Julianne von Petras - Сон Атлантиды. Прокати меня на сфинксе

Пристальный взгляд одиноко сидящего на другом конце зала месье внимательно следил за каждым её движением.

Елена же не обращала внимания ни на кого, любуясь окружающей её обстановкой. Обстановка же была тем, что называется ненавязчивой роскошью: мягкие кресла и диванчики с обивкой из плотного шелка приятных неброских расцветок, с резными ножками тёмного дерева, низкие столики того же дерева, огромный, пылающий жаром камин тёмно-бордового каррарского мрамора, отделённый от зала золотистой витиеватой старинной решеткой. На камине, строго симметрично, стояли две великолепные вазы тонкого китайского фарфора, с затейливыми рисунками, расписанные непревзойденным мастером вручную. В глубине зала огромный старинный рояль таинственно подсвечивался свечами, стоящими в массивных бронзовых канделябрах.

Шампанское слегка пьянило её, голова кружилась, она все пристальнее смотрела на огонь, живущий в камине. Тёмные тени рождались внутри яркого пламени, с потрескиванием поднимались они всё выше вверх, пока с радостным облегчением не покидали свой плен, чтобы, вспыхнув на прощание, яркой кометой раствориться в темноте ночи.

Внезапно она вспомнила, что была когда-то жрицей храма, служительницей Огня. Именно ему посвящала она свои песенные молитвы.

Елена прикрыла глаза и вдруг ясно увидела тёмный храм, слабо освещенный чем-то фосфоресцирующим, свет этот был завораживающим, он шёл откуда-то сверху и сбоку, скрывая своды храма, под которыми облаком клубился дым благовоний. В центре храма стоял Великий Жертвенник – Хранитель Агни, Священного Огня, символа жизни, источника познания.

Множество людей, чьи лица были светлы и одухотворены, стояли, вскинув вытянутые руки вверх, на почтительном расстоянии от Великого Огня. Аромат благовоний вводил в экстаз, и вот уже и тело становилось неземным, невесомым, одухотворённым. Огонь словно жил одному ему известной жизнью, то разрастаясь пылающим цветком, то сжимаясь ярким змеем. Стройный хор голосов ритмично выводил молитвенную мелодию.

«О Великий Агни, – величественно-заунывно пропел жрец на языке, который Елена, к удивлению своему, почему-то понимала, – открой нам свои тайны, направь нашу судьбу, освети будущее…» – с этими словами жрец бросил в огонь щепотку какого-то порошка, разлетевшегося яркими разноцветными искрами. Густой дурманящий дым медленно заполнил зал тяжёлой пеленой. Огонь жертвенника извивался в чарующем танце. По сводам храма поползли спиралевидные судороги.

«Слава тебе, о Великий Агни.…» – высоко и чисто пропел жрец, прежде чем впасть в подобие транса. Люди вокруг тоже были опьянены происходящим. Они ритмично раскачивались, заворожённо глядя на огонь, протяжные звуки их песни-молитвы гасли где-то за высокими сводами. Голоса их были чисты, песнь до неземного прекрасной. Елена точно знала, что уже слышала эту мелодию, но никак не могла вспомнить, где и когда. Ритм нарастал – жрец выполнял сложные, гармоничные телодвижения, за ним повторяли их все люди, находившиеся в храме, всё более и более распаляясь и погружаясь в странное состояние единения с тайным. Елена словно кожей своей ощутила все те потоки священных энергий, которые, порождаясь каждым, сливались в общий, единый поток, крепли, изменялись, окутывали собравшихся, то удушая, то возвышая их.

Вдруг Властелин Огня резко выпрямился, подняв над головой руку. Пение мгновенно оборвалось. Все застыли, глядя на жреца, боясь пропустить хоть слово из вердикта.

«Мы уходим с этой планеты, – проговорил он с пафосом. – Мы не будем больше среди дикарей её. Небо, могучий Агни зовет свой народ!»

Она хотела почему-то протестовать, не веря в правильность его интерпретации и чувствуя собственную власть и силу даже над Жрецом, но не успела: видение исчезло.

Ещё какое-то время она сидела неподвижно, словно не могла избавиться от увиденного.

Наконец Елена с трудом подняла глаза и встретила взглядом несмелую улыбку ещё молодого мужчины.

– Vous permettez? – очень вежливо спросил он, жестом указывая на свободное кресло напротив Элен.

Она равнодушно и холодно кивнула.

– Je ne voudrais pas vous déranger. (Я не хотел бы Вас беспокоить)

Сравнительно молодой человек плёл всю ту вежливую чушь, которую обычно говорят люди, сконфуженные тем, что набрались наглости войти в чужое жизненное пространство без приглашения и повода. Элен почти не слушала его, зато внимательно разглядывала. Он был явно не из нищего и даже не из малоимущего сословия. Его костюм был безупречен, наверняка сшит известным кутюрье из отличной тонкой шерсти, галстук и рубашка безукоризненно подобраны к костюму, и все это ему чрезвычайно шло. Он был хорошо подстрижен, гладко выбрит и ухожен. Лицо его было открытое и живое, глаза большие, влажные и умные. Внешне его привлекательность была явно выше средней.

«Хорош, – думала Лена, – жаль, не в моем вкусе».

Он был, увы, как и большинство жителей этих мест, брюнетом, да и глаза его были скорее карие, а может, темно-зеленые, выглядели так в искусственном освещении, не суть, главное то, что он не был голубоглазым блондином, а наша героиня по необъяснимым даже ей самой причинам (кто сможет раскрыть тайны генетики?) почему-то любила только этот типаж.

Елена все-таки заставила себя прислушаться. Её собеседник, представившийся Алэном Бовэном, был адвокатом, жил в Лозанне, где и была его юридическая контора, а в Монтре проводил только week-end , отель «Монтре-палас» был его любимым местом отдыха с давних пор из-за тишины, уюта и великолепного обслуживания.

Лена при этих словах почувствовала к нему настоящую классовую ненависть, так как у неё самой в те самые давние поры таких любимых мест не было.

В нем чувствовалась сила, уверенность в себе, а также настойчивость, упорство, привычка добиваться своей цели. Он явно был страстен и горяч в постели. При этой мысли Элен почувствовала, что тёплая волна желания прокатилась по её телу, тоскливо и сладко сжавшись где-то внизу живота.

Madame von Schtolz, изголодавшаяся от одиночества, зажмурила глаза, пытаясь скрыть подобные мысли от продолжавшего вести светскую беседу адвоката.

Её бывший муж, слишком большой лентяй и эгоист, был слабым утешением для её женского нутра, а найти ему замену было делом нелёгким: известная фамилия фон Штольц защищала её почище пояса верности. Сначала Елена пыталась бороться с этим «машинально», заведя себе механического «дружочка», новомодного для неё, рекомендованного ей местными медиками на случаяй длительного воздержания. Однако вскоре она поняла, что ей нечем заменить руки, губы, телесное тепло – ласки, нежность настоящего любящего мужчины, внимательного и страстного, к которому так тяготела её вконец изголодавшаяся плоть.