Мэдлин Хантер - Герцог-упрямец [litres]

Девина невольно задумалась о том, в какие крайности эта женщина впадала в постели. «Никаких правил», – сказал он. Что ж, неудивительно, что молодой человек был так очарован ею…

– Мне бы следовало обратить внимание на такие перепады в ее настроении и задуматься насчет крайностей, – продолжал Эрик. – Но вместо этого я заботился лишь о том, чтобы рядом со мной она всегда была счастлива.

Девина молчала, и он добавил:

– Если я не торопился делиться с тобой этой историей, то только потому, что она бросает на меня тень. Однако одно ты должна знать обязательно. Мы не поженились. До этого не дошло. Помешал пожар.

Девина внимательно посмотрела на мужа и заметила в его взгляде, устремленном на надгробный камень, гнев, горе и сожаление…

– До чего трагично все получилось… – пробормотала она.

Муж еще крепче сжал ее руку.

– Ах, Девина, ты слишком добрая. Все было вовсе не так, как ты думаешь. Это она устроила пожар. То, что она пыталась убить меня, еще можно простить, посчитав за поступок, вызванный необузданной яростью. Но ведь и многие другие едва не погибли. И все потому, что я отказывался видеть очевидное.

И едва Эрик произнес эти слова – с его плеч словно гора свалилась. Он ни с кем не мог поговорить об этом – даже с Робертсом, который был там и тоже чуть не погиб. Но сейчас… Как это уже не раз случалось рядом с Девиной, он обретал покой от одного ее присутствия.

Она больше не задавала вопросов, не сказала, что он не должен себя винить, – просто молчала.

Ему больше не хотелось стоять у могилы, и он увел Девину с кладбища. Миновав калитку, они вышли на тропинку, протоптанную сапогами Робертса, и зашагали по ней.

– Ты не спросила, почему она это сделала и как это произошло, – произнес Эрик.

– Может быть, когда-нибудь ты мне расскажешь, если захочешь.

Но он хотел рассказать сейчас. Начать оказалось трудно, но теперь ему требовалось, чтобы она выслушала и остальное.

– Я поделился с ней моим планом, как только мы сюда приехали. Перед отъездом мы поженимся, пообещал я. Она была счастлива. Пришла в исступление от радости. Однако в ночь пожара она спросила, приедет ли на свадьбу моя семья. Я просто поверить не мог, что она ничего не понимала: был уверен, что все понятно объяснил, – но все же повторил объяснения еще раз. И сказал, что они не приедут, что они ничего об этом не узнают. А она заявила, что для нее это оскорбительно, что она не желает тайно выходить замуж и держать свое замужество в секрете. Сказала, что я должен написать отцу и обо всем ему сообщить, прежде чем мы уедем из Шотландии. Я отказался. У отца уже проявлялись признаки болезни, которая впоследствии его и убила. Я не собирался лишний раз его огорчать. В результате мы с ней поругались. Она расстроилась, затем пришла в бешенство, в отчаяние, в неистовство…

– Думаю, ты не хотел рассказывать отцу и по другим причинам, не только из-за его болезни.

– Это я понял только во время ссоры. Позже, лежа в постели, я признался сам себе, что нельзя жениться на женщине, которую не можешь открыто назвать своей. Меня держала в тисках не любовь, а что-то более низменное. И только тут я осознал, как глупо вел себя долгое время. Именно тогда, вырвавшись из объятий безумия, я вдруг почувствовал запах дыма. Дымом тянуло из моей гардеробной.

– А это не мог быть просто несчастный случай?

– Там не было свечей. И камин давно остыл. Потом оказалось, что она устроила поджог в нескольких местах. – Эрик посмотрел вдаль. Он различал развалившуюся стену и человека на ней, отбивавшего цемент и камни. – Один из поджогов был на главной лестнице… Именно там ее и настиг дым. Я нашел ее, когда покидал дом, вытащил наружу, но она уже умерла.

Эрик умолк. Этот рассказ изнурил его, он словно пробежал десяток миль. И он не понимал, что обо всем этом думала Девина. Она долго молчала. Наконец в задумчивости сказала:

– Мне говорили, эта женщина была красавицей…

– Да, наверное. Но в своих воспоминаниях я ее такой не вижу. Я вижу ее, когда мы ругаемся, и тогда в ней ничего красивого нет.

Они дошли до дома.

– Спасибо, что рассказал, – произнесла Девина. – Лучше знать, чем гадать.

Когда Девина дошла до своей комнаты, все те эмоции, которые она сдерживала изо всех сил, наконец-то вырвались наружу. Она металась по спальне, пытаясь придумать здравые основания для того, чтобы не чувствовать себя настолько опустошенной и одинокой.

Ужасная история! Кошмарная! И она очень жалела Брентворта. Жалела и ту несчастную женщину. А еще злилась из-за того, что знания о человеческом рассудке недалеко продвинулись вперед с древних времен. Должно быть, эта женщина была душевнобольной, раз устроила поджог. Кто, кроме сумасшедшего, может сделать подобное? Должно быть, она окончательно утратила разум, раз не подумала, как сама будет выбираться из дома. Но с другой стороны… Может, она и не хотела выбираться?

«Никаких правил!» Девина догадывалась, что это означало. Она не была такой уж невежественной и знала кое-что о весьма странных предпочтениях в постели, которые встречаются у некоторых. По сравнению с ними все то, что происходило в их с Брентвортом супружеской постели, было детскими играми.

Девина попыталась представить, что испытывал молодой человек, который ухаживал за женщиной, не признававшей никаких правил. Ему тогда было двадцать с небольшим. Можно поверить, что эта страсть его поработила. И, конечно же, вполне можно поверить, что обретенная свобода стала для него своего рода безумием.

Он не сказал, что любил эту женщину: во всяком случае, сейчас так не считал, – но тогда, вероятно, думал, что любит. Девина в любом случае поверит ему на слово. Жаннет не была любовью всей его жизни, вот и все! Вот и прекрасно! Однако была великой страстью, и он знал, что больше никогда ничего подобного не испытает. Просто никогда этого себе не позволит.

Тем вечером, за ужином, они об этом не разговаривали. Более того, Девина сомневалась, что такой разговор вообще когда-нибудь состоится. Оба шутили и болтали о всяких мелочах – словно хотели самим себе доказать, что ничего не изменилось. Да только для нее это было вовсе не так. Она боялась, что ужасная пустота в груди уже никуда не денется…

Когда же ужин закончился, Брентворт проговорил:

– Думаю, нам пора вернуться в Лондон. Завтра или послезавтра, если ты не против.

– Да, пожалуй, – кивнула Девина. – Я пока подумаю, нужно ли мне еще что-нибудь тут сделать.

– Отъезд можно отложить на день-другой, если хочешь.

Она молча кивнула. Ее здешняя миссия и ее поиски… Ох, сегодня она вообще об этом не думала. И сначала ей следовало вспомнить, чего, собственно, она хотела добиться…

Тем же вечером Девина позвала горничную, чтобы та помогла ей приготовиться ко сну. Она надеялась, что в эту ночь Брентворт к ней не придет: хотелось побыть одной, чтобы все как следует обдумать…