Лёля Фольшина - Пятое время года. Книга 2

– К заряду, цельсь, пли, – звучит команда, от ветра чуть не сносит фуражку (приходится закрепить ремешок под подбородком), от громкой стрельбы закладывает уши. «Я впервые в бою и впервые командую орудийным расчетом, но комендор и матросы все делают споро и ловко, словно не под огнем противника, а на учении», – эта мысль поразила Митю, поразила еще и тем, что сам он не испытывал страха, просто не думал о том, как не думал и о возможной смерти, что грезилась ночью.

– Полный вперед, телеграф на полный, – рупор перекрывает звуки боя, и «Новик» на все двадцать пять узлов хода несется вперед на японскую эскадру. Вокруг вспенивается вода от снарядов, которые никак не могут попасть в корабль из-за его быстрого хода и маневрирования. Когда снаряд рвется совсем близко от борта, всех обдает ледяной водой, но в горячке боя этого не замечаешь, главное, крейсер цел и движется дальше, на ходу стреляя по вражеским кораблям.

Японец совсем близко, и вдруг капитан «Новика» с полного хода приказывает:

– Полный назад, телеграф, полный назад, – и крейсер отходит, увеличивая расстояние.

– У японцев поврежден броненосец «Фудзи», повреждения на двух других и на крейсерах, – смотрит в бинокль вахтенный начальник лейтенант Штер, – и на флагмане дымит, – радостно восклицает он, – а мы словно заговоренные.

И почти сразу после этих слов явно слышно попадание снаряда в борт «Новика».

– На мостике, в корме пробоина, все рулевое отделение затоплено, – подбегает матрос, растерянно, не по уставу сообщая о случившемся. Опомнившись, пытается козырнуть, но Эссен машет рукой, быстро спускается с мостика и почти бежит по палубе – посмотреть, насколько сильны повреждения.

Шлюпка, баркас, вельбот, труба в нескольких местах пробиты осколками, одно из орудий сто двадцатимиллиметрового калибра буквально испещрено осколками большого снаряда, влетевшего в кают-компанию и там разорвавшегося. Снаряд разрушил каюту лейтенанта Зеленого и соседние – мичмана Кнорринга и лейтенанта Штера, пробил броневую палубу и через сорванный кингстон затопил рулевое отделение. Из рулевого все успели выскочить и задраить за собой люки.

– Убитые, раненые есть? – капитан всматривается в лица стоящих и сидящих на палубе, понимая, что в горячке боя можно просто не понять, что ранен.

– Принято сто двадцать тонн воды, сорвано четыре листа обшивки, кингстон сорвало, ранен осколком комендор Илья Бобров, – доложил кто-то.

– Японец уходит, на зюйд повернул, уходит, – подняв к глазам бинокль и тут же опустив его, сообщил мичман Кнорринг, потом посмотрел на береговые батареи, которые отстреливались словно нехотя, хотя вражеская эскадра была еще довольно близко, растянувшись в кильватерном строю, и достать японские крейсера снарядами с эскадры или береговых батарей, тем самым заставив противника рассредоточиться и подойти ближе к нашему берегу, а там накрыть мощным огнем, возможность была. Но ею не воспользовались.

На мачте Золотой горы взвился сигнал «Миноносцам атаковать противника», но не прошло и четверти часа, как его сменило предписание возвращаться на базу.

– Встать на якорь, подвести пластырь, откачать воду, – командует Эссен и уходит на мостик, чтобы оттуда наблюдать за происходящим.

– Восемьдесят футов под килем, семьдесят футов под килем, якорь потравить до воды, есть, стоп машина, – слышатся команды. Крейсер останавливается, но волной его все равно качает, и подвести пластырь, чтобы заделать пробоину, сложно, хотя лейтенанты Порембский и Лазарев с командой матросов отчаянно пытаются это сделать (пробоина ниже ватерлинии).

– Ваше благородие, течь устранена, но надолго не хватит, домой надо, Николай Оттович, – замечает барон Кнорринг.

– Вижу, Константин Николаевич, поднимите сигнал «не могу управляться», пусть катер вышлют из порта отбуксировать нас, а мы попробуем потихоньку сами, на машине, без рулей, – капитан говорит негромко и спокойно, словно не приказ отдает, а на чай приглашает, но все выполняется быстро и беспрекословно.

Подошедший через пару часов буксирный катер принес мало пользы, только оборвал два троса, зато появление «Новика» в гавани вызвало приветственные крики и в порту, и на береговых батареях.

Корабль входил, как победитель – пусть на самом малом ходу и еле управляясь, но с музыкой. Корабельный оркестр играл «Коль Славен…», команда выстроилась на палубе, а на берегу слышны были крики: «"Новичек"! Родной "Новик"! Наш герой!»

Капитану фон Эссену было предписано тотчас явиться к наместнику адмиралу Алексееву, который его одновременно отчитал – наблюдая с Золотой горы за маневрами крейсера все было решили, что «Новик» пойдет в минную атаку – и наградил золотым оружием.

Ближе к ночи в Морском собрании праздновали эту победу и крейсера, и его командира. Все поздравляли Николая Оттовича с наградой, но он только отшучивался.

– Я выстрелил, попали в меня, но наградили снова меня, – и тихо посмеивался в усы. – Я написал реляции на представление всех отличившихся, – поднял рюмку капитан, – без вас и наших матросов мы бы бой проиграли, а мы его выиграли.

Троекратное ура разнеслось над залом.

– О, смотрите, что про вас пишут, – к командиру «Новика» подошел капитан миноносца «Стерегущий» Борис Кузьмин-Караваев с газетой «Новый свет», в просторечии именовавшейся артурской сплетницей. Он встал во фрунт и зычным голосом зачитал заметку под аплодисменты собравшихся:

Наступила торжественная минута, Быстроходный крейсер должен был первым вступить в бой, Впереди надвигалась масса неприятельских крейсеров и броненосцев, сзади наша эскадра и батарея крепости. Взоры всех обращены на «Новик». Молодецки снявшись с якоря, крейсер рванулся навстречу врагу. Бодрость духа, непоколебимое спокойствие командира капитана II ранга Николая Оттовича Эссена отлично отозвалась на нравственном состоянии экипажа. Все горели желанием драться и победить.

Выйдя впереди эскадры «Новик» стремительно понесся на неприятельскую эскадру. Заметив огонь на флагманском судне неприятеля, он тот час же открыл огонь из своих батарей; ему ответили беглым огнем японцы, зарокотали орудия нашей эскадры, загремели батареи фортов – начался бой. «Новик», дав полный ход с тем чтобы лишить неприятеля возможности пристреляться, летел, громя его носовыми орудиями и на полном ходу поворачивая, осыпал его снарядами кормовых батарей. Крейсер был в самой середине огня, неприятеля и нашего. Снаряды со страшным свистом перелетали, другие падали в воду, поднимая огромные столбы. Это был ад.

Прислуга у орудий, офицеры поражали хладнокровием и спокойствием духа. Приказания немедленно и отчетливо исполнялись. Заметна была некоторая серьезность; в каждом молодце-матросе говорило сознание серьезности и страшной опасности переживаемых минут.