Фиона Вуд - Дикая жизнь

Ну вот, теперь я защищаю человека, на которого когда-то сама орала за то, что мне не разрешили сделать поддельное удостоверение, – как же это вышло?

– Спасибо, конечно, но мне и своих родаков хватает. Я хотел только прошвырнуться куда-нибудь, выпить и музон послушать.

Его лицо совсем близко, и я вдруг понимаю, что он никогда не рассказывал мне о своих родных.

– Ты как будто злишься на меня, но за что?

– За то, что поднимаешь столько шума из-за ерунды, – говорит он.

– Какая же это ерунда, если я чувствую себя… – мне не хочется говорить «брошенной». От этого сразу кажешься такой унылой неудачницей. – Послушай, я не хочу ссориться. Просто в следующий раз… спроси, есть ли у меня планы, хорошо?

– И что, достанешь документ?

– Да, достану.

Он снова придвигается на расстояние, удобное для поцелуев.

– Может, теперь продолжим?

– А что, все нудные разговоры уже кончены?

Он вздыхает.

– Что-то еще? – нарочито терпеливо спрашивает он.

– Ты ждешь, что мы сейчас займемся сексом – прямо здесь, в глуши, под открытым небом?

– Ну-у… вроде как. А ты нет?

Он расцветает неотразимой улыбкой, целует меня в уголок рта, наклоняется ниже, целует в шею, приоткрыв рот, и окутывает меня всем своим жаром и твердостью мышц. Так нечестно. Нечестно!

– Завтра я иду в одиночный поход, и ты целых два дня меня не увидишь.

Экономя энергию, я на автопилоте даю себе указания: не теряй головы. Не отдавай контроль телу. Время для разговора пришло.

И я пытаюсь объяснить: несмотря на то что меня очень-очень, просто ужасно тянет к нему, мы поспешили, мы разом перескочили все, что мне хотелось попробовать, прежде чем перейти к отношениям в полном смысле слова, то есть начать спать вместе.

– Что, например? – интересуется он.

– Разве мы стали ближе, чем в то время, когда только решили встречаться? Если не считать… ну, ты понял. Мы ведь почти не проводим время вместе. Мы мало разговариваем. Я не знаю даже, какие у тебя политические взгляды. Не знаю, есть ли у тебя какой-нибудь питомец, ломал ли ты в детстве руку, как ты ладишь с родными, куда хочешь пойти учиться после школы, где ты особенно любишь бывать один, и хотя я постоянно вижу, как ты уминаешь целые горы еды, мы ни разу не выпили вместе кофе. Я вообще не знаю, пьешь ли ты кофе. Я – нет. Ну, иногда латте – еще можно, но мне больше по душе травяной чай.

– Так это же все для парочек, я думал, тебя такие вещи не интересуют.

– С чего вдруг?

– Без понятия. Ты же забываешь про годов-щины.

– В том-то все и дело! У меня же никогда не было парня. Я хочу узнать больше, начать с нуля, как полагается, может, даже в течение целого года, чтобы получилась настоящая годовщина, и… ну, я не знаю – проводить вместе время, целоваться в кино, читать книги, говорить обо всем, слушать музыку… А мы как будто перескочили через пролог и слишком рано добрались до самой середины.

– А я не понимаю, почему нельзя делать все сразу. Например, могу спеть тебе, пока мы занимаемся этим самым. Зачем стереотипы? – Он пытается меня рассмешить.

– Коротенькая получится песня.

– Ох.

– И даже секс, если уж мы о нем заговорили: да, я знаю, что для этого нужно время и практика, но откуда они у нас возьмутся?

– Е-мое, Сиб, так можно же начать прямо здесь и прямо сейчас. Думаешь, у других не так? Есть момент – пользуйся.

– Но я так не хочу. Не хочу быть как люди, которые занимаются сексом на вечеринках, и так далее. Как будто напоказ.

– Значит, ты ко мне охладела.

Если бы! Я смотрю на него и борюсь с желанием прыгнуть на него, плюнув на разговор, но мое романтичное «я» требует ухаживаний, прогулок без определенной цели, совместного просмотра скверных телепередач, песен, возможности доверять друг другу и пользоваться доверием.

– Ну скажи, к примеру, кто твой любимый поэт?

Он явно изо всех сил старается проявлять терпение. А мне, хоть я и отталкиваю его, ужасно его жалко.

– Да я как-то не задумывался… ну, может, Уильям Блейк. Ну что, теперь можно?..

– Ты что, не понимаешь? Что я хочу, чтобы события развивались по порядку?

– Вообще-то нет. Разве у нас не век мультизадачности, трех мониторов, параллельных вселенных?

Он смотрит на меня и мрачнеет: до него наконец доходит, что я имею в виду совсем другое.

– Знаешь, все, что ты описала, – не спешить, поговорить, книги… все это очень похоже на то, как было у вас с Майклом. Так, может, ты уже дошла до нужной стадии после… скольких там? Десяти лет?

– Двенадцати.

– И теперь готова трахаться с ним?

– Ого! Это, между прочим, подло. При чем тут Майкл?

– Ага… да насрать, проехали, – он встает. – Ты, главное, дай мне знать, если у тебя чувства переменятся.

Чувства? Да как у него язык повернулся сказать такое?

– Дверь открыта, – добавляет он. – Мое тело – твое, – он разводит руками, поворачивается и уходит.

Я откидываюсь на спину, смотрю, как голубое небо проедает дыры в светлой и темной листве, а слезы скатываются к вискам, горячими струйками пробегают по волосам и капают на землю.

Что ты сейчас чувствуешь , Сибилла? Что мне сказать, чтобы все исправить? Конечно, мы можем поставить секс на паузу. Я сделаю все, что понадобится, соблазню тебя так медленно, как ты захочешь.

Я буду ухаживать за тобой и воспламенять тебя. Буду ждать, пока мы не наверстаем все, что упустили. И разбужу тебя волшебным поцелуем, когда придет время. Я буду петь тебе всю звездную ночь напролет. Буду смаковать тебя, как молодой персик первого лета.

Он возвращается. Я шмыгаю носом и вытираю лицо, но он подходит лишь настолько близко, чтобы я услышала его слова: «У-Тан Клан».

И отворачивается, не замечая – или «не замечая» – слез. А это или бессердечие, или деликатность. Нельзя же, в самом деле, спать с парнем, пока не узнаешь его настолько хорошо, чтобы понять, бессердечный он или деликатный, верно?

Уходя, он говорит:

– Так что вот музыка для начала, ага?

Дождавшись, когда он уйдет, я перечисляю:

– «Лаксмитс», Пэтси Клайн, «Велвет Андерграунд», «Чеарлифт». На этой неделе. Спасибо, что спросил.

Я твержу себе: когда люди встречаются, они ссорятся. Идеальные парни существуют лишь в стране воображения. А мне еще повезло – меня выбрал сам Бен Капальди. Давно пора расслабиться, у всех бывают неудачные дни, и это еще не значит, что мы расстались.

Оказывается, среди всех этих объяснений нет кнопки, надежно выключающей слезы.

пятница, 23 ноября

В этот черный день Холли превзошла себя.

Время ужина. Пятница. Пятничная фриттата, что само по себе удручает.

Присцилла кромсает все остатки овощей, какие под руку попадутся, сооружает для них яично-сырное покрытие, которое зажаривает до состояния резины, режет на ломти, а мы пытаемся переварить их.