Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга вторая

Он молод, и его непомерная творческая натура дала о себе знать. Он просто не понимал, о чем просил, – его переполняли чувства, и, как обыкновенному влюбленному, ему хотелось кричать о них на каждом шагу. Но не в нашем случае. Артему с близкими повезло куда больше, чем мне. У него была только мать, которая догадалась о предпочтениях сына еще по детскому поведению. Или, может быть, Артем больше доверял ей? Или просто-напросто он оказался смелее и правдивее, чем я? Так или иначе, но мир он видел в светлых и ярких тонах, таким же и изображал его на своих картинах. Так рисуют маленькие дети, у которых вся поганая жизнь далеко впереди. Мне хотелось подойти к Артему и начать трясти, чтобы из его наивной головы вывалились глупые мысли.

Мы боролись. Я стаскивал с него полунадетое пальто, уговаривал остаться и просил не вести себя, как мальчишка.

– Я мальчишка? – гневно засверкал он глазами. – Это я хочу жить, как подросток, пряча свою жизнь по тайникам, будто курю втихаря?

Артем бросился к двери. Вот упертый! Но я сильнее, и через мгновение он, уже прижатый к стене, не может пошевелить руками, только мотает головой и что-то бормочет, чтобы я оставил его. В порыве оглушающей страсти я смял его восхитительные, такие манящие, особенно сейчас, чуть надутые от обиды губы. Водил по ним языком, кусал, наши языки переплелись. Артем тянулся освободить руки, но я крепко держал, наслаждаясь его ртом.

– Неужели тебе меня такого недостаточно? – шептал я. – И об этом обязательно знать другим?

– Макс, я и секс для тебя одно целое, я же прошу большего.

– Не сейчас. – Возбуждение коснулось низа живота, и вразумлять Артема на данную минуту мне совершенно не хотелось.

– Хорошо, тогда сделай одну-единственную вещь!

– Какую? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Не отпускай меня.

Первая неделя в прокуратуре далась хуже, чем я себе представляла. Все новогодние праздники я прозанималась подготовкой к экзаменам: читала, учила, повторяла, но, к счастью, не напрасно – сессия закрыта на «отлично». На столе лежала приличная стопка приостановленных уголовных дел, подлежащих проверке на соответствие закону. Я разложила их на более маленькие стопочки по возбужденным статьям. Самую большую часть составляли кражи. Фамилии заявителей мелькали повторно по разным делам. Какой-то нескончаемый круговорот!

Я зависла над толстенным делом, состоящим из трех томов. Провела пальцами по уставшим глазам. Строчки начали сливаться, и я перестала вникать в смысл просмотренного текста. Меня охватила грусть, отчего захотелось заплакать. Среди запыленной бумаги и картона я сама скоро превращусь в бумажного человечка. Упав головой на дело, я сомкнула глаза. Даже с закрытыми веками, ощущала, как стены кабинета давили, сдавливали мой мозг. Вот примерно в таком же кабинете пройдет моя жизнь, и умру я тоже посреди этих дел, возможно, мое окоченевшее тело не обнаружат в бумажном завале.

В первый рабочий день я столкнулась с Удальцовым. После заграничного отдыха Иван Николаевич выглядел отдохнувшим; загорел, на носу чуток подгорел. А я шла ему навстречу худой, бледной и измученной. Первой произнесла приветствие очень сдержанно: «Здравствуйте!» Он, немного подумав, наоборот, очень мягко и дружелюбно сказал: «Привет!» Оглядел меня с ног до головы и пошел прочь. Наверное, он провел отличные новогодние каникулы с супругой, может быть, гораздо лучше, чем сам себе ожидал. Что ж, я была рада за него.

Сегодня, как никогда в жизни, меня кололо в одно заветное место встать и сбежать пораньше. Я намеревалась это сделать на обеде, но заболталась с Надей. На часах около пяти. Еще целых полтора часа до конца рабочего дня, но мне было невтерпеж.

Набравшись смелости, нервной походкой я поплелась к кабинету Удальцова. Дверь кабинета настежь распахнута, но я не отважилась зайти сразу. И лишь выждав минуту-другую, переступила порог.

Он что-то поспешно спрятал. Оказывается, это был телефон с наушниками! Начальники тоже смотрят фильмы или слушают музыку на рабочем месте, пока бесплатные работники лопатят их работу.

– Можно я уйду пораньше? – я ударила вопросом сразу ему в лоб.

– А что случилось? Что-то уважительное? Надо бы проверить дела приостановленные. Как у тебя с ними? Есть что на отмену?

– Есть. Может, лучше завтра обсудим? На свежую голову?

Удальцов пожал плечами:

– Хорошо, иди. Не имею права тебя задерживать.

– Спасибо!

Я выскочила на свежий воздух, полной грудью вдохнув спасительный глоток, и обернулась на мрачное здание за спиной, из которого только что вышла. Что летом, что зимой это здание мрачнее тучи, как здоровенный неуклюжий великан, с уродскими покореженными окнами.

Ноги сами понесли меня по протоптанной дорожке через дворы – прямиком в театр. Не найдя брата в гримерке, я выперлась прогуливаться по сцене, по залу, болтала со знакомыми. На этих выходных будут играть премьеру, почти все готово. Я уселась на свое любимое место одиннадцатого ряда, забронированного за мной пожизненно.

Мое настроение ухудшилось, когда я заметила вышагивающего по сцене Индюка. Сегодня он опять в белоснежной рубашке с закатанными рукавами. Белый цвет его любимый, это точно. Завидев меня, он прищурился и громко спросил, рассчитывая, что я слышу, у присутствующих:

– Почему посторонние здесь?

Ему что-то ответили. Пьеро пристально поглядел на меня и царственно поплелся за кулисы. Посидев еще немного, я тоже поторопилась вернуться назад к брату.

По пути, встретив Алену, солистку театра, она недавно получила главную роль в одной оперетте, я остановилась по-дружески поболтать. Она артистка второго плана, к сожалению, и о главной роли мечтает с давних пор. Девушка красочно рассказывала, как они репетируют, как она вкладывается в первую главную роль, что просто одними словами невозможно передать. Мы громко разговаривали и смеялись. Как назло, мимо прошагал Пьеро. Мысленно я пожелала ему всю жизнь бездельно бродить по коридорам или в лучшем случае петь в хоре, стоя в самом последнем ряду слева, где занавес закроет его самодовольное лицо. Он даже не посмотрел на меня, но поправил очки.

– Улетный зад! – вслед ему бросила Алена.

– У кого? – прикинувшись валенком, переспросила я.

– У новенького.

– Ничего особенного, – хмыкнула я.

Зачем она сказала это мне? Разве я похожа на девушку, очарованную его задом? Я правильно сказала: «Ничего особенного». Такой зад у всех мужчин, и Пьеро не исключение. Самый обыкновенный, не привлекательный, не интересный, подтянутый, упругий, сексуальный. Я провела языком по пересохшим губам. В коридоре душновато, захотелось разом осушить стакан ледяной воды.

Читать дальше