Фиона Вуд - Дикая жизнь

Мы с Майклом, Сибиллой и Пиппой записались на вторую поездку в дом престарелых. Остальные разошлись кто куда: в детский сад – помогать «пасти» детей и рисовать гуашью, в библиотеку – путать полки, расставляя книги, или в Исторический клуб – мучительно-медленно реставрировать заскорузлые кузнечные мехи и седла под нервным руководством мистера Рэттла.

Никто особо не возражал, потому что куда бы ни попал в конце концов, это хоть какое-то разнообразие после нашего цирка: гибрида буколической идиллии, гладиаторских тренировок на свежем воздухе и привычной школьной учебы.

Дом престарелых называется «Интернат Дороти и Рэндола Хейс». Он размещается в огромной, особо уродливой коробке из кремового кирпича, с белыми крашеными оконными рамами, возведенной в шестидесятых годах и окруженной бетонными дорожками и клумбами с розовой геранью. Здание построили специально для стариков, внутри его легко моющийся блестящий линолеум на полу, пандусы, ламинированные столешницы. Там, где есть ковровое покрытие, оно довольно толстое и колючее, состоящее из квадратов, которые можно быстро заменить в случае порчи.

Обитатели дома, сплошь не от мира сего, расположились в продавленных креслах-шезлонгах с виниловой обивкой, стоящих полукругом возле телевизора, передачи которого давным-давно утратили для них смысл. Здесь повсюду пахнет немощью и слабоумием. Капустой, мочой и сосновым освежителем для воздуха. Но если дышать ртом, не пахнет вообще ничем.

На этот раз Пиппа захватила с собой косметику, выполняя обещание накрасить Долли. Они болтали, как давние подружки, Пиппа узнала секрет чудесной кожи в восемьдесят лет (никаких солнечных лучей и крем «Пондс»).

У подопечного Майкла, Линдсея, прогрессирующая деменция, и он не придумал ничего лучше, чем почитать ему вслух. Линдсей то и дело перебивал его вопросом, когда придет Рой. Майкл вежливо отвечал: наверное, завтра, на что Линдсей говорил: «ах да, завтра», будто и вправду вспомнил, с довольным видом усаживался поудобнее, подсасывал вставные челюсти и выслушивал еще пару прочитанных строк.

Мы с Сибиллой проводили время с Бетти и Морин – двумя престарелыми фуриями, которые без зазрения совести жульничают, играя в боулинг на ковре. Морин между делом теряет несколько стеклянных шариков, а когда ей не удается выиграть, она страшно злится и капризничает, поэтому наша задача – сделать все возможное, чтобы она выигрывала каждую вторую партию. Во время прошлого визита ее пришлось увести в комнату, чтобы она немного успокоилась в одиночестве, и мы не хотим, чтобы и на этот раз она так же опозорилась.

Нам приносят еду, но мы в один голос заявляем, что уже поели. Местное меню вгоняет в депрессию: все в нем отварное, чуть теплое, водянистое и воняет полуфабрикатами. И десерт, и основное блюдо – все на одном подносе. Сегодня на сладкое запеченный заварной крем, посыпанный мускатным орехом, с виду резиновый и прыгучий, как мяч. При виде его мне становится совестно за все наши жалобы на «лагерную» кормежку: по сравнению с домом престарелых, наша столовая выглядит раем для гурманов.

Линдсея надо покормить, и Майкл отважно берется за эту работу, когда сотрудник дома престарелых предлагает ему поучаствовать. К своим обязанностям Майкл относится со всей серьезностью. А почти все остальные стараются отвертеться и сделать самый минимум.

У Линдсея кожа туго натянута на лице, она бугристая и вся в пигментных пятнах. Он открывает рот, как птенец, но не всегда вспоминает, что надо еще закрыть его, пережевать пищу и проглотить, поэтому кое-что утекает из разинутого рта. Сестра повязала ему на шею кухонное полотенце – видимо, оно справляется с задачей чуть получше обычного нагрудника. Взгляд Линдсея застывший, в глазах отражается нечто среднее между пустотой и испугом. И неудивительно: все его близкие мертвы, и он вряд ли намного переживет их.

Заканчивая кормить Линдсея, Майкл выглядит серьезным, каким я еще никогда его не видела, а он вообще не из улыбчивых.

Когда мы закончили и покинули дом, Пиппа, которая на всем протяжении визита была воплощением доброжелательности и улыбалась не переставая, попросила:

– Слушайте, если я когда-нибудь настолько состарюсь, пожалуйста, пристрелите меня, и контрольный в голову не забудьте, и я, между прочим, не шучу. – И направилась к автобусу одна.

Майкл коротко пожал мою руку выше локтя, признавая, что мне становится тяжело даже от случайных упоминаний о смерти. Но на самом деле это не так. Тревожит то, что смерть значится на повестке дня, даже когда о ней не упоминают.

Майклу понадобился журнал («Молодой ученый»), поэтому до отхода автобуса он еще раз решил сходить к киоску, а я отстала и поравнялась с Сибиллой.

– Трудно ему, – сказала она. – Все мы, остальные, думаем, как плохо там пахнет, когда мы наконец уедем отсюда, и как бы не забыть дружески улыбаться, но я-то знаю, что Майкл сидел там с грузом осознания бренности жизни на плечах и все сильнее беспокоился о том, что когда-нибудь и он потеряет свой разум.

Она была права. Я спросила:

– А он с кем-нибудь встречался?

– Нет, но ты ему нравишься, – ответила она.

– Я не в счет, и если уж говорить начистоту, ему нравишься ты.

– Да, но только теоретически.

Нам обеим известно, с каким энтузиазмом он воспринимает теории.

Ей хватило честности признать это.

Глазеть в окно автобуса, смотреть, как деревья проносятся мимо, а небо остается неподвижным, – пожалуй, мой самый любимый способ проводить время, хоть и возвращаемся мы в школу. Я сижу рядом с Лу, которая, как обычно, читает. Бен прямо передо мной, рядом с Бисо: они убеждают друг друга послушать какие-то никому не известные записи рэпа.

Лу остается загадкой. Даже в условиях корпуса – инкубатора для эмоций, где нервные срывы периодически случаются у каждой из нас, даже после ее выступления, даже несмотря на то, что я наблюдаю за ней вблизи ежедневно. Ясно, что для нее Майкл и романтика вообще никак не связаны, но почему бы и нет? Может, дело в том парне с фотографий на закладке? Встречаются ли они до сих пор? Может, это он шлет ей письма из Франции?

С тех пор, как она выступила на концерте, у нее появилась толпа поклонников, фанатов инди. Ее, похоже, это вообще не волнует, но я знаю, что ее обхаживала «Миро» – самая крутая группа в нашей параллели.

Она проводит много времени за чтением, подолгу возится с фотоаппаратом, голубой замазкой, всякими пушинками, волокнами и веточками. Может, собирает образцы «уникальных» элементов «новых медийных технологий» для своего портфолио. Так преподаватель живописи, мисс Боттрелл, обычно называет все концептуальное или абстрактное.