Марина Гилл - Ветер пыльных дорог

Пьер, а это был именно он, снова закрыл ей рот, гневно сопя где-то над ухом Матильды.

– Я тебя не спрашиваю. Если выйдешь сейчас во двор, сделаешь своему ненаглядному только хуже. Поняла?

Матильда кивнула, сверля тьму гневным взглядом. Жаль, что он ничем не поможет, даже не собьёт спесь с Пьера.

– Вот и хорошо, иди.

Он отпустил её и подтолкнул к лестнице.

– Что будет с Гериком? – спросила она, готовая сделать что угодно, лишь бы ему не грозило никакое наказание за этот неудавшийся побег. Судя по отношениям между ним и Пьером, Герику вряд ли сойдёт с рук их авантюра.

– Он сбежит, – насмешливо проговорил Пьер.

– Он не сбежит без меня, о чём ты говоришь? – гневно прошептала Матильда.

– А вот и посмотрим, – многозначительно проговорил Пьер, и она могла поклясться, что сейчас на его лице красуется та довольная и самоуверенная улыбочка, которая всегда её раздражала.

Пьер открыл дверь, ведущую в кухню, отчего вокруг стало светлее, но через секунду она уже затворилась, и всё вновь погрузилось во тьму. Матильда стояла, не в силах заставить себя сдвинуться с места. Мыслями она была там, куда шёл сейчас Пьер…

Пьеру ничего не стоило беспрепятственно пересечь двор. Он даже перебросился шуточками с несколькими людьми по дороге. И это не стоило ему слишком больших усилий, даже несмотря на то, что внутри он кипел от гнева и желал придушить того, кого собирался отпустить.

Герика он нашёл на конюшне. Тот расслабленно сидел на небольшой куче дров и задумчиво смотрел в землю. При его приближении, Герик поднял голову и тут же опустил её, даже не изменив своей позы. Казалось, будто Герик совсем не удивился внезапному появлению недруга, и Пьер не мог не восхититься его выдержкой.

– Значит, подслушивал? – спросил Герик небрежно.

– После ужина, где вы оба вели себя так странно, даже и подслушивание не понадобилось бы, – усмехнулся Пьер. – Но это и не важно теперь. Беги, что ли.

Герик посмотрел на него безо всякого выражения, встал и направился обратно к дому. Это покорное движение так возмутило Пьера, что он еле сдержал себя оттого, чтобы не врезать ему в лицо, как давно уже мечтал. Вместо этого он схватил его за локоть и преградил дорогу.

– Э, да ты не понял! У тебя выбор между тем, чтобы вновь оказаться в подвале, и тем, чтобы спокойно уйти, а потом попытаться высвободить свою красавицу из лап чудовища, – снисходительно пояснил он.

– С чего бы тебе быть таким добреньким? – прищурился Герик.

– Есть причины. Ты уж сам решай, что для тебя лучше.

Герик ещё с минуту сверлил его внимательным взглядом, раздумывая над тем, как ему поступить. Он перевёл взгляд туда, где находилось окно Матильды, но из-за крыши конюшни оно было толком не видно.

Он снова посмотрел на Пьера, который уже начинал злиться из-за долгого молчания.

– Передумаю сейчас, – пригрозил он.

Герик ухмыльнулся и отступил назад. Пьеру эта странная усмешка совсем не понравилась. Он хотел было ответить на неё что-нибудь язвительно, но Герик уже исчез за стеной конюшни.

Матильде понадобилось секунд двадцать, чтобы прийти в себя. И как только она поняла, что там, во дворе, возможно, решается судьба Герика, она стремительно взлетела по лестнице, спотыкаясь и чуть не падая. Обратный путь прошёл намного быстрее. Она уже не заботилась о том, какой шум производит, и темноты как будто не замечала, даже умудрилась ни разу не запутаться в своём платье и не упасть. Влетев в комнату и не позаботившись закрыть дверь, она стала лихорадочно открывать ставни, чтобы выглянуть из окна. Оно выходило во двор, а значит, она может разглядеть, что там сейчас творится.

Конюшня, конюшня… Она и не замечала её, когда прежде выглядывала из окна.

Матильда распахнула ставни и до пояса высунулась из окошка. Беспокойный взгляд охватил весь двор в уже спустившихся сумерках. Но, конечно, на улице было несоизмеримо светлее, чем на той злополучной лестнице.

Она подалась вперёд, когда разглядела спину Пьера. Он был едва заметен, но не узнать его даже со спины было просто невозможно. Уж слишком хорошо она изучила эту манеру держаться: он и стоял с какой-то одному ему свойственной бравадой. Герика она не увидела, но знала, что он стоит там, рядом.

Матильда высунулась ещё сильнее, надеясь хоть мельком увидеть Герика, и одновременно напрягала до невозможности слух. Она бы очень многое отдала, чтобы только услышать, о чём они говорят. Но до уха её доносились лишь неясные звуки со двора.

Только через пять минут бесплодных вглядываний она различила, как Пьер зашагал обратно. Один. Что это может значить? Неужели Герик на самом деле покинул её? Она вцепилась в подоконник, сверля настойчивым взглядом едва различимое лицо Пьера. И, когда тот, словно почувствовав, остановился и посмотрел вверх, Матильда поняла, что её догадка верна. Пьер поклонился ей с таким насмешливым изяществом, словно говорил: «вот видишь, я не солгал на этот раз».

Она отпрянула от окна, закрыла ставни с той же лихорадочностью, а затем уткнулась лбом в холодное дерево и уже не смогла сдержать слёз.

Трясясь в повозке судьи, которая двигалась к монастырской обители, Беатрис еле сдерживала нетерпение. Наутро она проснулась полная сил, так как, благодаря маковому отвару, выспалась, наверное, на несколько дней вперёд, и теперь ей стоило большого труда сидеть напротив судьи с видом каменной статуи. Недоверчивость, которая, казалось, прилипла к ней, словно вторая кожа, не давала ей расслабиться настолько, чтобы в полной мере показать свои чувства: радость и предвкушение от встречи. Сейчас именно эти чувства были в ней сильнее, хотя нередко мелькали тревожные мысли о том, как там сейчас её брат, но Беатрис верила, что вместе с Клодом они быстро вызволят его из плена.

Ещё до того, как экипаж был готов, и подошло время выезжать, Беатрис успела побеседовать с судьёй и кое-что узнать об Армане Сальене. Как оказалось, пока этот человек находился где-то на Востоке, его сын трагично погиб, сгорев в занявшемся в ветхом сарае пожаре. От чего случился пожар, так и осталось тайной, однако вернувшийся Сальен был уверен, что его сына убили. После этого случая он немного помешался. Хотя и вёл себя, как прежде, но чуть ли не в каждом встречном ему виделся «его мальчик». Если какой-либо ребёнок имел что-то общее с «его мальчиком», как то цвет волос или худощавость, он тут же принимал его за своего погибшего сына, и стоило больших трудов разубедить его в этом заблуждении. Жерар Рошер один раз присутствовал при таком «обознании», и впечатления у него остались не самые лучшие. Но обращаться в высшие инстанции ему не хотелось, ибо тогда Армана Сальена наверняка признали бы одержимым бесами, а там можно и догадаться об исходе… А Арман всё же был давним знакомым, даже приятелем Жерара.