Дмитрий Гринберг - Мэрри и Вилли

– Да, сэр.

– Это для всех тяжёлая ситуация. И я понимаю его. Знаешь, никому бы не хотелось оказаться на его месте. Как ты думаешь, я прав?

– Да, сэр. Никто бы не хотел. Здесь я с вами согласен.

– Вот видишь. Можно найти общий язык с любым человеком, если есть хоть немного общего. Верно?

– Конечно, сэр. Вы всё верно говорите. Даже добавить нечего.

– А ты, всё же, славный пацан, Вилли.

– Спасибо, сэр.

Может, он, конечно, и правильные вещи говорил. Но всё равно меня от него тошнило. Не знаю, почему. Не нравился он мне. Будто он актёр какой-то.

Помню, когда мы маленькие были, он часто говорил, что Мэрри нет дома, а я точно знал, что она дома. А ещё он врал, что она болеет, и поэтому не может выйти. Гнусный он человек. И что плохого я ему сделал? Конечно, со временем он перестал это делать. Наверно, это миссис Фостер его отучила. Ну, та, что его жена. Терра. Она тоже добрая, как и Кэролайн. Джон точно в своего отца пошёл. Или деда, или прадеда. В общем, в своих предков.

Помню, из-за него мы такой сказочный день пропустили. Солнечный. Тогда был солнечный день, и я пришёл за Мэрри, но открыл дверь именно он, и таким жалостливым голосом мне сказал: «Знаешь, Вилли. Она сегодня не сможет выйти. У неё температура. Ей надо отлежаться. Понимаешь меня?». Да, понимаю. А чего ж тут не понимать? Злой, коварный ублюдок.

Это вроде бы и мелочь, но так запомнилось мне. Я в тот день вернулся домой, и до самого вечера в окно смотрел. Ждал, вдруг Мэрри придёт. Кроме неё я никого видеть не хотел. Наверно, если бы я провёл этот день с кем-нибудь другим, было бы как-то предательски. Уж лучше так. Теперь я иногда мечтаю, как мы могли бы его провести. Это было года два или три тому назад. Я так и не рассказал ей об этом, не хотел. Чёрт, наверно, это всё мелочь. Но до сих пор обидно.

– Вилли.

– Да, сэр.

– Ты не против, если я включу радио?

– Нет, сэр.

– Отлично.

И он включил своё поганое радио, которое не замолкало до самого нашего приезда. Рассказывать особо нечего. Ничем наша поездка не ознаменовалась. Разве что я чуть не уснул пару раз, да ещё он пытался мне какую-то мораль читать. Не знаю, я его не слушал. Только соглашался всю дорогу, чтоб не приставал ещё больше.

Когда мы проехали мимо знака «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПОЛДЕЙЛКРЭНЧ», мне аж легче стало. Я знал, что скоро окажусь дома, где, правда, застану отца в плохом настроении, скорей всего.

Мистер Фостер подвёз меня к самому дому, я поблагодарил его, захлопнул дверь, и он укатил в свой гараж. А я остался стоять на месте, мне не очень хотелось идти домой. Но я пошёл.

Нельзя сказать, что я не был рад видеть своего отца. Нет, рад, конечно. Но мне не очень нравилась вся эта атмосфера. Ещё мне не нравилось то, что мне придётся ехать чёрт знает куда, только для того, чтобы попрощаться с человеком, которого я почти не знал. Зато для этого мне пришлось покинуть Мэрри, которую я знал и любил. С которой так хорошо мы проводили время. Не знаю, может, бабушка и хотела увидеть меня на смертном одре, дабы лицезреть плоды своей жизни. Но, не знаю… Наверно, не правильно говорить все эти вещи…

Когда отец меня увидел, я подошёл к нему, и он меня крепко обнял. Его глаза были мокрыми, он очень любил свою маму. Да, по нему было видно, что сейчас ему очень тяжело. Он сказал, что любит меня, и что соскучился по дому. Потом он добавил:

– Поедешь с нами повидать бабушку?

Я сказал, да, поеду. Не мог же я ему сказать правду. Он очень обрадовался, и сказал маме, что я похудел. Хоть я не похудел на самом деле. Обычно это мама так говорила, а сегодня он так сказал. Видимо, из-за того что растрогался нашей встречей. Но я не люблю, когда меня заставляют много есть, и они это знают. Но я промолчал, чтобы не портить момент. Иногда надо промолчать.

Знаете, как-то всё не так, если с тобой рядом нет того, к кому ты привык. Чёрт, я, наверно, слишком привязываюсь к некоторым вещам. Ну, допустим, я как-то привык к одним своим носкам, и когда они износились, я два дня чуть ли не в трауре ходил. Таких уже негде было достать, и я понял: в один момент мы все когда-то потеряем что-то очень важное для нас, и ничего уже не сможем с этим поделать.

Вот сегодня весь день отец был не такой, как всегда. Знаете, тихий, что ли. Мне тяжело было на него смотреть, а как его утешишь? Он предложил поужинать сегодня в ресторане. А ещё – заглянуть в парк аттракционов. Давно я уже там не был. А я люблю стрелять из ружья. Я обычно выигрываю всякие безделушки. Ну, знаете, у меня зрение хорошее. Наверно, мне вообще в армии надо служить. Снайпером. Но это не очень хорошая идея, потому что, как никак там убивают людей. А я из тех про кого говорят: он и мухи не обидит.

Отец в этот вечер надел свои любимые вещи. Он их только по праздникам надевал, или на какие-то важные мероприятия. Видимо, сегодня был важный день для него. Мама тоже была очень красива. Она надела такое тёмно-синее платье в горошек, и сделала укладку. Они были красивой парой. Совсем, как в фильмах. Я просто надел брюки, футболку и туфли. Я вымыл голову, и аккуратно уложил волосы набок. Они были светлыми и прилизанными. Так сегодня мне хотелось выглядеть. Должно быть, я хорошо буду смотреться с винтовкой в руках, пусть и не настоящей. Зато я выиграю одну из этих глупых игрушек, и подарю маме. В эти секунды отец почувствует гордость. Наверняка, он подумает, что я пойду служить в пехоту, или ещё куда. Нет, это, наверно, здорово. Просто я не вижу смысла этим заниматься. Так ведь и ногу недолго потерять, или руку. Хотя, даже не в этом дело. Просто я думаю, у меня другое призвание. Не знаю, какое, но точно не стрельба по людям.

Мы вышли довольно поздно. Мама долго собиралась. Отец уже ждал нас в машине, когда мы вышли. Я тоже задержался. Страшно захотелось есть прямо перед самым выходом. А поскольку я знал, что ещё добрый час мне не светит никакой еды, я решил быстренько забежать на кухню. Так что, мы вышли вместе с мамой. Отец, как я уже сказал, ждал нас в машине. Он сидел в белой рубашке и фланелевом костюме. Он закинул руку на соседнее сиденье, и выглядывал нас в окно. Когда мы показались, он завёл мотор. Я запрыгнул на заднее сиденье, мама села рядом с отцом. Он посмотрел на неё и сказал, что она просто потрясающа. Мама улыбнулась, обернулась ко мне, я тоже улыбнулся, и мы поехали.

Был приятный тёплый вечер. Отец открыл окно и высунул руку наружу. Он вёл машину только правой рукой, а левой что-то постукивал по наружной её части. Мы поехали в парк аттракционов под названием «Крэйзи Дэйзи», когда отец припарковался, мы все вышли из машины, и я услышал эту музыку. Ну, знаете, ту, что всегда встречается в таких местах, как это. Без неё трудно себе и представить все эти карусели, если честно. Желудок здорово раздражал запах попкорна и жареного арахиса, что разлетался повсюду. Людей здесь было, как в муравейнике. Входили и выходили. В руках у них была огромная сладкая вата. Розовая и белая. Кто какую любил. Я больше любил белую, но почти никогда её не ел, потому что от неё зубы гниют. Так что я просто поглядывал на неё жадными глазами, как туземец на блестящую побрякушку.