Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс

Жанно уже и лапку протянул, но хозяин сердито тяпнул его:

– Э!

Жанно не мог оторвать взоров от поблёскивающей ёмкости.

– А чё – низя, да? Козлёночком стану?

– Поставь, сказал.

Ноздри капитана затрепетали в мизерной удалённости от края пробирки.

– Ну вот, а пахнет так аппетитно. – Повиновавшись, заволновался Жанно. – Это вы на ком эксперимент ставить будете? Нельзя ли записаться? Взял бы да и вписал меня по блату потихоньку.

Рене взял пробирку в свои большие добрые руки.

– Вот этой дозы, – объяснил он, – достаточно, чтобы у тигра внезапно прекратился брачный период… а если только понюхает, то на три дня.

Жанно отошёл от стола.

– Гм. А на людях пробовали?

– Да, вот сейчас.

Жанно погрустнел.

– Плохо шутишь, кавалерист.

Рене хмыкнул.

– Боисси, однако.

– М-м-м, не то чтобы я так уж сильно ценил свой брачный период, но… Проверять ведь придётся, а я только что с войны и носа толком попудрить не успел.

С терпением Рене, похоже, произошла общеизвестная, печальная вещь.

– Вот что, Жанно. Хватит мне тут. Козлята, попугайчики. Стоит мне заговорить про Александру, ты уводишь разговор. В таком случае, я спрошу прямо – ты больше не любишь Лисси ?

После коротенького молчания оба встретились взглядами.

– Ах, прости, прости. Я забыл, что тебя вот так запросто спрашивать нельзя. Это мы с Венсаном несдержанны в проявлении чувств и бросаемся священным словом , когда ни попадя. Лады, я тебя иначе спрошу. Роберваль, ты собираешься сделать предложение мадам Монтаржи?

– Какого чёрта? – Рявкнул Главком этак по-военному и добавил вежливо, как положено штафирке. – Почему вы лезете в мою личную жизнь, ботаник?

Рене присел на край стола.

– По праву и обязанности друга, твоего и Александры. – Начал уравновешенно объяснять он, складывая большие руки на груди.

Тут бы хорошо для общего эффекта поправить очки, но очков ботаник не носил.

– Бэти и я хотим, чтобы вы были счастливы. Ты, Лисси, Лу и Тео – самое драгоценное, что у нас есть. Мы с Бэти заметили, что никто из вас не тоскует о корнях, о том, что их нет. Вы все – дикие, Перекати-Поле… Лисси, прости, Господи, может взять и лечь, шпана такая, где стояла – на земле, на траве… Госпожу Венсан, напротив, прямо-таки отрывает от земли. Кажется, налети ветерок посильнее, и она с ним умчится. А мы с Бэт очень грустим о моих родных, о дедушке Бэт. Моя жёнушка мечтает о Большой Семье, где мы бы с ней высились, как два старых могучих дерева. Но пока об этом рано говорить…

Зануда вздохнул, тише добавил:

– У нас было неладно с детками, Жанно. Неизвестно, как всё обернётся и на этот раз. И потому мы с женой страстно дорожим вами. Нас всех соединяет любовь. Как нам было горько, когда Лисси удрала от нас в склеп Монтаржи, а Лу сняла люкс в центре, и обе под предлогом, будто они мешают нашему счастью.

Жанно со свойственной ему склонностью упрощать подытожил всю эту лепоту:

– Значит, всем вам, деликатно выражаясь, приспичило, чтобы я сделал предложение госпоже Монтаржи?

– Да, нам с Бэти очень этого хочется, – холодно отвечал Рене, – и я смело говорю и за чету Венсан.

Жанно склонил голову к погону.

– А чего хочется госпоже Монтаржи?

Рене досадливо поднялся, так что стол шатнуло.

– Не делай глубокомысленного выражения, командир. Тебе не идёт. ЧЕГО ХОЧЕТ ЛИССИ? Я получше узнал Александру за этот год и могу твёрдо тебя уверить… ЛИССИ НЕ ЗНАЕТ, ЧЕГО ОНА ХОЧЕТ. Хочет ли гром грянуть и молния – сверкнуть? Так и наша Лисси.

Рене поспешил добавить, что это-то при том, что Лисси – очень умная. Много думает. Иногда из её розовых губ вываливаются такие мыслишки, что Бэт приходится заботливо поправлять ему, Рене, нижнюю челюсть.

– Понимаешь ведь, – продолжал занудствовать он, – обычно с полуслова ясно, что у человека в казанке кой-что имеется.

Жанно упорно молчал, и Рене с упрёком заткнулся тоже, но ненадолго.

– Хорошо, молчи. – Заявил он. – Но мысленно конспектируй. Ты не сердись, Жанно, и не обижайся, но Лисси умнее тебя.

Жанно слегка рассердился и немножко обиделся.

– Я не сержусь и не обижаюсь. Мне это известно. Но только ведь и Бэти умнее кое-кого.

Рене посмеивался.

– Знаю.

– А Лу явно головастее специалиста по грызунам. Женщины вообще мозговитее, а знаешь, почему, Керадрёшечка ты моя? Пусть бы они не гордились и не задирали нос. Они то и дело выгоняют нас на войну, где мы моемся дустовым мылом, дрожа от холода и унижения, и спроваживают в тесные кабинетики, набитые подслушивающими устройствами…

Отстрелил что-то под столом.

Рене поморщился, не оборачиваясь.

– Всё равно заново прилепят. На то же место. Я об него коленку чешу.

– … где мы проводим эксперименты на ни в чём не повинных тиграх и расставляем на столах письменных чистейший ирландский виски , которым не желаем поделиться с другом, вернувшимся с войны…

Они требуют от нас, чтобы мы держали чемоданчики наготове, и мы вечно уходим в ночь, в ночь с этими бесчувственными чемоданчиками, где лежит наше целомудренное бельё, которое они не хотят штопать…

История человечества – это история мужчин, которые бредут в разных направлениях со своими чемоданчиками. Одни вернулись с войны, другие идут туда, изредка они сталкиваются и садятся на чемоданчики перекурить.

Рене подавлен.

– Жанно, ты как-то это… преувеличиваешь.

– Ничуть. Запомни, Профессор, мир – это место, по которому мужчина носит туда-сюда свои запасные подштаннички.

(Тяжело задумались.)

– Это угнетает. – Гнул командир. – А они? Остаются, и у них сразу освобождается масса свободного времени, которое они употребляют, чтобы развить свой мозг в направлении чистой мысли… А после, когда мы вернёмся, стройненькие, плохо выбритые, почёсывая тигриные укусы – нам бесцеремонно сообщают, что мы – глупы, да мы и сами с ужасом чувствуем, что изрядно поглупели и у нас одна-единственная мысль, которая вращается исключительно вокруг второй пуговицы на их блузке.

– Это – хорошая мысль, Жанно. Умная и правильная, ибо, если вдуматься, Мысль Господа нашего вращалась там же, когда Он создавал Миры.

Жанно забеспокоился.

– Ох ты трын-трава, да Он, бедняжечка, никак – мушшына?

Рене передвинул на столе мудрёную реторту. Для него это сдержанное движение было, видать, как ежли бы другой кто бумкнул бы по столу кулаком.

– Ничего у тебя нигде не вращается, Жанно. Ты – мрачный, тихий и несчастный.

– Невжеж я не похож на победителя? – Ответствовал на этот поток оскорблений офицер.

– И ты любишь. Ты – просто очень любишь. И ничего не можешь с этим поделать. Это – ураган. Жанно, неужели тебя оттолкнул поступок Лисси?

Жанно отметил, что профессор не оставил паузы для возможного ответа.