Шмиэл Сандлер - Призраки в Тель-Авиве. Одиночный мир

Будучи школьником, Иуда Вольф разучивал его в далекой российской глубинке и изредка напевал в одиночестве в своем уютном рабочем кабинете, гордясь тем положением, которого он, жалкий репатриа́нт, добился в этой маленькой и гордой стране.

– Единственное, что я могу сказать по данному вопросу – печально отвечал министр, – это то, что за последние две недели сотрудниками тель-авивской полиции зарегистрировано два случая оставления мертвыми могил. До сих пор мы полагали, что неизвестные лица вскрывают захоронения с целью посеять панику среди гражданского населения и возложить вину за свои преступления на покойников, но с недавнего времени у нас появились серьезные основания считать замешанными в беспорядках самих покойников.

– Значит, восстали-таки мертвые из могил! – впал вдруг в необъяснимую экзальта́цию рав Гросс и возвел скорбные очи к потолку, обращаясь к Всевышнему.

– Восстали, почтенный ра́в, восстали, – нехотя подтвердил Кога́ркин. Главный ашкеназийский раввин побледнел и еще более разволновался.

– Но это может быть только в случае прихода Месс и́и. Неужто свершилось чудо, Бог мой, Адон а́й Эло э́йну, Адон а́й эх а́д! (Господь – Бог наш, Господь – един!)

– Верно уважаемый, – возвратил его на землю сефа́рдский коллега, – но в случае прихода Месси́и мертвые, как вам известно, восстанут для наступления царствия небесного.

– Эдакого коммунизма на местах, – с усмешкой сказал комиссар и вспомнил следующую фразу из своего унылого советского прошлого – «Никто не даст нам избавления ни Бог, ни царь и ни герой».

Это была строка из другого революционного гимна, особенно ценимая им в его светлом капиталистическом настоящем.

– А эти мертвецы, согласно полученным нами сведениям, поедают живых людей, – подхватил министр, – и похищают несовершеннолетних детей.

Слова озабоченного министра окончательно спустили равви́на с небес:

– Вы уверены, что именно мертвые поедают людей? – гневно спросил он собеседника.

– В этом нет никакого сомнения, уважаемый ре́бе, – сказал министр и кивнул комиссару, который, поспешно поднявшись с места, стал громко и четко докладывать уважаемому собранию:

– На прошлой неделе, господа, один из так называемых мертвецов загрыз пожилую женщину, убил двух полицейских из спец. подразделения и похитил малолетних детей, о судьбе которых нам пока ничего не известно.

– Я вам не верю! – запальчиво сказал Гросс, – его красивая мечта о Месси́и рассыпалась у всех на глазах.

Комиссар Вольф, привыкший ежедневно отдавать приказы своим бестолковым подчиненным, не любил, когда гражданские рыла противоречили ему; автоматически он едва не сказал раввину, нечто вроде «Сам дурак», но не каждый день ему приходилось беседовать с такими важными ца́цами и он взял себя в руки:

– Ваша честь, – нагло усмехнулся он, – столь звериную и бессмысленную жестокость, проявляемую мертвецами, я не припомню за всю свою долгую нелегкую службу в полиции.

– Это еще не доказательство того, что кто-то кого-то поедает! – взвизгнул ра́в Илья́у, стукнув в бешенстве кулаком по столу.

– Не надо волноваться, господа, – встревожился министр, менее всего он хотел ссориться с духовенством, – вам будут представлены неопровержимые доказательства в самое ближайшее время…

– Что вы намерены делать с мертвецами? – спросил рав Гросс поникшим голосом.

– Мы будем, искать их! – с апломбом заверил его комиссар.

– Ищите, – желчно проскрипел рав, – но оставьте в покое упокоенных. Не испытывайте терпение страждущих и верующих своими посягательствами на святые могилы предков.

– Этого я вам обещать не могу! – решительно заявил министр, – ожившие мертвецы, похищающие детей, требуют нашего непосредственного вмешательства, Ваша преосвященство.

– Дайте, по крайней мере, нам перезахоронить их, – неохотно уступил рав Ильяу, – иначе ваши действия оскорбят религиозные чувства ортодо́ксов, и гнев их будет непредсказуем…

– Было бы что хоронить, так дали бы – усмехнулся комиссар, – а то ведь – ищи ветра в поле.

Как-то раз на свой страх и риск Цион попытался применить на практике нехитрую систему маэстро и попал впросак. Это случилось после очередного его посещения салона Тети Доры – старой холонской проститутки, которая знала о его мужских проблемах и помогала ему альтернативными средствами, как то – массаж, мастурбация и акупунктура в китайском варианте. Продержавшись с минуту в постели с ветераном продажной любви, он набрался храбрости и со словами «Я хочу вас, мадам!» – подступил на улице к приглянувшейся ему рыжеволосой особе, но, получив оглушительную затрещину, долго объяснял потом в полиции мотивы своего глупого поступка.

– Ученый вроде человек, – дивился пожилой следователь грузинский еврей, – а ведешь себя так нецензурно.

– Это случайно вышло, – оправдывался красный от стыда Цион.

– Ничего случайного в мире не бывает, кацо, – сказал философски настроенный следователь и, прочитав неудавшемуся ловеласу лекцию о причинно-следственной связи, отправил его на обследование в холонскую психиатрическую клинику. Отделавшись приличным штрафом за нанесение морального ущерба девушке, озадаченный Цион нашел, что боксерская мет о́да маэстро страдает незавершенностью в отличие от системы Станиславского и дамы спускают ему откровенное хамство, потому что им импонирует его дерзость, которую они принимают за мужскую харизму – единственное, пожалуй, чем маркиз был наделен с избытком. Воистину, прав был Гильом де Кабесталь, сказавший – «Он домогался напрямик, как неотесанный мужик»

Заявив о своих ближайших намерениях по отношению к герцогине де Блюм, Василий счел, что настало время решительных действий:

– Мадам, сказал он, ваши бедра… – далее прозвучало нечто фривольное и непередаваемое с точки зрения изящной словесности. Пощечины, однако, не последовало, напротив, герцогиня сияла от удовольствия, а воодушевленный маэстро продолжал развивать свою героическую атаку уже в более лирическом ключе:

– Я преклоняюсь перед вами, мадам! – соловьем заливался он, – вы само обаяние! Я восхищен вами, я очарован. Позвольте целовать ножку

Он потянулся к чудной стопе сорок третьего размера, но был вовремя остановлен дамой.

– Встаньте, маркиз, – смущенно молвила герцогиня, – вы доблестный воин, я восхищаюсь вашим мужеством и благородством!

– Божественная, – с несвойственным ему придыханием сказал Василий, – постараюсь всячески оправдать ваше высокое доверие!

Цион прекрасно знал, что тот обычно имеет в виду, делая подобные заявления и в душе пожалел милую и, как оказалось лишь на вид неприступную девицу. Маэстро жадно припал губами к нежным и тяжелым от нанизанных перстней пальцам чарующей дамы.