Надежда Черпинская - Ворон и радуга. Книга вторая

А Эливерт с трудом выдавил надломленным голосом:

– Нет, Граю! Вириян тебя не обидит. Никогда, слышишь! Верь мне! Она никогда не будет тебя бить. Она будет любить тебя. И сошьёт тебе новое платье, красивое, какое носят только королевны. И будет печь тебе пироги с клубникой и сливками. Будет заплетать в косы твои нечёсаные волосы, а на ночь рассказывать тебе сказки, как когда-то рассказывала их тебе мама. Она не станет выгонять тебя на улицу и морить голодом, не заставит тебя воровать и попрошайничать. Там всё будет по-другому. Так, как и должно. У тебя будет свой дом, красивый, уютный, полный солнечного света. И маленький садик, и красивая кукла, и много друзей. Я обещаю тебе это, Граю! Я клянусь тебе, если ты поедешь со мной к Вириян, у тебя всё будет! Дом, и семья, и, может быть, ты даже однажды назовёшь эрру Вириян «мамой»… Верь мне, Граю! Ну, так что, цыплёнок, едешь с нами к Вириян?

Граю улыбнулась ясно и тепло.

– Да, с тобой поеду, Эливерт. Тебе я верю… Ты меня не обманешь!

– Вот и отлично! Вор и Воробышек – славная у нас будет парочка! – усмехнулся разбойник, подхватывая девочку на руку. – Идём, друзья! Мы и так задержались.

Мрачный душный сумрак остался позади. Эл простился поспешно с Риланн и вышел в ясное, умытое ночным дождём, летнее утро. Солнышко уже пригревало ласково. Граю обхватила тонкими ручонками его шею, прильнула к плечу, как кутёнок, что жмётся к мамке.

Светлые Небеса, сколько нежности в этой пигалице! Сейчас сердце разорвётся, честное слово! Он и не думал, что так бывает. Эта Граю – самый чудесный ребёнок на всём белом свете! А ведь ещё час назад он даже не подозревал о её существовании.

Ворон, Ворон, а в тебе, кажись, ещё не всё человеческое дотла сгорело, а?

Эл настолько ушёл в эти мысли и пугающие, незнакомые прежде чувства, что не сразу уловил смысл тихого шепота Граю у самого уха:

– Дядь Эливерт, а можно мне с папкой попрощаться? Вдруг я его больше не увижу!

Да, вот так оно и бывает! Живёшь себе, живёшь… И думаешь, что знаешь себя от макушки до пяток. Да и что там знать-то? Всё же ясно-понятно – шантрапа.

Всю жизнь воруешь. Ни стыда, ни совести! Ловкий боец, ловкий делец. И все твои заслуги!

Остальное – глупости. Чувства, привязанности, совесть, любовь… Гори оно всё!

Вору это без надобности. Ворону, тем более…

А потом вдруг появляется на твоём пути странная рыжая девчонка. И ты начинаешь о ней думать…

Нет, не так! Ладно бы просто думать… Ты о ней начинаешь думать больше чем о себе. Ты теряешь себя. Теряешь ты себя, Ворон!

И, когда тебе уже кажется, что всё – это край, ты встречаешь ещё одну девчонку, мелкую сопливую замарашку.

Воробышка… Чтоб тебя, атаман!

Она протягивает к тебе маленькую грязную ручку, и ты сдаешься. Ты вкладываешь в её ладошки своё сердце. И говоришь:

– Вот! Делай, что хочешь!

Эх, бабы! Даже маленькие женщины опасны. Они даже опаснее, чем взрослые. Потому что взрослую всегда можно бросить и уйти. Какая бы она чудесная ни была! Просто… выставить вон из своего сердца.

А с маленькой женщиной ничего сделать нельзя. Она просто смотрит на тебя этими чистыми, светлыми глазёнками, утыкается носиком в плечо, и ты понимаешь, что сдался, даже не начав бой. Ты сдался. Ты обречён. Обречён на любовь.

Эти мысли крутились в голове Эливерта всю дорогу до Сальвара. Эти, и многие другие…

Странное чувство. Как будто в жизни его случилось что-то такое, чему и названия нет. Но одно ясно – теперь всё иначе будет. Пришло время перемен. И лучше ему не противиться.

Это как резко с горы побежать – попробуешь остановиться и расшибешься насмерть, а пока летишь сломя голову так, что сердце замирает, всё еще может обойтись.

Тревожно и странно на сердце… Хоть, вроде, солнышко над головой, свежий ветер в лицо, зелёные холмы ковром до горизонта.

Граю сидела перед атаманом в седле, крутила головенкой по сторонам, с любопытством и восхищением, временами задавала вопросы: смешные, глупые, умильные до ужаса. Эл отвечал серьёзно, по-взрослому. И старался не думать о том, что было перед самым отъездом из Берфеля.

Граю продали. Сапожник Сильтин. За десять фларенов.

За такую цену можно было купить на рынке хорошую утку или дрянную козу. Сильтин продал свою дочь.

Эл догадывался, когда они подъехали к лачуге, где обитала родня Воробышка, чем может закончиться дело. Он хотел пойти вместе с девочкой. И не смог.

Понял вдруг, что если эта пьяная сволочь заикнётся про деньги, сдержаться не получится – Эл его просто придушит. А ведь он всё-таки отец Граю. Нельзя убивать отца ребёнка, если ты этому ребёнку добра желаешь, даже если этот отец – такая тварь, что ещё поискать.

Эл попросил Наира. Сунул кошель с деньгами и кивнул на покосившуюся дверь: сходи, дескать, договорись, чтобы девочку отпустили, не позволь мне самому туда зайти!

Лэгиарн скрылся в покосившейся хибаре. Тишина не продлилась долго.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, Эл!

Ворон поднял на Настю глаза, усмехнулся, качнув головой:

– Я сам себя не перестаю удивлять! Цыплёнка этого вот пригрел… Зачем, спрашивается?

– Последнее время меня не покидает странное чувство, что ты далеко не такая сволочь, какой хочешь казаться, – невозмутимо продолжила Рыжая. – Сама не знаю почему…

– Может, потому что я далеко не такая сволочь, какой хочу казаться?

Эл хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но получилось как-то грустно.

– А зачем тогда? – задумчиво обронила девушка. – Зачем казаться? Просто будь! Собой.

Он не успел ответить, скрипнула дверь, и на пороге показался лэгиарн.

– Всё в порядке. Граю сейчас придёт. Ты был прав: Сильтин дочку даром отдавать не пожелал, как и женщина его. Та быстро сообразила, что на этом руки погреть можно. Ух, Эл, эта Беарья – сущая гадюка! Впрочем, особо не торговались – сошлись на десяти фларенах. Дочкой они чересчур не дорожат – девочка для них обуза.

Эливерт это предчувствовал, знал, но сейчас только плюнул в сердцах.

– Проклятый дом! Проклятый город! Проклятый мир! Как скот детей продают! Даже хуже, чем скот. Они ведь понимают, всё понимают. Как же так? Задаром, неизвестно куда, незнакомому человеку! Тьфу, чтоб им пусто было, даже и не человеку – лэгиарну! Родную кровь отдать, да как же это? В Бездну их всех! Рабства в Кирлии нет… А это тогда что, скажите?

– Эл, не заводись! – Настя попыталась его успокоить, заглянула в глаза.

– Дэини, сил нет молчать! Ведь это как опуститься надо, чтоб детьми торговать! Нет, уж лучше быть вором и убийцей, чем вот таким честным человеком. У червей в навозной куче больше чести. Лучше я убивать буду, но равного себе противника, чем унижать вот такую кроху беззащитную, пигалицу несмышлёную! Нет, я точно шею этому сапожнику сверну!