Энн Голд - Подарок

Он дернул руки вверх, когда свет в комнате погас совершенно, сглотнул насухо и издал какой-то сдавленный кашляющий звук. А, когда свет включился, он бил по глазам с непривычки – хотя и все еще рассчитано мягкий – Гвендолин стояла в нескольких шагах от дивана, уже одетая в водолазку. Подняла с пола юбку и застегнула на поясе какие-то спрятанные кнопки.

– Я… Это было… – начал он хрипло.

Она молча, отрешенно улыбнулась, скользнув взглядом по нему – и мимо него.

– Спасибо, и я… – опять предпринял он жалкую попытку.

– Спасибо, Ник, – проговорила она голосом, слегка сбитым после танца, а потому странно беззащитным. – Было очень приятно для вас работать. Вы можете позвать хостесс, когда будете готовы. Не торопитесь.

С этими словами Гвендолин повернулась и ушла, мягко прикрыв за собой дверь.

Он сжал обе руки в кулаки и поднял, и ударил по дивану, удары были мягкие и слабые, и это тоже вызвало омерзение. То, как она просто ушла… Сука. Чертова дешевая шлюха.

Ну, а ты чего ожидал, чего ты ожидал, чего? Чего, Ник, чего ты ждал от профессиональной шоу-танцовщицы? Что она тут же тебе отсосет, возьмет твои яйца в рот, позволит трахнуть? Нет, серьезно? Ты взрослый мужик или что? Ты, вообще, где?

Так он ругал то себя, то ее, не щадя, не выбирая выражений, пока трясущимися руками наливал себе щедрую порцию спиртного. Он выпил залпом, прижал ладонь ко рту, чтобы все обратно не выкатилось. Было у него странное свойство – его тошнило, если он сильно волновался. Он встал и прошелся вдоль дивана, подошел к окну. Его стояк начал спадать, но совсем откланяться не спешил. Он прижался лбом к стеклу, разглядывая машины и уличные фонари внизу.

Позади него открылась дверь, и он обернулся в какой-то безумной надежде, сам ненавидел себя за нее. Нет, это не Гвендолин вернулась, конечно.

Конечно, ядовито протянул голос в его голове, и он понял вдруг, что это голос его жены. Конечно же, это не она.

Вошел Джо. Вместе с ним шла хостесс, суровая девица, манерами и одеждой – белая рубаха, галстук, серая юбка до середины икры – похожая на надзирательницу в концлагере. Как ни странно, Джо и эту мегеру сумел развеселить, и теперь она улыбалась кончиками губ, слушая какие-то шутки его приятеля и кивая на ходу. Она щелкнула по магнитофону, кассета начала крутиться быстро и нервно, видимо, включилась перемотка. Джо захохотал:

– У вас тут ретро-вечеринка была? Ну? И как все прошло?

– Мне очень, – он хмыкнул под взглядом хостесс. – Мне очень понравилось. Все выше… всяких похвал.

– Очень рады, – механически сказала хостесс. – Будем рады видеть вас еще, джентльмены. Постоянным клиентам бонусы и скидки, учитывающие также размеры ваших чаевых и другие параметры поведения.

Джо издевательски задвигал бровями, приглашая его посмеяться вместе с ним: «параметры поведения». Но он выглядел очень довольным.

– Итак? Это был хороший подарок? – спросил он, когда хостесс ушла, прихватив магнитофон. – Ты в самом деле доволен, Ник? Как она танцевала?

Он молча уставился за окно.

– Красиво, – тихо сказал. – Было очень красиво.

– Ну уж? – не поверил Джо. Он подошел и встал рядом с ним, привалившись плечом к косяку. – Просто красиво, и все? Она что, не раздевалась?

Заметив, что друг его молчит, Джо как-то обиженно пожал плечами:

– Хорошо. Хорошо, что ты просто… ты расслабился. А ты ведь расслабился?

Ник покосился, с кривой и виноватой ухмылкой:

– Похоже, чтобы я был расслаблен?

– Нет, но…

– Ты знаешь, что это ее настоящее имя? Гвендолин?

Лицо у Джо стало до смешного надутым:

– Нет. А что? Какое это имеет значение?

Он не стал объяснять, взял свою куртку, брошенную на дальнем кресле у дальней же, обшитой зеркалами, стены. Они вышли, проверяя каждый свои телефоны. Джо оставил для Гвендолин еще какие-то чаевые, неприлично щедрые, объясняя ему на ходу, что, какое бы впечатление она не произвела, как бы стремно не станцевала – она все же отработала свое. Нику хотелось сказать ему, что Гвен станцевала более чем блестяще. Но ему стало казаться, что это было бы каким-то нарушением тайны, некоей особенной, возникшей между ними, связи.

Как бы эта связь призрачна не была, и пусть она скоро исчезнет – он думал о Гвендолин со смесью тоски и нежности. Ему не хотелось ее отпускать, даже в мыслях. Когда такси с его другом отправилось на другой конец города, он поднялся на крыльцо своего дома, открыл дверь, снял с себя одежду и прошагал прямиком в душ. К моменту, как вода прогрелась, пар начал стелиться по ванной комнате – у него стояло так, что можно было гвозди заколачивать. И к этому моменту он представил все, что мог бы сделать с Гвендолин – во всех красках и подробностях.

Но кончил он не от этих бессвязных, бесноватых, похожих на перебор порно-открыток фантазий, нет. Он просто закрыл глаза и вновь увидел под веками эти жемчужные бусины, покрытые ее соком. Так он очутился на самом краю. А потом он вспомнил прикосновение ее губ к его виску. Ш-ш. Ник. Я здесь, рядом с тобой.

Вот тогда он и кончил, захлебнувшись собственным криком.

Он посмотрел на часы, а потом в телефон: это невротическое ожидание ему не добавляло собственного достоинства. Ерзая на диване перед пустой сценой, он чувствовал себя одновременно возбужденным, униженным, опозоренным – а также живым и счастливым. В приложении стояла отметка:

Ваш приватный танец забронирован сегодня в 21—30. Представление: Гвендолин.

Он вглядывался в буквы ее имени, как в какие-то неразрешимые иероглифы. Пытался представить, как она говорит, смеется, ест, пьет, делает какие-то обычные дела. Допустим, мочится.

Он толком видел ее лишь в одной стихии – в танце, но человек, живой человек, не может всегда быть таким, прекрасным и недостижимым. Человек должен жить, дышать и смеяться, ненавидеть кофе с молоком, или, наоборот, любить, бояться пауков или втайне от всех залипать на видео с котиками, все это – то, из чего мы состоим, и что составляет нашу суть. И все же он мечтал увидеть еще раз, как она танцует.

У нее, несомненно, был талант.

Грустно, что женщины тратят свой талант на такую стремную работу, как эта, думал он, вслушиваясь в ударные. В зале было шумновато, но он решил, что это просто вечер пятницы. Где-то рядом со сценой, в отгороженной полукругом зоне звенели бокалы, раздавались крики: «с днем рождения», несвязные поздравления, нестройное пение. Официант принес ему бутылку «Кристалла» и бокал, он удивленно поднял брови.

– Угощает джентльмен вон из-за того стола, – пояснил бесстрастно. – Это для всех в зале.

– Каждому по бутылке? – поразился он с такой провинциальной откровенностью, что губы у британской морды невольно дрогнули.