Ксения Нихельман - Музыка перемен. Книга вторая

– После таких напыщенных слов ты говоришь, что я ничего не значу. Я правильно понял?

– Здесь просто потрясающее освещение! – Он поплелся дальше, разглядывая просторные залы. – Надеюсь, моя задумка сумеет совместить в себе элементы роскоши и простоты. Чтобы каждый присутствующий, заходя в помещение, чувствовал, что попадает в иной мир, доселе незнакомый ему, но при этом отражалось бы простое ощущение легкости, комфорта. Кстати, о женщинах? Ты слышал, почему мужчины предпочитают на красивых и дорогих женщин просто глазеть и пускать слюни?

– Нет, – буркнул я, обидевшись на него. Как же неприятно прозвучали его слова. «Ничего».

– Они сравнивают их с дорогой мебелью, дорогой одеждой, которую жалко использовать, жалко марать, порвать. Поэтому оставляют покоиться в магазинах, а сами предпочитают лежать на старом продырявленном диванчике в стершихся домашних трениках. Так вот, я хочу, чтобы мои работы были роскошными, но их хотелось использовать без страха, даже больше скажу, со страхом не использовать.

Я молча расхаживал поодаль от него, делая вид, что ужасно устал. Нет, я не привлекал к себе внимания, просто в голове не укладывалось.

– Ты обиделся? – с легкой улыбкой поинтересовался Артем.

– Нет, я никогда не обижаюсь.

Он подошел и, подтянувшись, чмокнул меня как ребенка в висок. Его небесные глаза лучились, и я не мог понять, как, имея это в глазах, я «ничего» не означал.

– Я прощен?

– Думаешь отделаться детским поцелуем?

Я взял его лицо в свои ладони и принялся дразнить его восхитительные полные губы. Как же мне нравилось это проделывать с ним. Алые, истерзанные, припухшие. Они сводили меня с ума! Рукой я пробрался под пальто и накрыл ладонью его пах. Я знал, что тоже свожу Артема с ума, об этом говорило его тело. Расстегнув молнию, провел пальцем по напряженному члену.

– Нет! – Он с силой оттолкнул меня и отскочил на безопасное расстояние. – Нет!

– Почему? – Я сделал пару шагов навстречу, протягивая ладонь вперед, как будто держал кусочек еды для запуганного голодного зверька.

– Только не здесь! Я тебя очень прошу! Максим, отойди от меня назад. Дай мне прийти в себя.

Конечно же, я не послушался его. Сокращая между нами дистанцию, рассчитывал на его капитуляцию. Хотя бы для того, чтобы поговорить, выяснить, что произошло. Обычно Артем набрасывался на меня, забываясь о нормах приличия.

– Нельзя, чтобы эти стены впитали то, что могло произойти сейчас. Они запомнят твой запах, твои стоны, я после не смогу работать. Что я покажу заказчику? Во что я все это устрою?

– Но дома же ты рисуешь? Со мной или без меня. Объясни, что сейчас произошло такого, что так напугало тебя? Ты поэтому не рассказывал о кофейне?

– Да. Я не смогу объяснить. Еще слишком рано для тебя. Ты ничего не поймешь!

– Каким образом я влияю на эти гребаные стены? И те стены, которые ты возводишь перед собой, отгораживаясь от меня?

Я перешел грань, оказываясь наравне с ним. Он моргал глазами и водил языком по пересохшим, истерзанным губам.

– Ты слишком близко, бога ради, вернись назад. Единственное, что у меня есть, это работа. Прошу, оставь ее мне.

Сцепив его руки за спиной, я вжал Артема в холодную штукатурку.

– Тогда после сделай то, что привык. Скажи, что мы просто ищем удовольствия, и оставь меня, – ледяным тоном проговорил я.

– Зачем ты так? – Он дрожал.

– Если я для тебя ничего не значу, зачем ты со мной? Больше не нашлось желающих терпеть твои несносные капризы?

Артем подергался чуть-чуть, но тут же обмяк, перестав бороться. Затем склонил голову мне на плечо, и я ослабил хватку, осознавая, что перегнул палку. Он обвил мою шею руками и припал в жарком поцелуе. Стоило ему коснуться меня, как я мгновенно забывал все на свете. В каком-то сумасшедшем порыве Артем начал освобождаться от верхней одежды. Я вообще ничего не понимал. В голове сумбурно проносились слова: «работа», «стены запомнят», «они безжизненны», «иллюстрации к учебникам». Когда мы познакомились, он писал по-другому. Мне нравились старые работы, я находил их оригинальными и мастерски выполненными. Но сейчас от старых работ не осталось и следа, куда они подевались, знал только сам художник. Я вспомнил, как после нашего первого секса он лихорадочно переставлял все с места на место. А потом…

– Одевайся! – приказал я.

Он послушно, как сумасшедший, оделся. И уже ждал новых распоряжений. Это нежилое помещение находилось недалеко от его мастерской. Поэтому, взяв Артема за локоть, потащил туда. Всю дорогу он молчал, не задавая вопросов и не сопротивляясь.

Когда мы зашли в мастерскую, я окинул взглядом работы. Безусловно, от старого почерка ничего не осталось. Это больше не напоминало тонкое восприятие мира неуверенным юношей, а чувствовалась рука сильного и волевого мужчины с жестким характером. Я бросил взгляд в его сторону. Мужчина с характером, закусив губу, переминался с одной ноги на другую. Я пересилил накатывающую волну смеха, оставаясь серьезным и устрашающим.

– Раздевайся! – снова приказал я.

Он вопрошающе поглядел на меня.

– Что смотришь? Раздевайся!

– Полностью?

– До брюк.

Я искал одну-единственную вещь, которая могла расставить все по местам. Найдя, кинул ее Артему:

– Надевай!

Это была та самая белая растянутая майка. Сейчас Артем сливался с ней своей бледностью. Он, казалось, не дышал. Я взял кисть и макнул ее в гуашь. Подойдя к нему, размазал краску по ткани. То же самое проделал с его запястьями.

– Что ты делаешь?

– Хочешь сказать, что не понимаешь? Или не помнишь?

– Что тут помнить? – Он оглядел себя. – Я так выгляжу всегда.

– Не прикидывайся!

Я принялся раздеваться. Избавился от обуви, стянул джемпер, футболку из-под него, расстегнул ремень и молнию на джинсах и снял их вместе с бельем. За моими движениями Артем следил, не моргая. Его затуманенный взгляд блуждал по моему обнаженному телу: сбилось дыхание, пальцы судорожно сжимались. От меня не ускользнуло ни одно изменение в его поведении.

– Господи, ты сумасшедший! – не отрываясь от меня, произнес он.

– Поднеси пальцы к губам.

Он засмеялся, но повиновался:

– Я не подозревал, что ты помнишь все в мельчайших подробностях.

Я провел рукой по его щеке. Артем закрыл глаза и прижал ладонь.

– Нет, опусти руку. Ты можешь не шевелиться? – попросил я.

Теперь в художника перевоплотился я. Водил пальцами по его бархатной коже, рисуя свое первое произведение. Шея, плечи, выемки на ключицах, красивые руки. Я потянул злосчастную майку вверх. Гладкая грудь, мышцы вибрировали под кончиками моих пальцев, я скользнул к низу живота, ощущая, как все его существо стянулось в нервный комок. Встав на колени, медленно расстегнул брюки, спуская их вниз. Я продолжал рисовать его силуэт одними пальцами. Одна рука Артема легла мне на плечо, а вторая стянула волосы на макушке. Как же мог забыть? Я поцеловал его запястья. И вернулся к тому, с чего начал, но к самому сложному – лицо. Шелковистые пряди волос, чуть сведенные брови. Разгладил морщинку на переносице, очертил контур любимых губ. Что скрывать, мое искушение стало моим шедевром.