Ольга Покровская - Ласковый ветер Босфора

Кажется, ей удалось найти правильные слова, волшебное заклинание, усмирившее пробудившегося в Федорове зверя. В конце концов, он всегда очень уважительно относился к ее работе.

– Хорошо, – послушно кивнул Павел и разжал руки, отпуская ее. – Хорошо. Я не стану на тебя давить. Но помни, после премьеры я жду ответа.

С этими словами он развернулся и вышел из номера.

До премьеры оставались считаные дни. И Катя усилием воли заставила себя на время забыть о личных проблемах, о мучивших ее вопросах и сосредоточиться на главном – на окончательной подготовке спектакля к показу. Павел, как и обещал, не тревожил ее, и все же порой Кате казалось, что она затылком чувствует в стамбульской толпе его жгучий темный взгляд, ловит краем глаза похожий силуэт. То ли внезапно объявившийся после трех лет молчания муж хоть и держался в стороне, но все же не спускал с нее глаз, то ли у нее просто расшалились нервы.

Эртан тоже не напоминал ей о том их разговоре, однако стоило им с Катей оказаться в одном помещении, как она всей кожей ощущала нараставшее напряжение. Как будто сам воздух сгущался, становился плотным, предгрозовым. Казалось, еще чуть-чуть, и под потолком театра начнут бить электрические разряды, вспыхивать зигзагами сухие зарницы.

Даже Мустафа вроде бы угомонился и больше не стремился раскрыть Кате глаза, очевидно, считая, что сделал все, что мог. А может, в нем тоже в конце концов победило рациональное начало, и опытный продюсер понял наконец, что нервировать режиссера перед премьерой – не самая лучшая идея.

Так или иначе, но последние прогоны проходили в нормальной рабочей обстановке. Некоторую сумятицу внесла только Нургуль, чья личная жизнь в очередной раз совершенно некстати забила ключом. В один из дней в концертный зал неожиданно явился Эмре Эрдоган, тот самый рок-музыкант, пробудивший в Давутоглу роковую страсть. Как ему удалось проскочить мимо охраны, оставалось непонятно. Должно быть, Эмре воспользовался своей известностью. А может, это сама Нургуль попросила пропустить своего возлюбленного.

Катя до сих пор не видела своими глазами героя романа Нургуль, лишь слышала от девушки, избравшей ее своей наперсницей, о том, как он талантлив, как не похож на других и какая у него тонкая ранимая душа, а потому не сразу сообразила, что внезапно ввалившийся в зал под конец репетиции полноватый мужик с длинным сальным курчавым хвостом, облаченный, несмотря на жару, в определенно требовавшие стирки кожаные брюки, и есть тот самый мятущийся поэт.

Эрдоган был безобразно пьян, притом, судя по клубившемуся вокруг него запаху застарелого перегара, в таком состоянии он пребывал уже не первый день. Прогрохотав подкованными железом тяжелыми ботинками, он остановился посреди зала, расставил ноги и чуть наклонился вперед. Кате подумалось, что похож он сейчас на быка на корриде, обводящего покрасневшими от ярости глазами арену и решающего, на кого наброситься в первую очередь. У Эмре, впрочем, как оказалось, была совершенно конкретная цель. Завидев Нургуль, уже отработавшую свои сцены, но еще не успевшую снять грим, он решительно направился к ней. Девушка, вероятно, уже знавшая, что, когда возлюбленный в таком состоянии, дела с ним лучше не иметь, попятилась и принялась лопотать что-то успокаивающее. Однако бог знает от чего разбушевавшегося рок-музыканта это не остановило, он, пошатнувшись, шагнул вперед и разразился потоком брани. Точного смысла его прочувствованной речи Катя разобрать, конечно, не могла. Однако и без знания турецкого было ясно, что Эмре обзывает звезду инстаграма последними словами. Что там такое между ними произошло, Катя не знала. Может, Нургуль одумалась и решила вернуться к не столь эксцентричному, зато богатому и надежному бизнесмену. Или Эмре приревновал ее к кому-то из труппы. А может, просто впал в неконтролируемую ярость на почве алкогольных возлияний. Как бы там ни было, но драма в зале разгоралась нешуточная. Эмре ревел во всю мощь своих рок-звездных легких, Нургуль пятилась и заикалась, а все остальные наблюдали за разворачивавшейся сценой в полном ошеломлении.

– А вот однажды на гастролях в Бердичеве артист Епишев свою партнершу Кадикову из ревности ножом пырнул, – пробасил за Катиной спиной Носов. – Прямо на сцене, да-с. В третьем акте «Дяди Вани».

– Да что ты? Насмерть? – ахнул Введенский.

– Господь с тобой, милый, – хмыкнул Морж. – Августа Павловна, царствие ей небесное, мощная женщина была, так сказать, колосс из плоти. А Епишев, прямо скажем, субтильный был мужичонка, костюм казенный только испортил, гад, и плечо Августе Павловне оцарапал. Ну уж она его тогда схватила за шкирку и швырнула прямо со сцены в оркестровую яму.

Бурное объяснение меж тем продолжалось, Катя как руководитель уже поднялась на ноги, чтобы вмешаться, вызвать охрану, когда перед Эрдоганом, как из-под земли, вырос Сережа. Он был почти на голову выше Эмре, однако явно уступал темпераментному музыканту по крепости и величине кулаков, маячил перед ним тощей вихрастой жердью. Эрдоган, кажется, поначалу даже не понял, что произошло и почему перед ним вместо Нургуль вдруг оказалось Это. Он замолчал на секунду, захлопал глазами и помотал головой, вероятно, надеясь, что назойливое видение исчезнет. Повисшей паузы было достаточно, чтобы Сережа звонко выкрикнул по-русски:

– Ты как с женщиной разговариваешь, а, урод? Тебя кто звал сюда вообще? Явился бухой в лоскуты, орет тут, ногами топает. А ну вон пошел!

Понять Сережу Эмре, конечно, не мог. Тот, очевидно, от возмущения забыл, что разговаривает с турком, и призывал его к порядку на чистом русском языке. Но смысл его речи до рок-звезды, похоже, дошел, потому что, помедлив с минуту, Эмре неожиданно чуть согнул колени, отвел назад правый локоть и вдруг точным ударом зарядил Сереже кулаком в глаз.

Все это произошло буквально в считаные секунды. Нургуль завизжала, Сережа растянулся на полу, а на руках у Эмре с двух сторон повисли подскочившие члены труппы. Катя же, наконец дозвонившаяся до охраны, крикнула в трубку по-английски:

– Сюда! В зале чрезвычайное происшествие. Скорее!

Подоспевшие охранники вывели все еще возмущенно оравшего что-то Эрдогана из помещения. Нургуль, достав откуда-то кружевной носовой платок, всхлипывая, склонилась над растерянно улыбавшимся ей и зажимавшим ладонью левый глаз Сережей. А Юрий Гаврилович внезапно объявил:

– А молодец Сергун! Быстро сориентировался, вступился за даму. Достойная смена нам растет, а? Что скажешь, Василий?

– Бланш будет ого-го, – поцокал языком Введенский. – А ведь премьера на носу…

– У кого на носу, а у кого и под глазом, – сострил Носов.