Елена Лабрус - Ветер в кронах

— Успела? — кровать прогнулась под его руками. Горячее дыхание обожгло губы, а потом, словно гася этот пожар, Глеб накрыл их нежным поцелуем.

— Да, — выдохнула Катя, когда он дал ей возможность ответить.

— Отлично. Кофе?

— Не помешало бы, — открыла она один глаз. И когда Глеб встал, увидела то, о чём спросить, наверное, и не посмела бы — использованный по назначению предмет из тонкого латекса размера, навскидку, «XL» или «XXL».

Прошла неделя, как Глеб уехал. Неделя с того дня, как в их жизни был тот… рассвет.

Адамов ничего не обещал, ничего не рассказывал о себе и ни о чём не спрашивал. Предупредив коротким сообщением, что уехал, он за семь дней ни разу не позвонил и ни слова не написал.

«Поставил галочку и вычеркнул», — именно такие мысли навевал Кате молчавший телефон. И сама не зная, как удержалась, но на связь с Глебом она тоже не вышла.

Рискуя уйти в глубокий минус в роуминге, она нашла его Инстаграм, аккаунты ВКонтакте и Твиттере. Но особо к зарисовкам о личной жизни мэра Острогорска они не добавили ни одного штриха. Белый лист. А может, чёрный квадрат.

В Твиттере он только зарегистрировался — и ни одной записи. ВК — закрытая страница. А в Инстаграм — пара десятков фотографий, которые идеально вписывались в образ уважаемого гражданина, серьёзного спортсмена и патриота своего края. Но какой из него, скажем, семьянин, оставалось неясно.

Вот он с группой детей в спортивной одежде под вывеской «Школа самбо». Вот — несколько видов, где все в костюмах и галстуках, явно с каких-то официальных мероприятий. Пара фотографий из спортзала. Все остальные — виды моря и окрестностей, которые, возможно, он сам и снимал.

То ли Глеб не очень дружил с соцсетями, то ли, являясь человеком государственным, сознательно не делал свою личную жизнь общественным достоянием. Но факт остался фактом — трафик потрачен, а Катя ни на шаг не зашла дальше новостей «Вечернего Острогорска» и колонок газеты «Трудовое слово», издающейся с одна тысяча девятьсот тридцатого года.

Но о том, почему так резко Глеб Адамов исчез и со страниц Катиной жизни, она знала, что думать. Что тут думать? Ожидаемо, она стала в его жизни «одной из». И то, как быстро он ей загорелся и вспыхнул, словно сухой порох, давало все основания считать, что так же быстро он и остыл.

Мучили её глупые мысли, не зря ли она так быстро сдалась. Может, стоило до последнего держать оборону, ломаться? Но в глубине души прекрасно понимала, что это — именно глупости. И вообще, она всегда предпочитала сразу. Чтобы без этих иллюзий. Да — да. Нет — нет. И дело с концом. Переспали и переспали. Взрослые люди.

Будет нужна — объявится. А нет, так и чёрт с ним. Не ради него Катя приехала.

За эту неделю девушка обжилась.

Острогорск — город контрастов. Именно эта расхожая фраза первой пришла Кате на ум при ближайшем с ним знакомстве.

Неоновые современные вывески на пятиэтажках типовой советской застройки. Стеклянный фасад супермаркета "Фреш" из изысканного чёрного стекла рядом с деревянным забором рынка.

Простая планировка Острогорска стала Катерине практически родной, напоминая Снежич. Одна центральная улица, названная многообещающе — проспект. Один автобус под номером "один", проезжающий город с одного конца в другой минут за сорок.

Очень удобно. Всё нужное под рукой — еда, одежда, сотовая связь, Сбербанк, электросети. Всё, что душе угодно, тоже мимо не проедешь — музей, книжная лавка, кинотеатр, мэрия.

В супермаркете Катя покупала основные продукты. А с рынка привозила домой клубнику в пластиковых стаканах. Практически ей одной и питалась, «пока не отошла», как говорили торговавшие ягодой бабульки.

Там, в городе, Катя заплатила долги за свет и налоги. Там же заказала свежую экспертизу БТИ, необходимую для оформления дома.

На центральном проспекте нашла и контору по недвижимости.

Не сильно обнадёжили озвученные девушкой-риелтором цифры, а ещё больше удручили сроки, на которые может растянуться продажа. Но Катя не унывала. В конце концов, никто не заставляет её продавать дом немедленно. И заниматься продажей можно будет и из Москвы.

В глубине души она даже порадовалась, что всё здесь так неторопливо. Погода установилась отличная, жаркая, летняя. Даже море стало прогреваться. И она с удовольствием бродила вечерами по колено в солёной воде.

Кате нравились и её дом, и вечно сонный городок, и побережье. Не будь у неё объективных причин задержаться, она придумала бы их сама.

Субботний день близился к концу. И всё шло, как обычно.

Глеб не звонил. Соседская собака рвалась с цепи. Чистое бельё на верёвке трепал ветер. А отцовские дневники, до которых наконец докопалась девушка в кладовке, лежали на письменном столе аккуратной стопкой, разложенные по годам.

Ещё, к своему большому счастью, Катя нашла старенький ноутбук. Но зарядить его и включить так и не смогла. Но, главное, что он есть, и она сможет его увезти домой и там уже отремонтировать без потерь. Пока и того, что она нашла, ей было достаточно.

Старые фотографии, заметки, письма — Катя и не подозревала в себе раньше эту тягу к архивам и чужому прошлому. Она радовалась каждой подписи, оставленной отцовской рукой, как ребёнок. Словно просыпалось в ней что-то, сохранившееся инстинктивно — привязанность к отцу и безусловная любовь, не зависящая от их отношений с матерью, от отношения отца к ней.

Катя не знала отца. И не имела права его судить. Так она решила когда-то давно. С этим убеждением и жила. С ним и приехала, чтобы узнать, понять, разобраться и, может быть, открыть для себя эту тайну — отца, а не писателя Эдуарда Полонского.

Разложив фотографии, она всматривалась в усталое морщинистое лицо с аккуратной бородкой, когда в дверь постучали. Сердце радостно ёкнуло, опережая мозг, тут же подсказавший, что Глеб просто вошёл бы, а не стал робко скрестись в сетку.

Катя распахнула дверь. На крыльце стояла девочка лет семи. В руках у неё обречённо повис щенок.

— Привет! — удивлённо уставилась на неожиданных гостей Катя.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась чумазая девочка. — Не дадите попить?

В принципе, она могла попросить что угодно: соль, спички, код от сейфа, топор, чтобы кого-нибудь убить, Катя всё равно бы дала. Потому, что было в её небесно-голубом взгляде что-то такое, чему не отказывают.

— Конечно! — отступила Катя, освобождая ей дорогу в дом.

И, посмотрев на неё не по-детски внимательно, гостья вошла. Осмотрелась, задержав внимание на люстре.

— Держи! — протянула ей Катя кружку с водой и тоже посмотрела на потолок.

«А люстру-то я отмыть и забыла».

— Спасибо! Это ему, — села девочка на пол, прямо там, где стояла и, сложив ноги по-турецки, поставила посуду перед собой. Бежевый, как передержанное в духовке безе, щенок завилял острым хвостиком, жадно припав к воде.