М. Нагорная - Потерянный рай. Роман

В приступе своей мучительной, неутолённой зависти Григорьев попытался обвинить Константина Витальевича в незаконности получения этой дорогой машины. Отпустив свою секретаршу, он три дня подряд задерживался по вечерам на работе, чтобы одним пальцем, потея от усердия и непривычности к физическому труду, напечатать на печатной машинке своей секретарши анонимку с просьбой провести проверку по данному факту, и отослал её в самую могущественную, грозную и влиятельную структуру Советского Союза, призванную защищать страну от внутренних и внешних врагов – в Комитет Государственной Безопасности (КГБ). Но Григорьева быстро остудили два добрых молодца, которые средь белого дня без предварительной записи на приём уверенно и стремительно прошли к нему в кабинет, сунув мимоходом под нос удостоверения сотрудников КГБ его негодующей и протестующей против этого наглого вторжения преданной секретарше («Вы кто? Почему без записи?»), и вежливо объяснили ему, что не стоит попусту тратить бумагу и потеть над печатной машинкой своей секретарши в то время, когда его дома ждёт на ужин семья, поскольку, во-первых, при своей зарплате генерал может позволить себе подобную машину, а во-вторых, это подарок могущественного восточного вельможи, друга Советского Союза, преподнесён Константину Витальевичу в знак уважения и преклонения перед этим «русским медведем» (как называли его на Востоке), а так же за оказанные им неоценимые услуги. Это были люди Константина Витальевича из отдела безопасности Военного Научно-Исследовательского Института и его личные поверенные. Григорьев был страшно напуган этим посещением, холодел от ужаса и, напрягая свои скудные мозги, силился понять, откуда они узнали, что анонимку напечатал именно он и напечатал на машинке своей секретарши. «И что это за восточный вельможа? Какие услуги он ему оказал? Не понятно», – напряжённо думал он.

О Константине Витальевиче ходило очень много легенд: о его участиях в каких-то военных операциях в восточных странах, о каком-то пленении, ожидании смерти в плену, о том, что оттуда он, прежде очень добрый и мягкий, вернулся совершенно другим человеком, напугав жену и избалованных детей своей беспредельной жёсткостью. Совершенно достоверной была история про одного из неприметных в Военном Научно-Исследовательском Институте сотрудников Константина Витальевича, буквально пострадавшего от его руки. Этот молодой, нахальный и неосмотрительно легкомысленный, но уверенный в своей гениальности парень вздумал шантажировать Константина Витальевича в надежде на повышение в должности и получении каких-то привилегий. В чём состоял шантаж, осталось не известным, известно только, что он пришёл вечером в квартиру Макаровых, дверь ему открыла Вера, приняла у него пальто и проводила в кабинет к Константину Витальевичу. Больше Вера посетителя не видела, из кабинета он так и не вышел, исчез навсегда. Она не знала, что деловой разговор между ними не состоялся и этот парень уже через пару минут был сброшен с балкона третьего этажа (хорошо, что была зима, и он упал в сугроб), вслед за ним полетело и его пальто. Над этим неудачником ещё долго смеялись: «Ну надо же, вошел в дверь, а вышел в окно. Ты ещё легко отделался. С генералом шутки плохи». Из Института парню пришлось уволиться.

Как легенду рассказывали о том, как Константин Витальевич хладнокровно застрелил очень дорогую и породистую собаку, напавшую во дворе на играющего ребёнка. Хозяин этой собаки, какой-то высокопоставленный чиновник, а особенно его склочно-нахальная жена кричали, что собака хотела всего лишь поиграть с ребёнком, а родители окровавленного чада, довольно серьёзно пострадавшего от зубов этого «ласкового» зверя, заискивающе уверяли, что никаких претензий к хозяевам собаки не имеют, что ребёнок сам дразнил собаку. Но Константин Витальевич, не считаясь с этими попытками обеих сторон защитить и оправдать животное, пренебрегая визгами и криками жены чиновника, велел отойти от собаки и произвёл второй уже смертельный выстрел в голову животного. Этот чиновник потом рассказывал Григорьеву, что смотреть на Константина Витальевича в этот момент было страшно, казалось, в случае неповиновения он так же хладнокровно застрелил бы и их.

****

Не обремененный багажом Игорь Борисович с девочкой один из первых появился на широких гранитных ступеньках Северного вокзала. Константин Витальевич, которого уже не возможно было чем-либо удивить, с изумлением рассматривал это странное крошечное существо, торопливо шедшее рядом с Игорем Борисовичем, существо из другого мира, из сказочного царства эльфов, лесных духов и маленьких злых гномов и, как показалось Константину Витальевичу с первого взгляда, существо нелюдимое и дикое.

Девочка была очень худа и мала для своих девяти лет, одета не по сезону тепло: длинная явно с чужого плеча вязаная кофта серо-мышиного цвета, наглухо застегнутая на все пуговицы, с закатанными до локтя рукавами, неопределенного цвета бесформенные штаны, старенькие, но крепкие полуботинки. Тонкой как веточка ручкой девочка прижимала к себе тряпичную выцветшую куклу-клоуна с длинными ногами в красных пластмассовых башмаках. Было что-то печально-угрюмое и бесцветное в облике этой девочки: мертвенно-бледное, совершенно бескровное лицо, опущенные вниз глаза, напряжённо поджатые губы, тусклые, жиденькие, тонкие волосы. Даже в её одежде, как это обычно полагалось детям, не было ярких цветов, словно она вышла из мрачного тёмного подземелья, обесцветившего и покрывшего серой пылью не только её кожу, но и одеяние, и лишившее её жизненной энергии молодого организма и здорового любопытства. Серая бесплотная тень. Даже утреннее солнце не оживило её, не заставило высоко поднять голову, она испуганно смотрела на этот солнечный, но чужой и пугающий мир.

– Привет, медицина, – пожал Константин Витальевич Богданову руку.

– Приветствую. Вот познакомь… тесь, – хотел торжественно представить Игорь Борисович Сашу, но девочки рядом с собой не обнаружил.

Он обернулся. Девочка стояла позади него метрах в пяти на последней ступеньке и хмуро, настороженно разглядывала из-под своей длинной чёлки Константина Витальевича.

– Саша, подойди, пожалуйста, – позвал её Богданов.

Саша даже не пошевелилась, всё так же с опаской поглядывая на Константина Витальевича. Когда же Игорь Борисович, подойдя к девочке, хотел было взять её за руку, чтобы подвести к отцу, она резко вырвалась и испуганно зашептала: «Это не он!».

– Как не он? – опешил Игорь Борисович. – Почему не он?

Игорь Борисович присел перед ней на корточки, стал что-то тихо ей говорить, девочка мотала головой, повторяя с отчаяньем и испугом близким к панике: «Нет, не он, не он, это не он». Константин Витальевич не долго наблюдал за этой сценой и сел в машину. В зеркало заднего вида он видел, как девочка упиралась, когда Богданов пытался всё-таки взять её за руку, одёргивалась, даже пыталась вернуться в здание вокзала, сделав шаг по ступеньке вверх, напряженно вслушивалась в то, что он ей говорил и мотала головой, продолжая повторять: «Это не он». «Ну этого ещё не хватало, – подумал Константин Витальевич. – Она, наверно, сумасшедшая». Наконец они о чём-то договорились, и Игорь Борисович повёл девочку к машине. Оба сели на заднее сиденье. Ехали молча. Константин Витальевич был крайне недоволен поведением девочки, Игорь Борисович это отчётливо читал в его глазах, когда встречался с ним взглядом в зеркале заднего вида.