Марина Дечко - Ворожея

А она все пила. По глотку от каждой, пока та еще не успевала затухнуть. И глядела, как внутри Города Каменного встает еще одно войско. Мертвое. Она бы и приказала тому, вот только не час пока. Сумерек дождаться...

Пространство поддалось сразу же. С хлопком глухим. Отворилось, позволяя крошечной ножке ступить с каменного пола усыпальницы на белый снег, что у самой стены камнеградской. Дальше...

Еще хлопок! Старое капище, на котором каменная статуя Огнедержца, так и не поддалась. Это место ей не нравилось, и она бы скорее ступила дальше, если бы не...

Показалось? Тот хлопок, да след эманационный, что остался после него, были не ееными. Чужими. Вот только можно ли такое?

Чародейка развернулась. Повела носом.

Все как и прежде. Земля гнилая, старая. Не тронутая никем, кроме нее. А ведь нити, что она оставила вместе с буллой, пахнут все также - медунично. Стало быть...

Она сотворила новый портал. Разорвала пространство, вот только ступить в дыру не успела. Потому как за палец ухватился... кто? Огневик?

Пшел, дрянь ненужная! Почто ты Хозяйке! Сказать хочешь?

Так она торопится!

Пшел!

Огонек снова слетел с ладони. А вот ведь и взобрался на нее скоро. Шустрый, что тот сорванец, которым был когда-то. И ей бы снова прогнать его, если бы не слова...

Говор огневиков она научилась различать еще там, в Туманном Лесу, когда к мужу знатному в избу хозяйкою входила. Помнится, говорил он, что души детские безвредны, только вот доглядеть за ними тяжко - сбегают в мир людской, селясь на цепях охоронников. Наблюдают за жизнью, сами ею напитываясь. Да потом снова приходят.

Чего тебе?!

Огневик торопилс я. Он-то и помнил норов дурной Хозяйки своей. А теперь, кажись, еще хуже стало. И если не поспеть...

Нити силы? Черные, с запахом медуничным? Ворует?!

Огневик остался зажатым в ладони. Она способна погасить его, если...

Как есть, ворует! Малец, зим десяти от роду! Мощный, раз сам Огнедержец каменный откликнулся теплом на силу его. Огневик знает, он покажет! Ему бы немного - крови того, что сладка...

И Чародейка обещалась: крови не жалко. Почто она ей? Она давно перестала брать алые бусины для того, чтобы жить. Теперь вот по-другому умеет...

Веди!

Снег под ногами расступался, позволяя тонкой лисьей шубке да сапожкам дивным не измазаться, остаться чистыми. Сапоги эти Чародейка любила. Еще с той, голодной прошлой жизни, она научилась особенно ценить тонкую шкуру, с которой кожевники так умело говорить могли. И лиса... лисы, что улеглись ей на плечи мехом ценным, ей тоже нравились. А вот капище - нет. И если огневик обманет...

Не обманул. Взаправду отвел ее к месту, среди которого стоял малец дивный. Знакомый словно бы. Вот только откуда?

Взор упрямый. Стало быть, и он припоминает ее. Вспомнить бы...

Огнедержцу, говоришь, малец кланялся? Верно, огонь...

Огонь она помнила. Свежий, трескучий. И главное - ворожебный, не подвластный больше никому на земле людской. У того бы мальца и получилось потушить, если бы она сама не заперла пространство меж мирами, а так...

- Значит, ты...

Малец не отвечал ей. Стоял, понурив голову. Видно, не дураком был, раз понимал: не отпустит. Вот только как выбрался из подземелья?

И снова - молчание. Непокорность. Она уж и позабыла, что это такое. А он вот в храбрость играет. Стало быть, совсем еще юн, раз не может храбрость от дурости отличить. Отчего? Потому как и смерть разной бывает...

Она вот готова подарить легкую, если он расскажет.

Мнется-переминается с ноги на ногу. Понимает ведь, что деться никуда не сможет. А вот...

- Упрямый!

- Как есть, - откликается малец. Нег, кажется. Нынче ей видны имена людские, как и сила, что наполняет их. А этот вот силен. Ей бы выпить его, да только...

Торопится!

Потому как отпустила уже одного когда-то, а теперь ошибки за собою приходится скрывать. И Роговлад ценнее...

Кровь на запястье мальца открывалась легко. Как и в других местах. По всему телу. Главное, чтоб не скоро, потому как огневики упустят, а так...

Бурые капли стекали на снег, когда Чародейка уходила. А Нег лежал. Перед гаснущим взором скакали огоньки многочисленные, и каждый из них старался урвать больше. Вот ведь жирные твари! Он-то и поделился с ними, а они...

Глаза закрывались сами собою. И в сон тянуло нещадно. Только Нег разумел: то не сон зовет его. Откликаться на зов нельзя, потому как обратной дороги не будет. Стало быть, нужно ползти, пока хватит сил, чтобы потом, оказавшись рядом с другими, было не стыдно сказать, что не сдюжил.

Сдюжил! И стоял до конца!

***

Пространство за Негом закрылось, и Гай решился. Коль не приведет за этот час еще двоих, что остались в подземелье, ему не выдюжить. Сила нужна. И если идти за девкой, что наузы плести умеет...

Силы были на исходе, потому как та, что светилась огнем аспидным, делиться ими не могла уж: не оставили боги старые ей благословения. Ночница, что с нее... А ведь в былое мощной ворожеей была - Ворожебник чуял это даже сейчас, сквозь десятилетия. Растеряла, дуреха, или же... нет, пусть оставит при себе сердечные тайны. У Гая вот и своих хватает. Он и сам надурил, судить не станет. Руну пусть отдаст, большего не нужно...

Каменные стены снова поддались. И те, что скрывались за ними, откликнулись. Двое. Мужик молодой да баба. Помнится, Гай сам их свозил к Чародейке. В шлюбе, хоть и детей пока не приждали. Верно, потому их так долго и держали: силы много, а вот достать так, чтоб не по согласию, не выходило.

Девка, помнится, рудой была что сам Гай. Лицо рябое, простоватое. С широкими скулами, курносая. И губы колеру грязноватого. Не алые, только и не вишневые. Его бы и не потянуло к таким. А мужик любил ее - это чувствовалось. Хоть и пригож был, волосом светел.

И забрали-то их из села простого, где она за хозяйством ходила, а он - кузнецом. Верно, и дар в нем крепкий, самим Сварогом благословленный... А у нее - от Макоши, слабенький. В повитухи бы...

Те, что вспоминались Гаю, на голос потянулись сразу. Откликнулись. И спрашивать не стали, кто. Видно, разумели, что горше, чем на костре, быть уж не может.

Часу не хватало. Это ж если сквозь пространство их вести, то задолго выйдет. Вот Нег, малец шустрый, и тот с полгодины шел. Рыжий отпустил нить силы, что держала мальчугана на капище, да захлопнул дверь морозную. Протянул руку в подземелье, приказав:

- Хватайтесь!

И в его ладонь легла тонкая, рябая. А вслед за нею - широкая, светлокожая.

Снова хлопок, к которым Ворожебник уж привык. Да только на этот раз с хлопком тем и воздух весь из груди выбился, словно бы пнул кто его, Гая-дитятко, на выставе за воровство сапогом крепким в грудки самые. Вздохнуть бы...

Ворожебник задыхался, пока те двое выбирались, закрывая позади себя пространство. И тут же тот, что вышел после девки, сплюнул на грязный пол: