Шмиэл Сандлер - Особенности еврейской эротики

«Нет, мама, нет!» — громко закричал я и проснулся, радуясь, что это был всего лишь сон.

И снова я заснул. Но уже через минуту, открыл глаза, поднялся с кровати, боясь скрипнуть пружинами, и бесшумным шагом пошел в гостиную.

Круглая тусклая луна по-прежнему глупо глядела в окошко, обозначив контуры дивана и спящей на нем тети.

О том, что на диване тетя, я догадался сразу — кто еще может спать в чужом доме обнаженным.

Сначала я обрадовался, «наконец-то!», но потом понял — с нею что-то не так: Справившись с волнением, и привыкнув к темноте, я увидел, что у тети нет головы. Я испугался и хотел позвать на помощь, но какая-то неведомая сила сковала мои члены, и я почувствовал, что сердце мое вот-вот выпрыгнет из груди. Я снова пытался закричать, но у меня не было голоса. Вместо крика из глотки вырвался сипящий и булькающий хрип.

Сердце у меня громко забилось и я решил бежать. Но тут неожиданно и бесстыдно снова вовсю засияла луна, и я увидел, что не тетя это вовсе, а толстая и унылая женщина в позе всадника без головы.

Она грузно сидела верхом на папе и отчаянно погоняла его ремнем. «Наверное, откинула голову для наслаждения», — подумал я, вспомнив про маму Салика, которая предпочитала именно эту позу.

Я зашел со стороны серванта, надеясь рассмотреть голову незнакомки и остановился в ужасе. Голова сидящей на папе женщины была оторвана от туловища, а длинный обрубок шеи залит черной пузырящейся кровью.

Что-то говорило мне, что я знаю эту женщину.

Да, это была моя мать.

Наконец-то я увидел ее обнаженной. Бог мой, какие у нее висячие и тыквообразные груди?

В это время кровавый обрубок шеи повернулся ко мне и зашипел перерезанным горлом: «Ты этого хотел, извращенец?»

Я завопил нечеловеческим голосом: «Нет, мама, нет!»

Я проснулся в холодном поту.

Я впервые увидел мать обнаженной…

Наконец-то это случилось. Теперь я могу сказать ребятам, что у нас дома тоже ходят голыми и мы такие же люди, как и все…

После бесконечной жуткой беготни во сне из детской в гостиную я снова забылся на своем ложе так крепко и сладко, что не услышал, как из мансарды тетя бесшумно переместилась в гостиную, хотя всю ночь ждал этого момента.

Проснулся я в дикой панике и увидел, что на часах уже девять.

Я ужаснулся: опоздал в школу, но одернул себя — да черт с ней с этой школой. Гораздо хуже, если тетя успела уже встать.

К этому времени я обычно выходил из дома, и ей теперь не было смысла притворяться спящей, если она и впрямь притворялась.

Я ненавидел себя за то, что столь позорно проспал операцию. Мог бы позаимствовать у отца будильник все равно он уехал в командировку. Никогда не прощу себе, что упустил такой случай.

Рывком, вскочив с кровати, я бросился в салон.

Она лежала на диване.

Прелесть моя, свет очей моих, тетя Рейчел…

Неудержимая радость захлестнула меня.

Она здесь, она не ушла, и я снова увижу мой жгучий рубин, мою пурпурную розу, мой любимый аленький цветочек, быть может, в последний раз. Да ты не смотри, разиня, а действуй.

Тетя лежала на боку, по обыкновению аппетитно выпятив свой круглый и тугой задик. Меня это возбудило, но и насторожило тоже. Обычно она поворачивается на бок, после того как я лобызаю ей сосок — правый. Это уже стало ритуалом в наших тайных отношениях, и я к этому привык. Неужели Аркаша обманулся, и она действительно спит, а не притворяется. О, как отвратно самоуверенны, бывают молодые статные брюнеты, когда речь заходит о замужних дамах.

«Прежде чем приступать к операции осмотрись, нет ли за тобой хвоста, — предупредил меня Салик, — это первое правило шпиона»

Я осмотрел дом, не вернулся ли отец, с него станет. Нет, им и не пахнет — от него всегда несет табачным дымом. Посмотрел на окна дома, в котором жил Салик, что там еще затевает полковник?

Да, он был на посту в окружении членов генерального штаба. Под окном я увидел огромный транспарант, на котором крупными буквами было написано «E-mail»

Окно Саликовой квартиры было открыто настежь, и я заметил внутри комнаты подозрительный блеск линз. Ребята заботливо следили за моими действиями в армейский бинокль. Салик приобрел его у пьяного прапора за сто баксов. За триста баксов он приобрел парабеллум германского производства, которым Семен застрелил сутенера, избившего Сильвию. Мы закопали араба на территории завода, и никто его не хватился. «Собаке собачья смерть!» — сказал Салик, и мы отправились навестить изувеченную Сильвию.

Надо полагать, половины нашего класса сегодня не будет на уроке русской литературы, то-то удивится Королева, впрочем, все это время она с пользой для дела проведет с физруком, он давно уже положил глаз на «русскую литературу».

Что это я ревную? Глупости, мне нет никакого дела до русской литературы, пусть ее имеет каждый… А мне нужна лишь моя сладкая и блаженная тетя Рейчел.

Но причем здесь E-mail?

И тут я вспомнил: Салик наказывал мне следить за электронной почтой.

Он отправил мне послание и хочет, верно, чтобы я его прочел.

Опять у полковника военный бзик.

« Остолоп, — подумал я, о друге, — время ли теперь для переписки — тетя стынет на диване»

Я снова глянул на транспарант и увидел Свирского. Он наполовину свесился из окна и красными флажком, указывая мне на плакат.

«Да вижу я, вижу! Чего это они там все переполошились?»

Делать нечего, я поспешил в свою комнату, врубил компьютер. Прошла целая вечность, пока я подключился к сети и открыл почту.

Письмо действительно было от ребят:

«Хайль, Гиббону! — писал мне Салик, — не пугайся, к дому приближается твоя мать…»

«Вашу мать!» — прошептал я в буйном испуге и резвым аллюром поскакал на веранду. Как я сразу не заметил, ведь пялился же на улицу целую минуту. Салик прав, разведчик из меня никудышный.

Внизу я увидел маму. Она была в трехстах метрах от нашего подъезда. Липкий страх охватил меня. Я представил себе, как через минуту она поднимется на третий этаж, придушит сначала меня, а потом и свою любимую сестрицу. Обидно, я ведь еще не познал родную тетю.

Я снова помчался к компьютеру и бурно забарабанил по клавишам:

— Полковник, останови мать!

— Принял, — в своем невозмутимом стиле ответил Салик, — майор вышел на перехват.

Я выглянул в окно и увидел, как Свирский, перерезав детский скверик, во весь дух мчится навстречу моей матери.

В эту минуту она огибала мусорный контейнер, который был доверху забит пластиковыми мешками с хламом. На мгновение я потерял ее из виду. Но вот она снова появилась из-за мусорных завалов, и я с тоской смотрел, как проворно она приближается к дому.

Но почему, почему она решила вернуться? Может, кто из соседей настучал? Кому это надо? Может, забыла что-нибудь дома? С ее-то педантичностью. Я не помню случая, чтобы она возвращалась в это время с работы.