Агния Аксаковская - Ли Лу Би. Вторая книга об Александре, Лусинде и Беатрикс

– …И даже твоей любви не хватает, чтобы понять её? Да, проступок был ужасен. И тебя оскорбило, что она не раскаивается? В таком случае, извини, старина, но дуст действительно притупил твои умственные способности. Пусть она никогда не признается в этом, но свою вину она осознала с такой силой, что это было страшнее публичной экзекуции. Мысль о предательстве, которое она совершила, проникла ей в плоть и кровь, поразила сразу и душу, и тело. Поэтому она и свалилась тогда, как подкошенная. Жанно, Жанно.

…Я просто вижу это, никогда не забуду – светлая аллея, дом за цветущими сливами, свет из окошек, три эти девочки, ради которых к трём остолопам пожаловала с небес Четвёртая – Судьба.

Он тяжело вздохнул.

– Лисси с каким-то жутким бутербродом. Я так и не сумел его отнять. Когда мы положили её на постель, она уже горела, как в огне, открылся бред, а всё платье засыпано крошками и простыни тоже. Крошки её мучили, и мы трижды вытаскивали её и заново всё перетряхивали. Она говорила, что ей тесно от акул, что плавники колются. Ты представляешь, Жанно, где была в эти минуты её душа? Она открывала при свете ночника чёрные глаза, и я видел, что она балансирует над самым безумием. Душа её спрашивала – не спрятаться ли ей? И в этой тьме душа Лисси поступила мужественно и честно – вернулась к действительности, чтобы снова и снова наказывать себя памятью о своём преступлении.

Рене замолчал и уже сдержанней, даже как-то небрежно осведомился:

– Те три месяца и у тебя ведь выдались неважными?

Жанно неопределённо пробурчал, что он здорово порезался.

Рене вопросительно наморщил лоб.

– Это что значит, прости? Твои словечки…

– Опозорился. – Мягко объяснил полководец. – Есть, конечно, и другие слова, я их много знаю… хотя вы с госпожой Монтаржи и думаете, что я человек неучёный. Но я остановлюсь на этом. Это ведь тебе понятно? У меня башка перестала варить, как только я увидал разрушенные крепости. Одна была набита до отказа шестнадцатилетними мужчинами. Последний призыв.

…И ни одного живого. Тут же в двух шагах деревушка, которую выворотило взрывом. Ко мне немедленно подвели всяких подозреваемых в пособничестве повстанцам, я махнул, чтобы их отпустили…

– …сел на камушек, прям, как полководец, взял черепок в ладошки и стал делать вид, что я думаю . Это был мой единственный разумный поступок.

Жанно помолчал и, на всякий случай, разъяснил:

– Ну, с арестованными. А дальше пошли ошибки. Знаешь, почему? – Задушевно обратился к профессору.

– Молчи. Я всё понимаю. – Отвечал тот, но вид у него был такой, как будто он как раз наоборот ничегошеньки не понимает. – Как мне тебе объяснить, что ты должен её простить?

– Ничего ты не понимаешь, профессор. – Недружелюбно улыбнулся Жанно.

Он прогулялся по таинственной комнате, как по опустевшему плацу.

– Конечно, я был чуток ошарашен, что Лис вздрючилась, но я и не надеялся, что у нас с ней всё будет легко. От этого мой полководческий гений только обострился. Все полководцы, они страшно проницательные, чтоб ты знал, экспериментатор.

Капитан показал углом рта на стол с лекарством для тигров.

– Ещё когда я раскуривал сигарету из дедушкина имения в кабинете его царственного внука, у меня появились кое-какие сомнения… и по поводу сигареты тоже. Паршивая сигарета. Я это просёк, хотя закурил первый раз в жизни.

Капитан резко завернул, будто огибая большое орудие.

– А когда я походил от одного шестнадцатилетнего трупа к другому и увидел подозреваемых – тогда, кавалерист, сомнение, как пишуть в романах , переросло в уверенность. Я понял, кто устроил этот талантливый фейерверк. И вот тут я растерялся. Оказывается, Рене, до сей минуты я был совершенно невинный. Три месяца, вместо того, чтоб воевать, я всё сидел на камешке и задумчиво смотрел на птичек. Только камешек с каждым днём всё отодвигался по мере нашего отступления.

Молчит, Жанно.

– Ты, смотри-ка, – сердито сказал, – молчит с таким видом будто он ни капельки не поражён. Из чего я делаю заключение, что ты невинность не блюл, ох, не блюл.

Рене смиренно оправдался:

– В истории, Жанно, такие вещицы случаются сплошь и рядом. Только не пойму, зачем ему это. Впрочем, ладно. Тех детей из крепости не воскресить. Лучше подумай о том, что ты не сделал бы ни одной ошибки, если бы верил, что Лисси любит тебя. Но только не надейся, что она тебе об этом когда-нибудь скажет. У неё, видно, горлышко устроено так же, как у кое-кого, и это словечко никак не протолкнуть.

– Вероятно, ты посоветуешь мне запастись терпением?

– Терпение в битве с Драконом – важная штука, но не главная. Ты славишься своими быстрыми движениями. На экскурсии в Музее ты поймал одновременно три фигурки хрустальных граций, которые столкнул какой-то недотёпа.

– Я просто хотел получше рассмотреть ноги экскурсовода.

Рене улыбнулся…

– У него проводок из штанины свисал. Никогда не видал, чтобы подслушивающее устройство носили в штанах.

Жанно выстрелил в штору, за шторой что-то пискнуло и упало.

Рене, не отвлекаясь:

– Итак, ты постараешься увидеться с Лисси при свете этого дня.

Жанно вдумчиво зачем-то посмотрел на сапожки:

– Ну да, и он уверял, что кредиторы нагрянут вечерком.

– Кто? … Одинокий?

Жанно обстрелял полку с колбами. Колбы целы, зато выскочили и повисли кудрявые проводки, слышны короткие завывания, механический треск и даже обрывок чьего-то испуганного восклицания.

– Он больше не хочет быть одиноким.

Рене потирал высокий прекрасный чистый лоб. Подошёл и подёргал за проводок. Рассеян. Жанно рассматривал револьвер, шёпотом разговаривая с личным оружием.

Рене повернулся и посмотрел на друга, предающегося глупому занятию. Мимоходом обменялись взглядами, и Профессор развёл руками.

– Конечно, теперь мне кажется, что я всегда это знал… по крайней мере, догадывался. Хотя всё понял только сейчас. Но это ужасно, Жанно. …Как мерзко.

– Но не удивительно, верно? – Тихо сказал Жанно револьверу.

– Что и говорить. – Ответил Рене.

Высокая фигура профессора красиво металась по кабинету, большие руки обхватывали окончательно разлохмаченную голову.

– Каков, однако, негодяй. Подлец. Я думал, так только в плохих романах бывает. Нет, Жанно, больше не ищи. Всех жучков не перестреляешь.

– Мог быть и худший вариант.

Жанно замер в классической позе с отставленным орудием смерти.

– Ну?

– Если бы он влюбился в меня.

– Ну и семейка. И тот, и другая помешались на льняных косичках. А ты, когда допетрил, кэп? Неужели только поёрзав на камушке?

– Спроси лучше, – спросил Жанно, – как я мог так его недооценивать, Рене. Его жена, газетчики, другие короли – все над ним посмеиваются, его вечно кто-то куда-то не пускает. Собственный служащий в собственную секретную лабораторию, например, или рассерженная Беатрикс к постели, в которой лежит привлекательная девушка. А ведь этот простачок связал в уме моё имя с именем госпожи Монтаржи задолго до того, как это сделал я. И стал на всякий случай готовиться. Помню, Венсан за месяц до войны то и дело говорил мне, что Джироламо не терпится спровадить меня, но он никак не поймёт, почему.