Надежда Гладкая - Музыка

Поскольку родителей и родных у Елены Николаевны не было, их роль взял на себя граф С. Вечером в его доме состоялся праздничный ужин, где было объявлено о предстоящем событии. Затем помолвленные вступали в трёх-дневный пост перед Причастием и венчанием, и в это время не виделись друг с другом.

После ужина Елена Николаевна обнаружила в своей комнате коробку с приколотой к ней запиской. Послание состояло из двух слов: «Моей голубке», а в коробке лежало изумительное платье нежно-розового цвета. Она тут же примерила его, и отражение её стройной фигуры в этом платье, и сияние глаз смотрящего на неё из зеркала лица придали ей радости, и она улыбнулась помогавшей ей горничной.

– Красавица Вы, барыня! – сказала та со вздохом.

– Отчего же ты так грустно вздыхаешь? Ты замужем?

– Замужем, барыня.

– Что ж, плохо?

– Хорошо. С добрым мужем хорошо.

– У тебя добрый?

– Ничего, грех жаловаться. В лакеях у здешних господ. Пойду я, барыня, кличут меня.

Елена Николаевна не велела убирать платье, а накинула его на спинку кресла и всё глядела на него, пока не заснула. Засыпая, она представляла себя в этом платье на ступенях дома с колоннами и думала, что розовое на розовом совершенно сольётся.

В день венчания была чудесная погода, солнечно и безоблачно-тихо. Елена Николаевна сидела в экипаже с графом С. Тот любезно согласился держать венец Георгия Ивановича, и продолжал играть роль родственника невесты. Во дворе храма сидели и стояли с десяток нищих. Елена Николаевна одарила каждого. Одна из них, долговязая сутулая женщина лет двадцати пяти, с маленьким ребёнком на руках, буквально бросилась наперерез невесте.

– Добрая барынька, подайте убогим!

Елена Николаевна дала ей рубль.

– Возьми, милая, купи что-нибудь для маленького.

– Ой, спасибо, барынька! Будет Вам счастье по доброте Вашей!

Елена Николаевна не видела, как за её спиной нищенка кривлялась, швырнув рубль в кусты, но услышала голос графа, прикрикнувшего на неё:

– Пошла, пошла!

Георгий Иванович, в новеньком фраке, встретил невесту счастливой улыбкой и протянул букет огромных нежно-розовых хризантем. К ней подошла незнакомая женщина, прихожанка этого храма, которую Лихой попросил держать венец своей избранницы.

Из храма они ехали в той же карете, что и в прошлый раз, на прогулке, но убранной цветами. Елена Николаевна решила, что у мужа два выездных экипажа.

Едва дверца кареты закрылась за ними, муж привлёк её к себе и принялся покрывать её лицо и шею горячими поцелуями, приговаривая:

– Дорогая моя! Голубка моя!

Она едва не теряла сознание от почти забытых волнующих чувств, и лишь однажды смогла проговорить:

– Я буду называть Вас Жорж, хорошо?

– Тебя, тебя! – воскликнул он, пожирая её взглядом блестящих глаз. Она нежно улыбнулась ему и повторила:

– Тебя.

Экипаж остановился в уже знакомом переулке. Георгий Иванович задержался, о чём-то переговариваясь с кучером. Его жена, выйдя из кареты, обмахивалась веером и поправляла причёску. Она повернула раскрасневшееся лицо к окнам второго этажа дома с колоннами. Окна были открыты, и из них доносились голоса и фортепианная музыка. Кто-то играл «К Элизе». У Елены Николаевны закружилась голова, и она перестала смотреть вверх. «Должно быть, нас ждут гости. Хорошо, что в доме есть инструмент, буду играть вечерами для всей семьи».

Она, не спеша, пошла по ступеням и приостановилась, слегка оперевшись об одну из колонн. «Боже мой, как волнительно выходить замуж! Даже во второй раз». Голова ещё слегка кружилась. Женщина начала смотреть кругом, чтобы справиться с дурнотой. Взгляд её остановился на двери особняка. Она увидела рядом с дверью, на стене, вывеску, полузакрытую плющом: «Салон мадам Ришар». Елена Николаевна попятилась назад, всё ещё изумлённо глядя на вывеску.

– Боже мой, Боже мой! – шептала она.

Послышался новый шум голосов и взрыв смеха. Музыка больше не играла. Из дверей дома быстро вышел смеющийся мужчина. Увидев Елену Николаевну, он подбежал к ней и, подхватив под руку, спросил:

– Вам дурно, сударыня?

Она медленно покачала головой, вглядываясь в лицо мужчины. Она знала этого человека. Это был инженер Кутасов, друг Неволина. Она поняла, что мужчина тоже узнал её. Ничего сказать друг другу они не успели. Появился Ли-хой и, бросив инженеру «Благодарю Вас, сударь», повёл Елену Николаевну через дорогу. Экипаж уезжал куда-то вдоль переулка. Должно быть, кучера отправили с поручением.

– Где же Ваш дом, Жорж?

– Да вот он, радость моя. Ведь я его тебе показывал.

Да, в самом деле, она видела этот старый двухэтажный дом из почерневших брёвен, с серыми окнами и облупившимися печными трубами. Значит, это здесь ей предстоит жить отныне! Да ещё в соседстве с салоном мадам…

Нет, она не будет больше паниковать! Цвет дома, как убеждаешься на опыте, ещё ничего не значит. Они обязательно оштукатурят и побелят его! Хозяйки нет, вот и некому подсказать. Она постаралась улыбнуться мужу и, взяв его под руку, пошла в дом. Мельком взглянув в сторону узкого тротуара, она заметила стоящего там и смотрящего на них инженера.

Супруги вошли в переднюю, где их встретили двое работников, по-видимому, лакеи, как решила Елена Николаевна. Надетые на них подобия ливрей были не по размеру, а на непривыкших к бритве лицах виднелись следы порезов. Мужички непрестанно кланялись и топтались на месте, пока хозяин не отослал их жестом руки.

Елена Николаевна осмотрела переднюю. Помещение представляло собой небольшую комнату, обитую досками, выкрашенными в голубой цвет. С двух сторон на стенах размещались светильники, и больше ничто не отвлекало взгляд в этой голубой коробке.

И влево, и вправо выходило по две двери, одна из которых вела в кухню, судя по доносившимся оттуда запахам. Другой запах – свежей краски – говорил о том, что здесь действительно недавно делали кое-какой ремонт. Прямо от входа располагалась лестница, ведущая во второй этаж, застеленная ковром.

Муж и жена направились к лестнице. Одна из дверей слева скрипнула, и Елена Николаевна успела заметить мелькнувшую в проёме голову в сером чепце. Голова, впрочем, тут же спряталась. Наверху, на лестнице, стояла пожилая женщина с караваем хлеба в руках. Низким глухим голосом она произнесла: «Милости просим». Елена Николаевна и Жорж подошли к ней и, поклонившись, надломили хлеб. Знакомый неприятный запах повеял на них, и лицо старухи как будто также что-то напомнило Елене Николаевне. Она вспомнила: эту даму она встретила тогда у графа С. на первом приёме, когда услышала разговор мужчин под окном.

В небольшой зале был накрыт стол на пять персон, за которым уже сидел развязного вида мужчина лет сорока, и ещё одна старуха.