мы еще поговорим.

Развернулся, чтобы уйти, но Зарема заорала истошным голосом.

— Отееец! Не бросайте! Пощадите! Не подсыпала я яд! Мне его подкинули! Не я это! Аллахом клянусь!

— Мой сын будет решать сам виновата ты или нет!

Он прошел мимо стоящей на коленях и воющей от ужаса Заремы вместе со своей свитой. Никто из женщин не посмотрел на несчастную. Упавшие с пьедестала уже не волнуют семейство Кадира. Так было всегда с тех пор, как Аднан себя помнил.

— Фатимаааа, ты мне как ать! Помогии! Не брала я яд! Клянууусь! Не я это! Ненавидела русскую тварь, но не травмла. Не я… ну не я….

Аднан приподнял ее за волосы.

— Ты умрешь так же, как умирала она. Ты сама выпьешь этот яд. Красиво и добровольно. Имела смелость убивать, имей смелость и умирать.

— Не убивала я! Слышишь! Не я это! …

От ярости из-за ее лжи у него глаза кровью налились.

— Не зли меня, не вынуждай поступить с тобой, как с Гузель. Ее смерть намного страшнее, чем твоя. Умри достойно жены сына шейха. И будешь так же достойно предана земле никто не узнает за что тебя приговорили.

Отпустил ее волосы, переступил через рыдающую Зарему и подошел к столику с графином с водой и хрустальным бокалом. Налил в него воды и открыл мешочек с порошком. Насыпал несколько крупинок, потом еще несколько, — глядя как Зарема всхлипывая смотрит на его действия и тихо просит пощадить. Но его не трогали не ее слезы, ни мольбы. Он хотел видеть ее мучения. Видеть их так же, как видел страдания Альшиты.

Когда поднес стакан и сунул его в дрожащие руки Заремы, она вся содрогаясь в истерике и в паническом ужасе, схватила бокал и вдруг простонала: