Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

Но самое ужасное не это — Суонтон выживет, и в конце концов все встанет на свои места. Самое ужасное — это ущерб, который нанесен мисс Нуаро. И ее девушкам. И ее магазину.

Тем не менее можно было не очень переживать по этому поводу, во всяком случае, не больше, чем Лисберну имело смысл переживать о своей уязвленной гордости. А он совсем не расстраивался на этот счет, как должен был бы. Он плохо обошелся с Леони, однако же…

Саймон был счастлив. Он не мог забыть ее — полуобнаженную, с его шляпой на голове. И хотя ему удавалось подавить улыбку, справиться с радостью Лисберн не мог.

В любом случае они с мисс Нуаро сделали все, что было в их силах, чтобы приглушить скандал. Глэдис тоже приняла в этом участие, вольно или невольно.

Ни на что другое, более умное, он сейчас не был способен. Стоило выспаться как следует и наверстать ночь.

— Иди, поспи, — сказал он Суонтону. — Потом разберемся.

Розалинда : Но в вас нет ни одного из признаков, о которых говорил мой дядя — он научил меня, как распознавать влюбленных. В эту клетку, я уверен, вы еще не попались.

Орландо : Какие это признаки?

Розалинда : Исхудалые щеки, чего у вас нет; ввалившиеся глаза, чего у вас нет… Затем чулки ваши должны быть без подвязок, шляпа без ленты, рукава без пуговиц, башмаки без шнурков, и вообще все в вас должно выказывать неряшливость отчаяния. [21] Пер. Т. Щепкиной-Куперник.

У. Шекспир. «Как вам это понравится». Акт 3, сцена 2.

Вторник, 21 июля

Саймон пытался заснуть. Из этого ничего не получалось, как он ни старался, даже несмотря на дикую усталость, которую испытывал, когда рухнул в постель. Он крутился с боку на бок снова и снова и оставался бодрствовать в состоянии, близком к умопомрачению, когда казалось, что раздается тревожный набат, что крыша рушится, и ему надо бежать, чтобы предупредить людей и сделать нечто важное.

К тому времени, когда солнце едва поднялось над горизонтом, Лисберн сдался, поняв, что не заснет, но остался в постели. Закинув руки за голову, он уставился взглядом в балдахин над кроватью и стал вспоминать то, как провел время с мисс Нуаро, в особенности последние часы с ней.

Наконец он услышал, как в спальню прокрался Полкэр, чтобы заранее подготовить все до того, как хозяин соизволит проснуться. К его досаде, сегодня тот уже бодрствовал. Он не стал счастливее оттого, что хозяин неподобающе быстро принял ванну, побрился, оделся и отправился вниз завтракать.

Суонтон уже сидел за столом. К тарелке был прислонен свежий номер «Утреннего обозрения Фокса», сложенный пополам для удобства чтения.

— Новости, судя по всему, не настолько ужасны, если ты не лишился аппетита, — заметил Лисберн.

— Я пытаюсь докопаться до истины, — сказал Суонтон. — Найти имя, слово, которое я вдруг пропустил — все, что угодно, что поможет воскресить дремлющие воспоминания. У меня такое впечатление, что «Обозрение» пишет о ком-то другом. Что вполне возможно, ведь в нем помещено сразу три противоречивых сообщения. В самом вразумительном из них описываются утомительные подробности того, во что были одеты дамы. — Пауза. — В особенности какое именно платье было на твоей кузине, леди Глэдис. И о чем она говорила. В этой статейке ей уделено больше места, чем леди Кларе! — Он посмотрел на Лисберна. — Мне даже стало интересно, вдруг ты сам написал эту заметку. Но я так и не смог себе представить, что ты настолько восхищен своими кузинами, пусть даже леди Клара, по всеобщему мнению, самая красивая девушка в Лондоне. Восторгаться женщинами — это совсем не твой стиль. Я вообще не уверен, что ты можешь восторгаться хоть чем-нибудь. И что тебе известно о платьях, помимо самого быстрого способа освобождать от них женщин?

Он говорил правду. Лисберн не был склонен поэтизировать женщин. С ним этого не случалось со времени, когда он еще школьником преодолел мучительный процесс первой страстной влюбленности.

Однако он же процитировал ей Шекспира — фразу из любовной сцены в «Ромео и Джульетте». Не больше и не меньше!

Но Суонтону ни к чему знать об этом.

— Ты даже к своей одежде невнимателен, — заметил кузен.

Саймон оглядел себя и нахмурился.

На память пришла сцена из «Как вам это понравится», когда Розалинда описывает влюбленного мужчину.

«Затем чулки ваши должны быть без подвязок… рукава без пуговиц, башмаки без шнурков и вообще все в вас должно выказывать неряшливость отчаяния».

Но то драма и поэзия — область, где Суонтон чувствовал себя, как рыба в воде, — а Лисберн не был влюблен. Он просто слишком устал и был раздражен тем, что пришлось тратить время на бесконечное одевание.

С газетой в руке поэт продолжал говорить:

— Ты всегда доверяешь свой внешний вид Полкэру. Может, он сумеет перевести нам вот это: «Рукава с двойными буффонами» или «Корсаж с половинной стойкой»? У тебя есть хоть какое-то представление, о чем это вообще?

Лисберн покачал головой и отошел к буфету. Какое-то время он разглядывал тарелки под крышками, потом понял, что думает не о еде. Мысли были заняты только мисс Нуаро. Его шляпа у нее на голове, тело едва прикрыто чем-то полупрозрачным. Короткая улыбка… Она ласкает его… Она уверена в нем…

Ну и отлично! Ему нравилась ее чрезмерность. Он желал ее, возможно, больше, чем это было удобно. Но он не был влюблен. Он вообще не верил, что такие вещи существуют. Его родители сильно любили друг друга. Однако они были исключением среди тех, кого он знал.

— Видно, от тебя столько же проку, сколько и от меня, — заметил Суонтон. — Наверное, здесь описка. Вместо «буффонов» должно стоять «буфы», но я все равно в недоумении: «двойные» — это как? Продольные или поперечные? И как их можно пришить?

— Я спрошу у мадам, когда поговорю с ней, — сказал Лисберн. — Если она станет со мной разговаривать.

— Разве вы не поговорили прошлой ночью?

Пока Саймон придумывал, как сформулировать осторожный ответ, Суонтон откинулся на спинку стула и хлопнул себя по лбу — именно так должны поступать в подобной ситуации поэтические натуры.

— Какой же я глупый! Ты ведь не смог бы нормально пообщаться с ней после всего, что случилось. К тому же и я выглядел, как откровенный идиот, когда она задала мне вопрос о ребенке. Ты заметил, какое выражение лица было у нее, когда она спросила, не страдаю ли я амнезией? Ведь мужчина, ей-богу, должен иметь по крайней мере хоть слабое представление о том, есть у него ребенок или нет! Я был слишком взволнован, чтобы посмотреть на девочку. Она похожа на меня, как ты думаешь?

— Я видел ее мельком, но могу с уверенностью сказать, что она похожа на тебя и еще на тысячу английских мужчин.