Виктория Падалица - Палач

– Останешься на намаз, папа?

Аврора вывела меня из воспоминаний и, переключив во мне чувство сожаления из-за ошибок прошлого на стыд в настоящем, спросила о наболевшем.

О том, что мне стало некогда делать. Опять.

– Нет, не останусь. Спешу. – испытыв неловкое ощущение от того, чем стал пренебрегать по причине постоянного наличия отговорок, я принялся торопливо сметать завтрак с тарелки. – Вот приедут «эти»… И рванем сразу. Вещи собрала?

– Еще вчера. Пап… – Аврора дождалась, когда оторвусь от омлета и подниму на нее глаза. – А ты возьмешь меня на свою работу?

Удивила дочь, не солгу. Хочет попасть на мою работу…

– Когда-нибудь возьму. Но… – я начал было думать, как бы отказать ей помягче, но Аврора сама всё сделала.

– Да, знаю, я еще маленькая… – произнесла она с некой толикой обиды. – Как-нибудь потом. Когда подрасту.

Не девочка у меня подрастает, а самый настоящий пацан, который любит войнушки так же, как и я.

И понимает меня с полуслова.

– Правильно. – поцеловав ее в лоб, я победил омлет и принялся за чай. – Как идут дела с блогом? Много наснимала сегодня?

Но поболтать нам с дочерью не дали.

На сей раз, менеджер звонком потревожил.

С вопросом, в курсе ли я, что Алиева кто-то убрал.

Странно, что менеджер вообще спросил об этом меня.

– Да, Джейсон. Я в курсе, но я не намерен думать об этом еще хоть минуту своего драгоценного времени. – сообщил я менеджеру и окончил разговор.

Думал, что окончил.

Потом началось. Пришлось уйти из кухни и оставить Аврору скучать, так как Джейсон не давал спокойно поговорить. Все звонил и звонил, паразит.

Неужели невдомек, если сбрасываю, то некогда мне?

Пока спорил с менеджером и со спонсором по видеосвязи, что не в состоянии присутствовать в двух странах одновременно, тут и Катя вернулась. Пришлось в быстром темпе срываться, забирать всех детей и покидать дом.

Конечно, я был слишком зол на Катю, которая почему-то выглядела поникшей и зареванной, потому и не спросил, что за повод у нее появился для слёз. Но все же чмокнул ее в лоб. На прощание.

Все равно они перемоют мне кости сегодня, и Катя что-нибудь да скажет потом. К примеру, что сожалеет, что сорвалась, или тому подобное.

Не зря же, стоит Тане появиться, у меня постоянно горят уши. Обсуждают, значит, а что им еще делать, гражданским дамам?

Да и вообще вся эта жизнь светская, а тем более, бабская, меня не касается. Я не гражданский, с малых лет меня воспитывала не мама, а война, клетка и забой, в котором умирали мои товарищи.

Пожелав дамам приятного времяпровождения и как бы между прочим сообщив Кате, что в спальню лучше не заходить, пока не приедет клининговая компания и не приберется, мы с детьми покинули дом на легкой волне.

Благо, с пацанами Тани я так же хорошо ладил, как и со своей детворой. Меня, чудовище и эгоцентриста, как ни странно, всякие дети любят и признают.

Я же не видел нормального детства, которое стараюсь на протяжении полугода подарить и своим детям, и немного дать Таниным.

Я никогда не слыл законопослушным, не чурался того, что из меня выросло в тюремных условиях, где прошли мои школьные годы, и, признаться, считал, что предел моих потенциалов, благодаря которым выбьюсь в авторитеты и стану несметно богат – бесчисленные ходки на зонах, где не зачахну и не покаюсь, а проведу время с огромной пользой.

Близка по духу была и осталась тюремная романтика, которую из каждого утюга пропагандировали во времена дурной и опрометчивой юности. Если вкратце, не дано мне трудиться в офисе, либо за кассой стоять. Мое призвание заключается в другом, хоть это и не было моим осознанным выбором пути изначально.

Может, я неправильный, испорченный, бракованный, в чем-то неуспешный, неисправимый и не переобучаемый. И да, несомненно я чудовище и эгоцентрист. Может, меня стоило бы перебрать где-то, где перебирают таких, как я, изменить заводские настройки или вовсе спустить в утиль, потому что не чинюсь. Может, я недочеловек, не образован, неромантичен, нетерпелив и ни с кем не считаюсь. Но дети меня любят.

Однозначно я скрытный социопат с непомерными амбициями, который признает патриархальный уклад везде, где только можно его ввести, с манией величия и задатками маньяка.

Может быть, я псих-женоненавистник, и по мне плачет психушка, куда попаду однажды и где проведу остаток жизни, потому что испытываю глубокую душевную боль и жалость, когда приходится убивать мужчину, и абсолютную нирвану и безграничное счастье, когда жертва женского пола, и к тому же легкая на передок.

Пусть так. Зато дети меня любят.

***

Перед тем, как закончить спорить с Джейсоном, тот снова напомнил, что я медлителен. Надо бы скорее расшевеливаться, пока есть шанс всё вернуть на круги своя.

Мой косяк, что всё про*бал. Всего лишь рассчитывал осесть на дно, оставить в прошлом то, что по праву наследования передалось мне в единоличное пользование, владение и распоряжение. Да и гори оно все синем пламенем, то движимое и недвижимое, забирай, кто хочет, мыслил я буквально недавно. Но меня, к счастью, разубедили не совершать фатальных ошибок, за которыми неминуемо последовали бы вооруженные конфликты и куда более сумасшедшие правители, чем Джамал и его бредовая подпольная доктрина черно-белых рабов из пробирки.

Войны за передел криминального мира, начавшиеся с момента свержения императора «Иллюзии» – одной из пузатых теневых транснациональных корпораций, имеющей ветви по всему свету, продолжаются и вовсе не планируют затихать.

Кому-то, кто затеял войну, не сидится на месте, ибо пятая точка его интенсивно подгорает. Кто-то следует безрассудному, однако рабочему, проверенному плану, активно истребляя лидеров криминальных фракций, чтобы подминать под себя всё.

Я не знаю, кто это такой, но знаю, что это определено мой клиент, с которым предстоит иметь дело лично.

Все трудней дышать пронзительным воздухом,

Все труднее небу слать проклятья,

Все трудней бежать – полжизни ты отдал бы,

Чтоб забыть тот бой за спиной…

Ария, «Дезертир».

Время поджимало; нельзя было тянуть до завтра, и несмотря на внезапно разыгравшуюся непогоду, о которой узнал до прилёта в Россию, я был вынужден бросить семейные дела и сорваться сюда пулей. Пришлось резко изменить планы и прибыть в военный лагерь, который мы разбили в окрестностях каменистых гор Кавказа.

Небольшая часть пленных, насмерть замученных, были аккуратно сложены друг на друга у входа в шатёр для допроса.

Я же, находясь в гневе, что череда неудач и подвохов, начавшаяся с утра, продолжала преследовать меня, расположился у большого деревянного стола с лежащей на нём картой местности, где был нанесён подробный стратегический план обороны и примерный радиус нахождения противника.