Лиз Лоусон - Счастливчики

Мистер Эймс с поднятыми бровями стоит посреди коридора, скрестив руки на груди. Он точно знает, что мы не на собрание шли. Твою мать. Собрание. Где Мэй должна произносить речь. Ее снова выгонят из школы, если она не придет.

– Мистер… – Я ищу оправдание, почему нам надо покинуть школу, но он меня останавливает.

– Я знаю, ребята. Знаю, что это тяжелый день для всех нас. – Учитель грустно улыбается Люси и Хим. – Давайте пойдем все вместе?

Я смотрю на Люси и знаю, что мы думаем об одном и том же: Мэй ни за что бы не захотела, чтобы мы рассказали учителям о ее проблемах.

Поэтому я киваю мистеру Эймсу, и мы все следуем за ним, пока он идет к актовому залу. Внутри бредем к ряду стульев где-то на полпути к сцене.

Я так напряжен, что дрожу. Перед глазами стоит картина, как Мэй уходит от меня по дорожке к своему дому.

Как она замкнулась после посещения тюрьмы. Как мне пришлось пойти в здание, чтобы найти ее, потому что она слишком далеко зашла, желая разобраться во всем сама.

Где же Мэй, черт возьми? Почему я оставил ее одну?

Воспоминания копятся во мне, каждое новое еще ярче предыдущего.

Вот мы с Джорданом на нашем шестом дне рождения, сидим каждый перед своим тортом. У него Супермен, а у меня Минни-Маус, и нам обоим так нравится, и наша мама так счастлива, и наш папа ни разу за день на нас не заорал.

Когда Джордан впервые в четвертом классе заиграл на гитаре, то удивил всех – он был очень хорош. Природный талант, не как у большинства других детей – не как у меня. Он так быстро все схватывал и стал писать свою музыку еще до начала шестого класса.

Когда нам исполнилось тринадцать, папа заставил нас обоих подать заявления в Стэнфордский летний институт искусств. Когда пришли электронные письма и приняли только Джордана, папа посмотрел на меня с пренебрежением.

Девятый класс, я наконец смогла присоединиться к школьному джаз-банду. Поначалу все было великолепно. Отлично. Здорово. Пока это не стало еще одним делом, в котором Джордан преуспел, а я нет.

В прошлом году я напилась и не могла стоять прямо, поэтому прислонилась к стене возле нашего дома, пока возилась с ключами и пыталась запихнуть их в замок. Джордан ждал позади, но через несколько секунд велел мне передать ключи и открыл дверь сам. Я больше ничего об этом помню, кроме того, что не поблагодарила его – я никогда его не благодарила. Я просто повела себя так, как будто он путается у меня под ногами, и оттолкнула, заходя в дом.

Переполненная этими мыслями, я открываю дверь в актовый зал.

В последний раз я была здесь с Заком. Его лицо мелькает у меня в голове. Я гоню образ прочь. Нельзя отвлекаться от того, зачем я сюда пришла. Крепко сжимаю блокнот и иду к сцене.

Последние несколько дней я в одиночестве пряталась в своей комнате. У меня был соблазн совершить набег на винный шкаф моих родителей, чтобы заглушить мысли в своем мозгу, как я это делала раньше, но я сочла, что трезвость – лучшее наказание. Чтобы я ничего не забывала.

Я не была в школе несколько дней. Просто не могла пойти. У меня едва хватило сил надеть свою одежду, чтобы попасть сюда сегодня днем, и единственная причина, по которой я это сделала, – мне нужно кое-что сказать.

Директор Роуз-Брэйди видит меня, когда я подхожу к сцене, и подзывает к себе. Я готова к этому. У меня все написано в блокноте – идеальная речь. То, что они хотят услышать. Я должна была показать ей это вчера, но не пришла. Заболела. Я давным-давно научилась подделывать по телефону голос мамы.

Позади нее вокруг микрофонной стойки собралась небольшая группа людей с Энн в центре. Парень рядом с ней поворачивается, и я понимаю, что это Майлз.

Над их головами висит баннер. «В память». Лица погибших по обе стороны от слов.

Отворачиваюсь, пока не увидела лицо брата.

– Мэй. Спасибо, что пришла, хотя я знаю, что тебе нехорошо. – Роуз-Брэйди подводит меня к краю группы и протягивает руку. – Мне только нужно быстро глянуть твою речь. – Я морщусь, но подчиняюсь. Отдаю свой блокнот. Он чистый и новый – я купила его специально для этого ужасного события.

Роуз-Брэйди пролистывает страницы. Несколько секунд спустя поднимает довольное лицо.

– Должна признать… Я не совсем знала, чего ожидать, Мэй, но это прекрасно. Твоя речь одобрена. – Она улыбается мне, а затем поворачивается к группе, хлопая в ладоши. – Хорошо, ребята. Мы скоро начнем. Все готовы?

Я надеваю жесткую фальшивую улыбку и киваю вместе с остальными. Веселая группа скорбящих под предводительством Энн нервно переговаривается, но я с трудом сглатываю и стараюсь не обращать на них внимания.

Я не могу отвлекаться. На карту поставлено слишком много.

Пока я жду, когда все начнется, Энн подходит и пытается вести себя так, будто мы друзья. Ее обычное поведение. Она здоровается и кладет ладонь мне на руку. Требуется вся моя сила воли, чтобы не оттолкнуть ее и не сбросить со сцены.

К счастью, мгновение спустя Роуз-Брэйди берет микрофон, стучит по нему (он пищит) и произносит:

– Проверка… проверка…

Пара ребят в переднем ряду фыркают.

Она предлагает нам выстроиться позади нее, как стайке тупых утят. В аудитории все переговариваются и шепчутся. Атмосфера почти… радостная.

Это отвратительно.

Как будто они предвкушают.

Прямо как репортеры сразу после стрельбы. Это так ужасно… Какая трагедия – но их подведенные глаза полны радости. Какое счастье заполучить новость общегосударственного значения, о которой можно поговорить на своих дрянных передачах.

Я стою на сцене, наблюдая за тем, как все движется вокруг меня, но совершенно не связанная со всем этим. Ничто не кажется реальным.

Сначала свою речь произносит Роуз-Брэйди, а затем Энн. Я не слышу ни слова. Люди в первом ряду начинают плакать. По обе стороны от себя я слышу всхлипы. Сжимаю руки в кулаки.

Я так напряжена, что вздрагиваю, когда кто-то касается моего плеча. Роуз-Брэйди стоит передо мной.

– Твоя очередь, Мэй, – шепчет она и стискивает мое плечо. – Я знаю, это сложно.

Я сжимаю губы и киваю.

Прислоняю блокнот к груди и подхожу к микрофону, мое сердце дико стучит в ушах.

Остальной мир словно онемел. Кладу блокнот на подставку перед собой и открываю. Справа Роуз-Брэйди показывает мне палец вверх. Едва не смеюсь.

Мой блокнот полон черных чернил и чепухи. Мне не нужно читать то, что я хочу сказать, и я определенно не произнесу слова, написанные здесь, – все те гребаные банальности, которые каждый хочет услышать. Я знаю, что собираюсь сказать; я столько раз повторяла слова в своей голове, что они начали мне сниться.

Прочищаю горло, и звук эхом проникает в переполненный зал. Прищуриваюсь от яркого света и вижу Зака, который сидит между Хим и Люси. Что за хрень? Они все яростно перешептываются. Если бы мне пришлось угадывать, я бы поставила на то, что они говорят обо мне.