Мераб Ратишвили - Потерянные страницы

Гора Иагора и Алёна рассказывали мне и о маленьком Чабуке, которого он сам назвал Гора. Алёна говорила: «Раз он твой племянник, то мы будем и его покровителями. Этот мальчик пройдёт очень сложный и тяжелый жизненный путь, но всё, что ты напророчил ему, именно так и сбудется и он будет счастливым человеком.»

Однажды Алёна заметила, что я стоял и смотрел на фотографии Тамары и Даты. Наверное, она услышала мои мысли. Она подошла, обняла меня и сказала: «Я знаю, что тебе трудно без них, и ты очень переживаешь по этому поводу. Когда ты сам решишь, можешь идти, ты без всяких проблем доберёшься до них. Когда сможешь, приезжай и к нам.» Ты удивительная женщина, – сказал я. – Каким бы я был счастливым, если бы вы жили где-нибудь поблизости к тому месту, где живём мы. «Расстояние не имеет значения, когда думаешь о любимом человеке,» – ответила она. Через четыре месяца, после того, как я решил покинуть их, Горе Иагоре должно было исполниться восемнадцать лет. Когда я прощалсяс ним, он попросил меня, если будет такая возможность, привезти к нему Дату. Я пообещал ему это. Серафим сказал, что не умрёт, пока я не приеду. Тогда ему было девяносто шесть лет, но выглядел он прекрасно.

Я уехал в апреле 1938 года. Я решил сначала поехать во Владикавказ, чтобы навестить Гапо. Когда из Метехской тюрьмы меня этапом отправили в Баку, я случайно встретился с родственником Гапо, с которым познакомился на его свадьбе. Оказывается, и его посчитали пособником восстания, поэтому он тоже отбывал срок. Я расспросил его о Гапо, он рассказал мне, что у него две девочки, но нет сына, и что он очень переживает по этому поводу. Я попросил его: «Если ты сможешь увидеться с Гапо, то обязательно передай ему, что когда у него будет сын, то я непременно приеду к нему и стану его крёстным отцом.» Я не знаю, передал он ему это, или нет но у меня несколько раз было видение, что у него родился сын, и они ждали меня. После этих видений прошло время, но я не мог забыть об этом. Если бы сейчас я не воспользовался моментом, то потом уже я вряд ли смог бы приехать к нему.

До Владикавказа я добрался без каких-либо приключений. Был май месяц, когда я прибыл в горную Карцу. Там всё было разрушено. В деревне жило всего несколько стариков, которые с трудом передвигались. Они и сказали мне, что зимой 1935 года их всех выселили. Гапо оказал сопротивление и был расстрелян на месте. «Мы с трудом смогли похоронить его» – сказали они. В это время, заслуженный генерал Джамболат Датиев уже был в возрасте, аемусказали: «Вы должны отправиться на переселение, а ваша семья может остаться.» Но никто из его семьи не остался.

«Куда Джамболат, туда и мы!» – сказали они, и последовали за ним. Никто из стариков точно не знал, куда их переселили: то ли в Казахстан, то ли в Узбекистан. Больше они ничего не знали. Я узнал, где находилась могила Гапо и пошёл на кладбище. Она находилась поодаль деревни. Отыскав могилу, я был удивлён, чтоона была хорошо ухожена: неужели эти старики так хорошо присматривают за ней? Я присел рядом, слёзы сами катились по щекам. Я любил Гапо, как родного брата, и тяжело переживал его кончину. Я долго сидел у могилы и никак не мог унять свою боль. Приехал к другу на крестины, а стал свидетелем такой трагедии!

Вокруг не было ни души, но у меня было такое ощущение, будто кто-то следил за мной. Я несколько раз посмотрел по сторонам. Потом оглянулся назад и увидел маленького мальчика, который смотрел на меня грозным взглядом.

– Ты кто? Чего ты сидишь у этой могилы? – спросил он громким голосом.

– Я сижу рядом со своим братом. А ты кто такой, что так разговариваешь со мной?

Мальчик растерялся.

– Ты Амиреджиби? – я улыбнулся и кивнул головой.

Он подошёл поближе. В его глазах сверкали слёзы, он стеснялся их.

– Как тебя зовут? – я уже догадывался, кем он мог быть.

– Я Сандро Датиев.

Я и сам не знал, что произошло со мной, я обнял его и долго неотпускал. Сандро тоже обнял меня.

– Как же ты спасся?

– Я спрятался в лесу, – сказал он, не отрываясь от меня. Потомон присел рядом. – Я убежал с дороги, и скрывался здесь же поблизости. Всех забрали из деревни, но здесь у нас есть один старый родственник, его не стали трогать, вот уже три года, как я живу у него.

Он рассказал всё о том, как ему удалось бежать. Сначала из машины он выбросил свой рюкзак на дорогу, потом попросил конвой остановить машину, сказал, что по нужде. Так как до города было далеко, они не отказали ребёнку и остановили машину. Он спрыгнул, вошёл в лес и убежал. Да никто и не пытался его преследовать. «Я поступил плохо, что бросил свою мать, сестёр и брата, но я не мог оставить и своего отца, не похоронив его.» Я подбодрил его и сказал, что он поступил правильно.

– А где был ты, почему не приходил так долго? Я ждал тебя с тех пор, как родился.

– Я сидел в тюрьме и не мог прийти, извини меня, Сандро.

– А сейчас тебя выпустили?

– Нет, я сбежал.

Его глаза заблестели.

– Ты действительно такой, как мне рассказывал папа? – и прослезившись, он вновь обнял меня.

Я забрал его с собой, и мы приехали во Владикавказ. Там я купил ему одежду, одел и увёз в Полтаву.

Тонконогов со своей семьёй уехал в Тбилиси. Его брат работалв правительстве, поэтому, ему нетрудно было вернуться. Тамарасказала, что они не смогли взять все свои вещи, поэтому обещалиприехать за ними. В основном остались книги и кое-какие пожитки, но у них так и не получилось за ними вернуться.

Мой тесть – царство ему небесное – скончался еще до моегоприезда. Дата учился в аспирантуре в Киеве, и жил у Петра Ивановича, который присматривал за ним. Тамара взяла Сандров свою школу. В марте того же года меня вновь арестовали, носпустя девять месяцев освободили по амнистии Берия.

Наверное, никто из вас не любит неоконченные истории. Признаюсь, что и меня они не очень привлекают. Поэтому я и решил закончить то, что не смогли сделать мои родители. Приключениям своей жизни они оба придали форму новелл, хотя они и не согласовывали это между собой. Как только им выпадало свободное время и возможность, они втайне друг от друга тут же начинали писать. Наверное, они думали, что на старости лет устроят друг другу сюрприз, и уютно устроившись у камина, почитают свои рассказы.

Мой отец начал писать о своих приключениях после того, как был освобождён по бериевской амнистии, и вернулся домой в декабре 1939 года. Мама же начала писать намного раньше. До того она писала стихи, а свои приключения она начала описывать после того, как мы вернулись из Уфы, где мы в колонии навестили отца. Наверное, моя мама решила, что молодость уже прошла, что всё, чему было суждено случиться, уже случилось, и что в её жизни ничего важного и примечательного уже не произойдет. Они-то писали тайком друг от друга, но я знал всё, несмотря на то, что я учился в Киеве, и мне редко приходилось бывать в Полтаве.