Елена Лабрус - Ветер в кронах

— Спрашивай! — подлил ей вина Глеб, словно прочитал её мысли. Слишком уж напряжённо она, наверное, на него смотрела, борясь с собой.

— За что ты хотел выпить?

— За тебя, — качнул он водой в бокале задумчиво. — За твою искренность. Обиделась — дала понять, но простила и тут же забыла. Очень это ценю.

— Тогда можно я тебе искренне признаюсь, что не умею спрашивать. Может, ты сам о себе расскажешь? — с робкой надеждой спросила она. — Что сочтёшь нужным.

— Легко, — засмеялся он, сделав глоток своей воды. — Все твои вопросы на лбу у тебя написаны. Даже знаю, с чего начать.

— Я вся внимание, — Катя сделала большой глоток вина и не надеясь на такую удачу.

— Три жены. Детей нет, — посмотрел Глеб на неё с лёгким вызовом. — Я угадал?

Она лишь пожала в ответ плечом неопределённо: может, и угадал.

— Теперь почему нет детей. У первой были с этим серьёзные проблемы. Мы пытались, но так ничего и не вышло. Второй было не до детей, это осознанный выбор. А последняя. Уже бывшая. Сделала на днях аборт.

— Как, уже бывшая?

— Я предупреждал, сделает аборт — разведусь, — равнодушно махнул Глеб рукой. — Она сделала. Я развёлся. Это недолго.

— Но зачем? Аборт?

Он вздохнул, прежде чем ответить.

— Потому, что молодая. Потому, что дура. И потому, что это был не мой ребёнок. И она это прекрасно знала. Проще было избавиться от него, чем потом растить одной.

— А его настоящий отец?

— А вот это меня уже не касается, — Глеб отставил пустую тарелку, откинулся на спинку стула и снова вздохнул. В этот раз сыто и довольно.

— Это она тебя поцарапала? — показала Катя на щёку, хотя следов уже и не осталось.

— Она, вообще, истеричка, — махнул он рукой. — До сих пор не понимаю, как я повёлся на неё. Сказать бы по пьяни, так нет же.

— Иногда в этом трезвом образе жизни никаких преимуществ, — допила Катя остатки вина, и Глеб, недолго думая, подлил ей снова.

— Это точно, — он встал, чтобы взять свою кружку с давно остывшим кофе.

Полотенце упало на пол. И пока Глеб доливал в кружку кипяток, щенок схватил тяжёлую тряпку и поволок по полу.

— Красава!

Парень следил за его усилиями — на полу оставался широкий мокрый след.

— Если что, я не приверженец нудизма, — повернулся он, ничуть не смутившись, и показал на щенка. — Я не виноват.

— Забей! — махнула рукой Катя, рассматривая его с интересом. Вино позволяло забыть о ложной скромности, да и вообще смотреть на такое тело — сплошное удовольствие. — Мне кажется, или для человека с твоими возможностями ты не сильно избалован? Кофе — растворимый, за водой сбегал, продуктовую корзину, помнится, как по списку, закупил.

— Так я не из богатой семьи, — занял он снова свой стул. — К роскоши не приучен. Всё привык делать сам. И добиваться всего сам. Не вижу смысла меняться. И пока у власти, тоже стараюсь не жиреть. Твёрдая уверенность в том, что это временно, и не даёт расслабиться.

— Очень дальновидно.

— Скорее реально, — он снова встал, и, подтверждая свою хозяйственность, поставил тарелку в мойку. Даже воду включил.

— Оставь, я сама уберу, — обернулась Катя.

— Хорошо, — закрутил он кран и показал на кровать. — Тогда, если ты не возражаешь…

— Не возражаю, — встала Катя и оказалась прямо у него на пути.

Вино, не вино, а мимо Глеба равнодушно пройти Катя не смогла. Судорожно вздохнула, натолкнувшись на его грудь. И он замер. Замер и тоже задержал дыхание.

Снова перед глазами ямочка между выпирающих ключиц, и пульсирующая вена на шее. Это было выше её сил — не прижаться к ней губами, не почувствовать её вкус.

— Ну, и что ты делаешь? — отклонил Глеб голову, мучительно выдыхая.

— Догадайся, — оставляя влажную дорожку, двигалась Катя губами от одной его ключицы к другой.

— Заметь, не я это начал, — остановил он девушку и приподнял её голову за подбородок. — Но ты же понимаешь, что…

— Хватит болтать, господин мэр, — перебила его Катя и потянулась к его губам.

Боже, как же он хорошо целовался! Но как же сейчас ей этого было мало. Голова кружилась, одежда мешала. Она отступала к кровати, скидывая вещи на ходу.

Катя ненавидела эту кровать, скрипящую и постанывающую громче неё. Кровать отвечала ей взаимностью, впиваясь пружинами в лопатки, но не сдавалась. Кровать мужественно выдержала первый заход, а во второй прогибалась под спиной Глеба. И Глеб не давал расслабиться им обеим. Их стоны становились двухголосыми и ритмичными, а он останавливался и, меняя позу, добавлял что-нибудь ещё: нежные поглаживания, влажные прикосновения, томительное бездействие.

И Катя задыхалась от желания "ещё". Ещё сильнее, ещё глубже, ещё раз.

И в этом трепетном предвкушении Глеб не давал ей возможности ни думать, ни сомневаться, ни чувствовать что-то ещё, кроме своего тела, пока Катю не накрыло, словно морской волной. Словно она тонула, но в этом плавном оглушающем погружении была бесконечно счастлива и только одно чувство пробилось к ней сквозь толщу беспамятства — желание принадлежать только ему, тому, кто утопил её сейчас в этой бездонной глубине. Навсегда. Без остатка.

Катя почти не помнила, что было после. После было так неторопливо и неважно. Его плечо, надёжное, приручившее. Завоевавшие её губы. И тяжёлая рука, спокойная, уверенно взявшая её в плен. Каждая клеточка Катиного тела теперь стала его территорией. Каждый вздох — его укрощённой стихией. Глеб не сломил, он убедил её покориться. Не подчинил, а выпустил на волю, и этим добился полной и окончательной победы.

Катерина проснулась, когда томное солнце уже вставало над сонным миром.

Глеба не было. На столе лежала нацарапанная на салфетке записка: «Не хотел тебя будить. Позвони».

Безумие этой ночи ещё будоражило кровь, и она тут же набрала номер Глеба.

— Да, — ответил он настороженно.

— Я не знаю, помните ли вы. Это Катя. У нас вчера был неплохой секс.

— Катя?! — деланно удивился он. — Вчера? Не так давно, надеюсь что-нибудь всплывёт в памяти. Помню пьяную девушку. Сырые пельмени. Пересоленный салат, — он тяжело выдыхал, словно делал какую-то тяжёлую работу. — А вот неплохой секс… хм… помню отличный, сумасшедший, необузданный. Неплохого… нет, определённо не помню.

— Пока я не протрезвела, я хочу тебе сказать. Глеб… ты — лучший, — улыбнулась Катя. Она упала на кровать с телефоном в руках и вдыхала запах, оставшийся после него на простынях.

— Ты тоже была ничего, — улыбнулся он в ответ. — Но имей в виду, что это ничего не значит.

— Нет, нет, больше никаких претензий, — поднялась она выше на подушку. — Спасибо!

Она слышала, как ритмично Глеб выдыхает.

— Ты там пресс что ли качаешь?

— Ничто не может сорвать мою утреннюю тренировку, — тяжело дыша, ответил он.