Александра-К - Элька [СИ]

Элька терпеливо ждет меня в палате, пока я забираю документы у Семеныча, выписываю Элькин адрес, смотрю по карте, где это… От районной Тьмутаракани еще несколько километров. В общем, медвежий угол. Как мой эльфенок там вырос — вообще непонятно. Такие там просто не выживают. Застреваю взглядом на дате рождения -21 апреля… Блин, сейчас январь — Эльке шестнадцать исполнится только в апреле. Дааа, Влад, мало того, что ты извращенец, так еще и малолетку совратил. Правда, малолетка первый начал, что с меня ответственности не снимает, конечно.

Ну, все, дела закончили, пора домой. Элька бежит впереди меня, залетает в гардероб, берет свою невероятную куртенку — на тридцатиградусный мороз самое то — с голым пузом и в тоненькой футболочке. Не, парень, номер не пройдет — придется ехать домой на такси. Сопли на порученном попечению участке мне вовсе не нужны…

Глаза Эленыша стали круглыми, когда я затащил его в иномарку-такси. Госсподи, слаще морковки ребенок не видал, что ли?..

— Ну вот, приехали, вылезай. Это мой дом…

Эленыш торопливо рассматривает наш довольно запущенный подъезд, я затаскиваю его на свой этаж, торопливо звеню ключами — на лестнице холодно, а мелкий одет очень легко.

— Заходи, это мой дом…

Очень смешно, как Элька начинает знакомство с домом. Кажется, даже носик шевелится, как у обнюхивающегося котенка. Ему интересно, очень интересно. Дизайн у нас, конечно, своеобразный, образца 1970 года, еще до моего рождения и мебель покупалась, и книги. Пианино в красном углу. Там же икона Казанской Божьей Матери. Мама последние полгода молилась. После того, как ее отпели в церкви и похоронили, я ни разу ни о чем не просил Богородицу. Несправедливо вышло, она просила и ей это не помогло. Но это мои личные отношения с Богом, а крест ношу — мама надела давно еще. Память…

Бедный Элька от иконы едва не шарахается. Дурачок маленький, в писании сказано: «Кто соблазнит малых сих, пусть сам наденет на шею жернов и утопится — ибо тогда его участь будет легче, чем божий суд за его преступления». В свое время я легко выигрывал философские диспуты с преподами, чем беззастенчиво пользовалась наша группа — пока мы спорили, никого не спрашивали. Поэтому цитаты в памяти засели — чисто профессиональная тренировка памяти. Это надо для работы.

— Влад, а кто на фото?

— Моя мама и тетя…

— Красивые… А где твоя мама?

— Умерла…

— Ой, извини, пожалуйста…

— Не за что, ты же не мог знать… А с тетей у меня отношения не очень…

Элька пожимает плечами. В спальне — незаправленная кровать — я как вчера утром подскочил, так она и стоит, сверкая переворошенной простыней, мятой подушкой. Одеяло вообще на полу. Мелкий внимательно присматривается… Понятно, что ищет — женское присутствие. А зря. Постоянно у меня никто не живет, а прелюбодействовать я хожу в другое место. Да там меня последнее время не сильно-то ждут. Бесперспективный я для нее. Ну, в общем, да…

Когда мама умерла, для меня это оказалось полной неожиданностью. У меня как раз был бурный роман — первая моя женщина. Мне было ни до чего, каждый вечер рвался к ней, а мама запрещала, надо было учиться. Скандалил, вырывался из дома, уходил даже на неделю. Потом вернулся. Просто застал в ее квартире еще одного мена. Ну, так вышло. А мама все это время периодически ложилась на лечение, потом какая-то операция, тетка ее устраивала с свою больницу, меня как-то мало посвящали в это дело, да я и не интересовался сильно — у меня в голове тогда только моя пассия была. Короче, гром грянул настолько неожиданно, что я просто растерялся от всего. На 9 дней выяснилось, что они с теткой продумали все до мелочей — квартира блокирована так, что я продать ее не смогу без согласия тетки, небольшие деньги в банке были положены, чтобы дать мне безбедно доучиться, оплатить учебу и ординатуру. Она знала диагноз почти полгода и рассчитывала так, чтобы, как я ни дурил, но доучиться смог. С теткой мы тогда же разругались насмерть. Три года я не звоню и не хожу к ней. Хотя знаю, что она зорко за мной наблюдает — она же с половиной универа вместе училась или лечила. Сильно подозреваю, что и Семеныч — тоже шпион империалистической разведки…

— Давай чаю сделаю, печенюшек хочешь?

Элька кивает головой. Я ухожу на кухню, а когда возвращаюсь, вижу, что Элюн спит в моей кровати, обняв подушку и прикрывшись с головой одеялом. Ну да, ночью на сон времени мало оставалось. Ладно, пусть спит. Поезд все равно поздней ночью, да потом еще четыре часа на автобусе, так что вся ночь — в пути… Билеты всегда взять успеем. А я пока соберусь. И найду свою старую «аляску», не супер-пупер, но в мороз сойдет. И свитер пуховый, мамой связанный. Эльке мерзнуть нельзя. Отдал бы нынешнюю свою куртку — но она безбожно будет длинна и широка ему, утонет.

Элюн спит почти до полудня, а я потихоньку собираю еду в поездку, сую в сумку бутылочку бальзама — водку я не пью, но, если автобус сломается, то погреться было бы нелишне. Все-таки не лето, чай, зима… Лишь бы Эльку благополучно довезти до дома и вернуться обратно.

… Влад не знает, похоже; тот, кого он Семенычем величает, видимо, решил ему не говорить. Когда шел консилиум, они долго и нудно говорили, выстукивали меня, мяли пузо ледяными пальцами, слушали холодными железками — фонендоскопами. Говорили они тоже при мне, видимо, думали, что я не пойму. Но суть-то я уловил. Эти мои припадки лечению не поддавались. То лекарство, которое они мне дали, действовало, но вот-вот из-под его действия сердце должно было бы выйти. Они дали три-четыре дня, во время которых приступов не будет. А потом — последействие, эффект отдачи — то есть должно стать совсем худо. И эти дни им были нужны, чтобы я съездил домой и привез какие-то бумаги. Я не сразу понял, что они хотят. А потом подумал, что просто хотят избавиться, чтобы приступы снова начались уже дома. И еще — что домой я просто не вернусь. Сдохну на руках Влада, раз уж он совсем мной брезгует, но никуда не поеду. Хотел сказать им это спокойно, но неожиданно накатили слезы, я сорвался в крик, начал плакать. Потом плохо помню, что было. Очнулся, когда Влад пришел. Вот так вышло — он не знает, а я знаю — четыре дня у нас. А потом — возобновление приступов, когда не то что думать о сексе, дышать-то сил нет. Я не хочу, чтобы Влад меня видел таким, хотя он и говорит, что хочет, чтобы я жил, но припадочный никому не нужен… Как странно — мы, вроде бы, любовниками стали, а он меня все время «братишка» называет. Или он не считает, что мы… Не понимаю его. Не могу понять…

Я уже давно все собрал, сижу возле Элюна, жду, пока проснется. До вокзальчика идти недалеко, а я его еще на барахолку затащил бы — хоть какой свитерок купить, а то ходит с голым задом по сибирскому морозу. «Форс мороза не боится,» — так бабуля всегда говорила, но что-то я подозреваю, что форс-то его от тотального отсутствия денег. Не хочу думать, как он на джинсы заработал, но ему и свитер нужен, и нормальная теплая куртка или хотя бы пуховик — я тут пощупал его великолепие — тонюсенький синтепон, один понт, что воротничок из искусственного меха. В ПТУ, что ли, такие выдают. Понты гонять-то нечего — когда отец от нас ушел, мама после 9 класса хотела меня пристроить в ПТУ — то есть колледж, сорри. Чтобы получил профессию. Тетка насмерть встала, орала, как оглашенная, уговорила-таки, доучили вместе — работать-то я уже после смерти мамы пошел.