Лоретта Чейз - Обольстительница в бархате

Пока она говорила, в голове у Лисберна сформировался некий план.

— У меня есть идея, — сказал он.

Не отрываясь, Леони смотрела на миссис Уильямс.

Та была в панике.

— Сто фунтов, не забудьте, — обратился к ней маркиз. — Но нам нужна ваша помощь.

— Я не могу рисковать Бьянкой, — сказала она. — Ни за какие деньги.

— У маркиза Лисберна более высокое положение, чем у тех двоих, — заметила Леони. — И денег у него явно значительно больше. И целая армия адвокатов в придачу.

— Если кто-нибудь из них попытается отобрать у вас ребенка — что весьма сомнительно, — я засужу его до смерти, — пообещал Лисберн. — Но это дело требует отдельного обсуждения и определенного плана, а здесь и сейчас — не то место и не то время. Мне кажется, миссис Уильямс, вы ждете гостей. Тех самых мужчин, полагаю?

— Они сказали, что уладят дела с лордом Суонтоном и принесут мне деньги, — не стала отпираться актриса. — Все, что я получила за представление в «Воксхолле», — это несколько шиллингов, которые ушли на недельную плату за квартиру и на еду. Я жду их уже несколько дней.

— Теперь они вам не станут помогать, — сказала Леони. — Вы ничем не сможете надавить на них. Скандалы, которыми можно было пригрозить настоящему отцу, больше не имеют смысла после того, как вы в присутствии сотен свидетелей назвали отцом ребенка лорда Суонтона.

Миссис Уильямс молча смотрела на нее. Потом ее взгляд метнулся к двери в спальню.

— Мы поняли, почему вы так поступили, — мягко произнес Лисберн. — Но вы поставили себя в опасное положение. Эти люди могут предать вас и заявить, что не имеют никакого отношения к сцене в «Воксхолле». Они очернят ваше имя с такой же легкостью, как имя Суонтона. Хотя он и не собирается выдвигать против вас обвинения, я могу представить, что из-за скандала вам будет трудно найти работу.

Неверной походкой миссис Уильямс добрела до кресла и рухнула в него.

— Я никогда не думала… — Она закрыла лицо руками. Это был жест прекрасного отчаяния, все-таки она была актрисой. Но Лисберн поверил ей. Он поверил в ее любовь к дочери и в ее страх потерять ребенка. Любой, кто когда-нибудь терял любимого человека, поверил бы ей.

— Бьянка будет в безопасности, — сказал он. — Я обещаю. Первое, что мы сделаем, увезем вас туда, где никто не сможет вам угрожать.

Не так-то это просто, перевезти семейство среди ночи или подыскать ему такое место, куда можно переехать немедленно.

Но у миссис Уильямс имелось не так много вещей из-за ее постоянных визитов в ломбард. Почти все они, включая вещи дочери, уместились в один большой саквояж. Пока Леони помогала их укладывать, Лисберн спустился вниз к хозяйке, где заплатил за жилье плюс кое-что сверху, чтобы она не сдавала комнаты сразу.

Куда им теперь направиться, было вполне очевидно.

Леони повезла их в Кливдон-Хаус.

Ей было хорошо известно, что Холлидей — дворецкий герцога Кливдона — был человеком привычным к визитам в дом в самое неурочное время. Чаще всего так там появлялась Софи, но и приезд Леони незадолго до рассвета вряд ли выведет его или кого-нибудь еще из равновесия. Ее появление в компании Лисберна и странной молодой женщины с ребенком не вызвало у дворецкого особого интереса. Это был не первый раз, когда особняк герцога на Чаринг-Кросс становился убежищем для очаровательных женщин, оказавшихся в затруднительном положении. И не в последний раз, судя по благожелательному виду Холлидея.

Справедливости ради нужно сказать, что, пользуясь полным доверием герцога, Холлидей был полностью осведомлен о том, что ведутся поиски пропавшего человека. Можно было не говорить дворецкому, что одетая в черное светловолосая женщина со спящим ребенком на руках и была тем самым человеком. После короткого приказа экономка повела незнакомку в гостевое крыло.

Между тем его светлость, который незадолго до этого вернулся после собственных менее удачных поисков, был немедленно извещен о ночных визитерах. Он позвал Леони и Лисберна к себе в кабинет.

Кливдон не стал задавать неуместных вопросов о том, почему Лисберн оказался в «Модном доме Нуаро» в столь странное время, когда Фенвик заявился туда со срочными новостями. И не попытался накинуться на него, чтобы задушить. Но тем не менее посылал в сторону маркиза недружелюбные взгляды. Лисберн встречал их, мило и глупо хлопая глазами.

— Леони, тебе лучше переночевать здесь, — предложил герцог, после того как она коротко изложила события. — Джеффрис сама откроет магазин. У вас там нет нашествия клиентов. Тебе нужно отдохнуть, а Марселина будет вне себя, если не поговорит с тобой. Я знаю, как она переживает. — Еще один предвещавший грозу взгляд в сторону Лисберна. — Думаю, что маркизу лучше вернуться домой, чтобы успокоить своего кузена, и чем скорее, тем лучше.

Иногда, когда Кливдон начинал вести себя уж чересчур по-герцогски, Леони овладевали фантазии на предмет того, как она вцепляется ему в глотку или бьет его по голове одним из этих мраморных бюстов, которые загромождали помещение. Из-за того, что она не могла нанести увечье мужу своей сестры — прежде всего, потому что тот был слишком большой, и голова у него была крепкой, а кость в ней — толстой, — нужно было прикидываться глупой и ничего не понимающей. Никому из Нуаро не нравилось, когда им приказывали.

Но этой ночью — вернее, утром! — у нее не осталось сил на споры с ним. Сидя в наемной карете, Леони смотрела, как миссис Уильямс укачивает дочь, чтобы та снова заснула, и поймала себя на мыслях о том, как бы она себя повела, если бы узнала, что забеременела от Лисберна.

Леони была уверена, что он не повернулся бы спиной к своему отпрыску, как Тикер. Или Меффат? Так как маркиз был благородным человеком и обладал врожденными качествами защитника, нетрудно было представить, что он сделал бы ей предложение.

Ей не хотелось выходить замуж, только чтобы подыграть чьему-то благородству или удовлетворить чье-то чувство ответственности. Ей не хотелось выходить замуж без взаимной любви.

Однако это было бы хорошо для ребенка.

Но вот магазин!

Леони было физически больно думать о том, что нужно бросить его. Магазин незримо связывал ее с кузиной Эммой. Именно она ввела их в семью, научила, как жить настоящей жизнью, не основанной на обмане и фальши. Каждый их стежок — это был результат ее работы. Их умение придумывать фасоны сформировалось на принципах, преподанных ею. Все вокруг воодушевлялось ею и ее огромной любовью. Из трех сестер именно Леони тетя Эмма взяла под свое крыло.

Разве она могла сдаться? Это было бы то же самое, что отказаться от части своего сердца.

Леони оборвала себя, когда глаза стали наполняться слезами. Юнона, что это с нею? У нее нет времени на слезы и переживания. Есть важные дела, которые необходимо привести в порядок. Единственная ее проблема — усталость. Здесь, в особняке у Кливдона, ее будут баловать и нежить. И она сможет открыться сестре. А потом, когда выспится и получит свою долю заботы и нежности, все разложит по полочкам.