Дмитрий Гринберг - Мэрри и Вилли

– Твоё любимое дерево – яблоня?

– Да.

– А как же на нём сидеть? Яблони обычно такие маленькие.

– Но оно такое красивое, когда цветёт. Ты просто не видел ещё.

– Ну ладно, мне не сложно. Жаль, правда, на нём не будет яблок, а лишь цветы.

– А ты и цветы не любишь, да Вилли? Ты ничего красивого не любишь. И если бы не твои родители, не было бы у тебя и этих цветов перед домом. Единственное на что ты был бы способен, это держать газон опрятным, и всё.

– Я не знаю, Мэрри. Может, ты и права. Я просто не думал над этим.

– А ты подумай. Возьми и подумай. Что же ты ни над чем не думаешь? Ладно. Завтра ты увидишь яблоню моей бабушки и полюбишь все живые растения. Я почему-то в этом уверена.

– Да, это было бы неплохо, – сказал я.

Следующим днём отец Мэрри повёз нас на машине к этой бабушке, Кэролайн, в Дорджвилл. Дорога была бы совсем скучной, если бы не моя подружка. Отец её был ещё тем занудой. Вечно он включал радио в машине, и настраивал на какую-то идиотскую станцию. Приходилось всё время слушать или музыку для стариков, которым давно уже пора сидеть в кресле-качалке, либо слушать новости, где нас то и дело пугали Советским Союзом. Мне это до тошноты всё приелось ещё пару лет назад, когда мы с отцом ездили по делам разным. Мой старик здесь почти не отличался от старика Фостера. Он тоже любил новости и вечно слушал эту идиотскую музыку. Потом заводил разговоры о политике, где никого не слушал, а только то и делал, что повторял одно и то же миллионный раз, пытаясь кого-то этим удивить. Он точно где-то этот текст выучил, и менять его не собирался до конца жизни. Видимо, он сильно его впечатлил тогда. Но я запомнил его ещё с первого раза, а все остальные тысячу раз я мечтал сбежать, дабы не слышать всего этого. Не знаю, почему только отец Мэрри, и мой старик не вели дружбу. Мне кажется, им понравилось бы. Хотя, они могли поубивать друг друга своей скукой, да. Здесь они были очень опасны. Наверное, одинаковые люди не сильно притягиваются. Им нужны были слушатели, а могли они только говорить. Наверно, со взрослыми так всегда. Не хотел бы я стать таким же. Обидно, если и мой старик в этом возрасте рассуждал так же, а потом превратился в того, кем он стал. Да, это страшно, если это так.

Но сейчас, если честно, меня больше интересовало, какой может быть сад у этой бабушки. Здесь, пока мы ехали, нам не попалось ни одно захудалое деревце, только сухая земля. Может, эта Кэролайн – фея?

– Мэрри, твоя бабушка фея, да?

– Фея? – удивилась Мэрри. – Нет. С чего ты взял?

– А откуда тогда у неё такой сад может быть? Посмотри вокруг. Эта земля разве что не выжжена. Здесь ничего не растёт.

– Нет, молодой человек, – это нас услышал мистер Фостер. – Здесь ничего не растёт, потому что ему не дали расти. Вот у бабушки Кэролайн всё иначе. Я, в своё время, помогал ей ухаживать за этим садом. Да. По воле случая он разрастался и становился всё больше и всё красивей, пока не стал таким огромным, каким он есть сейчас. О, я даже предположить не могу, как она со всем этим справляется. Она старенькая… Может, сад сам за собой ухаживает!? – он засмеялся. Наверно, поверил в свои же слова. А может, по радио услышал что-то. Чёрт его знает. Но смеялся он долго. А затем продолжил. – Да, этот сад точно за собой ухаживает. Подстригает себя, и поливает… Нет, представляете себе такую картину? Мы, значит, приезжаем, а там такие дела. Забавно же, да? Нет, я точно поговорю с мамой, как ей удаётся за садом следить. Может, она жениха себе нашла, а, как ты думаешь, Мэрри? Нашла она себе жениха?

– Вряд ли, пап. Поблизости никого нет. Да и не тот она человек, который на старости лет стал бы знакомства новые заводить.

– А я вам говорю, что она – фея. Точно вам говорю.

– Ну, Вилли, может, ты и прав. Хах! мама – фея! Никогда бы не подумал! Ну, Вилли, ты даёшь! Молодец! В какой класс ты теперь ходишь?

– В седьмой, сэр.

– В седьмой? А я думал ты в пятом. Вот, как время летит. Не успеешь оглянуться – и, бац! И твои дети уже ходят на работу, заводят своих детей. Надо же… А?

– Что это с ним, Мэрри? – спросил я, приставив губы к её уху.

– Не обращай внимания, – так же ответила и она.

Минут через двадцать езды на горизонте стало что-то виднеться, и я вспомнил, как прошлым вечером Мэрри рассказала мне, что поместье это принадлежало раньше кому-то другому, и что сад этот, который она так любит – тоже основал кто-то другой. Некий Томпсон. Она сказала, что никогда его не видела. А ещё сказала: « Если бы не мистер Томпсон, возможно, дедушка мой и не додумался бы основать этот сад. Сухая он личность. Мне так бабушка рассказывала. Знаешь, Вилли, Этот мистер Томпсон только табличку успел там повешать, – а всё остальное уже дело рук моей бабушки, она занималась этим садом – замечательный она человек! ». Вот такую историю поведала мне Мэрри, так что теперь я был в курсе возникновения этого чуда света. Я понял, что это то самое место, куда мы и направлялись, поэтому не стал даже и спрашивать. У этой миссис Фостер действительно был сад. Но он стоял немного поодаль от дома. А первым нас приветствовал большой двухэтажный дом, выкрашенный в белую краску, которая со временем страшно пожелтела. Мы с Мэрри вылезли из машины, и воздух здешних мест показался мне очень мягким. Небо было бледно-голубым, и кое-где его пронзали тонкие полоски белых облаков. Такие обычно на закате выглядят очень красиво, когда окрашиваются в розовый. Но до заката было ещё далеко и мы пошли к двери миссис Фостер. Мистер Фостер стал молотить в дверь, будто он работал в полиции и ему требовалось обезвредить какого-то очень опасного преступника. Через минуту нам открыла бабушка Кэролайн (как её называла Мэрри). На вид она была очень старенькой, но сразу можно было сказать, что она божий одуванчик. Седые волосы были собраны сзади в пучок, а улыбающиеся глаза с глубокими морщинами побокам глядели то на мистера Фостера, то на нас с Мэрри. На ней были две или три тонкие одёжки, и в этот жаркий день всё это делало из неё очень милую и чудоковатую старушку, которой можно было доверить всё, что угодно. Она придерживала дверь правой рукой, и приветливо улыбаясь, сказала:

– Детишки! Джон! Входите! Входите!

Мистер Фостер обнял приветливую старушку, и мы прошли в тёмную, прохладную гостиную.

Дом был очень стар, и достаточно беден. Это был деревянный дом, должно быть, ещё со времён гражданской войны. Слава Богу, здесь ещё не успели завестись термиты. Гостиная не особо отличалась от фасада, и была достаточно светлой и просторной, выдержана в молочных и коричневых тонах, как и всё в этом доме. На стене по левую сторону в жёлтой раме висела большая тяжёлая картина с местным пейзажем (на ней была зелёная трава с дубом). На полу вразброс лежали небольшие коврики разной формы (прямоугольные, квадратные, круглые) они были ещё и разных цветов. К стене был прислонен большой коричневый диван, который казался всё ещё очень мягким. Напротив стоял маленький овальный столик, накрытый белой скатертью, а по бокам стояло кресло, и кресло-качалка. На одном из них почему-то (странно для этой поры года) лежал старый плед, и похоже было, что им всё ещё пользовались. Далеко, на южной стене дома виднелся уютный камин, где на верхней полке пылились старые фотографии в металлической оправе, и стояли красные праздничные свечи (должно быть, забытые ещё с прошлого рождества). Ещё в центре комнаты с потолка свисала большая старая люстра с хрустальными камешками, и солнечные зайчики, играясь между собой, перепрыгивали с места на место. Правда, пахло здесь странно. Старостью, или сыростью. Не знаю, может, это только так мне казалось. Но здесь действительно пахло как будто настоящей старостью.