Елена Лабрус - Ветер в кронах

Его мускулистое плечо находилось так близко — Катя боролась с искушением прислониться к нему щекой, делая вид, что увлечена составом отвоёванного корма.

— Андрей, молоко вчерашнее, — прокричала ему от полки с хлебом продавщица. И парень кивнул на её вопросительный взгляд.

Желание Кати прикоснуться к его загорелой гладкой коже губами стало просто патологическим. "Андрей", — прикрыла она глаза и вздохнула.

— Держи! — протянул ей парень так и лежащую одиноко купюру.

— Спасибо большое! Я верну, — больше всего это было похоже на блеяние. Особенно «йаааа» прозвучало высоко и фальшиво.

— А я не знал, какой бы повод придумать, чтобы зайти, — ответил Андрей, забирая сдачу. И Катя спиной почувствовала презрительный взгляд продавщицы.

— Ещё один ходок, — хмыкнула она там себе под нос. Катя обернулась, но названная Людмилой уже пошла в направлении подсобки.

Трудно сказать, расслышал ли парень её слова, и о чём подумал — когда они вышли на улицу, вид у него был совершенно безмятежный.

— Можно было зайти и без повода, — великодушно разрешила Катя.

— Стеф просилась поиграть с щенком, — он перехватил за уголок потеющий пакет молока. — Если мы часов в семь забежим ненадолго, будет удобно?

— Да, конечно, — обрадовалась Катя. — Я ужин приготовлю.

— Ужин? Даже не знаю, что и сказать, — развёл Андрей руками, в которых держал продукты. — Здорово! Тогда до вечера?

— До вечера, — не в силах отвести от него взгляд, кивнула Катя.

И когда он уже развернулся, чтобы уйти, вспомнила, что у неё есть насущный вопрос, с которым не хотелось снова идти к соседке.

— Андрей!

Он затормозил и развернулся.

— Скажи, ты случайно не знаешь, как доехать до кладбища?

— У-у-у-у, — он нахмурился. — С этим сложно. Ну, то есть не так, чтобы очень, — оценил он её удручённый вид. — Но от автобусной остановки идти далеко. По такой жаре тяжело. Лучше взять такси.

— Так, значит, такси здесь есть? — слегка возмутилась девушка.

— Конечно, — кивнул он. — Прости, так и не знаю, как тебя зовут.

— Катя. Мне просто сказали, что здесь такси нет. Только частники.

— Есть, Катя, есть, — снова перехватил Андрей свой пакет холодного молока, с которого капал конденсат, и произнёс её имя так, и смотрел на неё так, что Катя сомлела.

— А тебе важно поехать именно сегодня? Какая-нибудь дата? — пробился его голос в её сознание. У него и голос был мягкий, велюровый, ласкающий.

— Нет, просто хотела навестить могилу отца, — потрясла Катя головой, отгоняя это наваждение.

— Тогда я могу помочь. Отвезу тебя. Только завтра. Сегодня, к сожалению, работы многовато. А завтра день обещает быть посвободнее, смогу вырваться.

— Нет, нет, если это чревато для тебя неприятностями, — вопреки своему желанию хлопать в ладоши и прыгать от радости, отказалась Катя.

— Если бы не мог, я бы не предложил, — прервал он её пламенную речь и оглянулся, словно его ждали.

И Катя не стала оспаривать его железобетонную мужскую логику. Она уже и так его задержала. Ей и самой было некогда — столько всего нужно успеть сделать до его прихода. А времени… времени до ужина определённо осталось в обрез.

— Тогда до вечера? — спросила она.

— Мы будем, — кивнул Андрей, развернулся и пошёл.

Катя, как заворожённая, смотрела ему вслед, впитывая взглядом незаметные детали.

Это как подсматривать в замочную скважину. Что-то глубоко личное, даже интимное. Что-то исключительное, что теперь знает о нём только она. Ведь сам он не видел себя со спины.

Длинная шея с окантовкой подстриженных тёмно-русых волос — упрямым хохолком они росли в одну сторону. Худые лопатки, торчащие под белой майкой обрезанными крыльями. А предательски загнутый уголок одного из карманов, заставил Катю даже улыбнуться. Стройные загорелые икры, покрытые пушком волос. Сланцы, шлёпающие по голым белым пяткам.

Весь в целом парень смотрелся тонким и даже изящным. Точёный рельеф выступающих мышц. Напряжённые плечи, образующие с узкими бёдрами совершенный треугольник. И его пресс, похожий на плитку шоколада, вид которого услужливо подкинула Катина память. По индексу Адониса пропорции его тела девушка назвала бы эталонными. А по своим ощущениям — завораживающими.

«Что же я стою-то!» — опомнилась Катя, закрывая рот, когда боковая дверь магазинчика хлопнула и «милейшая» продавщица вышла покурить.

— Слава богу, хоть это не Галина, — ворча себе под нос, припустила девушка в сторону дома. Она не смогла бы понять, что за общие интересы могли быть у её отца и этой, прости господи, женщины. Катя-то думала, её обсуждали из-за отца, а оказалось, что из-за мэра.

И трудно сказать, стало ей от этого тяжелее или легче. В одном только она была уверена — теперь к ней прилепится ещё одно прозвище, которым обычно называют девушек с ограниченной социальной ответственностью. И скорее всего, с приставкой «столичная».

Сухой корм Гастон погрыз с большим удовольствием, чем колбасу. И Катя, долго сомневаясь, как лучше поступить — оставить щенка в доме или выпустить на улицу — всё же отправила его на свободный выпас, выставив на крыльцо корм и воду.

Там же, на крыльце — в теньке под креслом — она и нашла щенка, когда вернулась из Острогорска. Навьюченная, как лошадь и такая же мокрая, она еле дотащила до дома два огромных пакета с припасами, половина которых предназначалась как раз Гастону.

Сегодня было не до моря, хотя стояла такая жара, что и в ледяную воду было бы не грех нырнуть, чтобы освежиться. Но Катя убиралась, готовила и приводила в божеский вид крыльцо, которое после всех её усилий всё же стало похоже на уютную веранду.

Два кресла, столик, маленький дхиванчик — Катя всё ощтмыла, поминутно вытирая пот. Выстиранные нвакидки, найденные в кладовке, к вечеру высохли и зраняли свои места на продавленном поролоне. Некрашеные доски крыльца посветлели, отдраенные с песочком, как когда-то научила Катю бабушка. Осталось принять душ, вернуть облупившимся ногтям приличный вид и поставить мясо в духовку — результатами своего труда девушка осталась довольна.

Не нравилась Кате только одиноко висящая голая лампочка, что была просто ввёрнута в патрон и просила уютного абажура. Но лепить что-то из подручных материалов не хотелось. К тому же, Катерина купила свечи. И ещё, наверное, не мешало бы скосить траву на заросшем бурьяном дворе. Но газонокосилки в сарае не нашлось, и Катя решила пока смириться. Это было не сложно — Катя так устала за день, словно отстояла смену в плавильном цеху.

Наступающий вечер пока не принёс долгожданной прохлады. С половины седьмого Катя сидела на крыльце, нервно поглядывая из-за книжки на дорогу, а из-за спинки кресла — на работающую духовку. Так и крутилась то туда, то сюда. Несчастная «Море-океан» Алессандро Барикко снова не была открыта. Имя автора — единственное, что Катя прочитала.