Шмиэл Сандлер - Особенности еврейской эротики

В конце коллективного сеанса Сильвия спрашивала своим охриплым голосом:

— Ну, ребятки, довольны?!

— Довольны! — хором отвечал двенадцатый «А».

— Цукерман, ты приплыл сегодня быстро, — упрекнула она Сеню, делая пометку в записной книжке. Видимо в любовных делах Семен был круглый двоечник, хотя строил из себя Казанову.

— Я сбился со счета во время коитуса, — сказал Семен, покрывшись краской.

— Считай до тысячи, дружок, и затем кончай, иначе тебя бабы не будут любить.

Семен был большой авторитет среди блатных нашего района, отлично умел драться, имел репутацию выдающегося бабника, но тяготел к малолеткам.

«После того как в детстве меня изнасиловала пьяная соседка, — сказал он мне, — я понял, что взрослые у меня не канают, а к Цильке я хожу так, чтобы набраться знаний».

— Ну а теперь Вы, — решительно сказала Сильвия Борисовна и без предисловий залезла ко мне в брюки. От неожиданности я тихо ойкнул, а она, деловито нащупав мой обмякший писсон, вульгарно выпустила дым прямо мне в лицо.

— О, — с придыханием сказала она, — да у вас тут целый монстр, юноша!

То же самое она говорила Салику и Сене, поэтому я не очень ей поверил. Лишь Аркашу она выделила, сказав про его игрушку — «Мой ласковый и нежный зверь». Судя по реакции проститутки, природа не стала экономить на жизненно важных органах Свирского. Вопреки теории адвоката Горвица, творческий потенциал молодого повесы при этом не очень пострадал.

Прикосновение Сильвии было столь неприятным, а дым сигареты таким едким, что я нервно закашлял, и у меня пропало желание терять невинность. Я чувствовал, что сгорю сейчас от стыда. Ребята деликатно отошли в сторону. Они уже не верили, что у меня что-то получится и не знали, как быть со мной дальше.

— С вами все в порядке, — весело сказала Сильвия, видя, что мне уже ничего не помогает, — но ходить, сюда не советую.

— Почему? — спросил я, чувствуя, как тоскливо сжимается мое сердце.

— Вы не созданы для б…а, молодой человек, — сказала Сильвия. Я потупил глаза «Зачем надо было тащиться в зону, если я не создан?»

— Для интимной связи вам нужно любить.

— Кого любить? — с глупым видом спросил я.

— Своего партнера, — сказала Сильвия, — видите ли, у вас комплекс однолюба. Такие, как вы могут только с одним партнером при наличии романтического настроя, разумеется…

Она засмеялась и посмотрела на меня с явным интересом. Еще бы такое ископаемое и не в музее!

Потом я узнал, что она никогда не сквернословит, что не свойственно профессионалкам и то, что в разговоре со мной она использовала непечатное выражение, было свидетельством ее особого ко мне расположения.

— Впрочем, вы можете прийти ко мне завтра, — сказала Сильвия.

— Зачем? — упавшим голосом сказал я.

— Очень важно чтобы в первый раз у мужчины получилось. Я сделаю все, чтобы у вас встал, мой юный друг, бесплатно.

В одном, пожалуй, она была права — я непременно должен был любить, чтобы испытать всю гамму сексуальных переживаний. Но это не означало, однако, что я однолюб, на что столь тонко намекала Сильвия Борисовна.

Я действительно не мог совокупляться с каждой встречной шлюхой, хотя Ницше и Ленин свой роковой сифилис заработали именно таким манером. У меня это не более чем свидетельство утонченности моей натуры. Да, я эстет, дамы и господа, и отсюда все мои беды. Жестокой и незаслуженной поркой моя властная мать породила во мне комплекс неполноценности — долгое время я не выделялся в обществе, но именно это печальное обстоятельство позволило мне углубиться в духовные радости мира. Я много читал, жадно впитывал знания, но оставался робким и закрытым для внешнего мира юношей, который молча, любит, страдает и ненавидит людей. Я стал часто думать, почему я не такой, как все и, наконец, понял: « во многая знания — много печали» или, говоря словами Фридриха Ницше «Знание убивает действие»

И я стал действовать. Я добился уважения одноклассников не кулаками, а умом. Владимир Ильич Ленин ни разу в жизни не дрался, а Гитлер не носил личного оружия, но их боялись миллионы.

Я стал говорить и это мне понравилось. Я забросил все свои литературные опыты (к великой радости мамаши) и стал выступать с речами в дворянском собрании, где за кружкой терпкого баварского пива мы упражнялись в произнесении пламенных речей.

«Слово сказанное важнее написанного», — сказал Фюрер и доказал это на личном примере. Моя знаменитая речь на митинге, посвященном независимости еврейского государства сделала меня признанным лидером в школе и далеко за ее пределами. Я пользовался уважением даже среди головорезов Семена.

Лишь с девушками я не находил нужных слов и со стороны казалось, что у меня внезапно отнялся язык. Первое время я очень переживал неудачи на любовном фронте, но потом понял, что этого не умели и другие достойные люди.

Первое романтическое увлечение Адольфа Гитлера длилось два года. За это время он не сказал своей даме (вернее не мог придумать) даже одного порядочного комплимента. По тому же сценарию разворачивалась моя неудавшаяся интрижка с моей «американской» подружкой и это уже было слишком. Я должен был непременно познать женщину, чтобы преодолеть в себе последнюю робость. Для Гитлера такой женщиной стала племянница, а для меня… Впрочем, все по порядку, господа!

Очень скоро мне представился счастливый случай: я встретил женщину, с которой познал великое неземное блаженство.

Судьба распорядилась так, что мне не понадобилась гуманитарная помощь Сильвии. В моей жизни вдруг свершилось чудо — я влюбился горячо, трепетно со всем пылом юношеской страсти. Это бывает с наивными и восторженными натурами, которые формировались в условиях семейной тирании. Особенность моего случая состояла в том, что предметом моей необузданной любви стала моя родная тетя.

У нас это уже стало доброй традицией: моих малограмотных родителей связывают кровные узы, их недалекие предки также женились на представителях своего клана. Но делали они это в рамках религиозного брака я же, воспылал страстью к замужней женщине, то есть вопреки одному из важнейших библейских заветов, искал пути и средства к реализации преступного замысла именуемого прелюбодеянием.

Звали ее Рэйчел, ей было лет двадцать, полагаю. Она приехала из Австрии, где жила с мужем-миллионером. Про Рэйчел мама говорила, что она легкомысленна, глупа и весь ум у нее в заднем проходе. Язвительность моей мамочки основывалась на том, что «разлюбезная наша сестрица» в девичестве предпочитала ходить в коротеньких юбчонках, вовсю дружила с парнями, а замуж выскочила за «дебила» вдвое старше ее. Несмотря на свою показную набожность, маман обожала злословить. Потом, когда выяснилось, что дебил (так мама нарекла зятя) имеет в Австрии сеть кондитерских магазинов, она быстро изменила свое мнение, и австриец в одночасье превратился в уважаемого в нашей семье человека, тем более что он имел обыкновение периодически отсылать свою молодую жену к ее бедным родственникам с кучей дорогих подарков.