Марина Дечко - Ворожея

- Тебя ищут, Ворожея. Хочешь, проведу?

Знать, и так говорить можно, в мыслях. Потому как Ярослава могла поклясться: ни единый звук не сорвался с губ лесного духа. А вот она все разумела. Отвечать могла. Только что ответить?

Охоронник глядел на Ярославу бусинами черных зрачков, что втягивали в водоворот картинок разноколерных. Рассказывал, стало быть, что видел.

В видениях оживало многое: войско, что подошло к стенам Камнеграда со стороны Степи. Отчего-то вел тех воинов не брат Дара, Элбарс-Тигр, но его отец. А ведь прошелся Хан по всей Земле Лесной, да только ни пожара, ни чего другого, погорше, не учинил. Оттого и Охоронник его не тронул...

А вот Элбарса увезли. Как? Ярославе показали и повозку саму, бахсами окруженную, и дорогу тайную, тихую. А ведь бахсы чтили лесного духа честь по чести, испрашивая позволения пройти. Он позволял. Отчего нет? Уж ему и самому не нравился медуничный запах, что тянуться к первому сыну Хана пытался. А так... Степь не примет его. И, стало быть, всем от того прок.

А вот тут недалече - другое войско. Степное, на морском замешанное. В нем - тот, что вел Ярославу к Копям Соляным. Степняк, верно. Дар-Роговлад, Ашан-Волк. Воюет...

И Ярослава, забыв про осторожность, кидается к Охороннику: жив?

- Жив, - ответ в мыслях. - Пока.

- Пока?

Показать картинку-жизнь легче. И Ярослава глядит на то, что изменить не в силах. Эманации темные, пахнущие сладко. Девки? Не они, но словно бы. В белых платьях, с черными прорезями вместо глаз. Другие...

Руки-ветки, тело-сухоцвет. Сладкоголосые.

Те, что гадами черными у ног вьются.

Огневики вот тоже...

Ярослава глянула на туманные цепи, что опоясывали тулуп меховой. А ведь и верно: ни одного не осталось. Отчего?

- Кровь сладка, - отвечал ей Охоронник. - Манит душу замерзшую...

Снова картинка-видение, где Нег, покрытый горячими багровыми бусинами, лежит в снегу. А кругом - огоньки живые, пляшущие. И каждый пьет, наслаждаясь. Ярослава бы спросила, отчего такое деется в Лесах, да только тот и сам показал.

Пятно рыжее, что в девку обращаться может. Живое с виду, а заглянешь в глаза - и нет. Мертвое что в душе, что плотью. Потому и пахнет сладко, чтоб перебить другой запах, тленный...

Он бы и не провел к ней просьбу того, что сам когда-то служил ведьме, вот только... боги глухи нынче. И таких, как он, - немного. Не сдюжеют. Верно, у людей помощи просить нужно:

- Пойдешь?

Яра боялась. Охоронника, что ворвался в шатер утром ранним. А ведь тот не духом лесным может статься, но... кем? Перевертышем?

- Мне не дано оборачиваться, - откликнулся тот, - личина одна. Я всего лишь дух. Бестелесный.

Он коснулся ладонью Ярославы, что легко прошла сквозь девку, лишь опалив ту холодом студеным:

- По поре летней оно бы теплее вышло, - улыбнулся тот. - Я - часть Леса самого, а он - часть меня. Если погибнет...

Ярослава поняла: духа тоже не станет. Как если бы и плоти ее не стало.

- Кто ищет? - Ворожея старалась снова заглянуть в глаза Охороннику. Разглядеть видения дивные. Но тот торопился: - Могу провести. Почем мне знать? Лес говорит, Ворожебник. Стало быть, как ты.

Ярослава задумалась. Знала она о том, что не одна силой наделена, вот только ворожебников других ей ведать не приходилось. Оттого и страшно стало. Дитя тоже снова заволновалось.

- А что с ними? - Девка махнула головой в сторону воинов, что копошились за шкурами шатра, да на Хельгу. - Их тоже проведешь?

- Их не смогу, - откликнулся Охоронник. - Тропы, по которым пойдем, примут лишь тебя, дитя Лесов. Откроются тайники лесные, откликнутся на силу, старыми богами дареную. Их же сожрут. Одного за другим. Если в том твоя воля, то провести можно...

- Нет! - Голос Яры наполнил шатер, и Хельга снова повернулась. Если не решится, то и часу не останется. А она нужна. Кому? Дару вот! Другим! Крайе, быть может...

- Решайся, Ворожея. Тот, что звал тебя, ждет давно. А лиходейка рыжая лишь сильнее. Часу мало!

Охоронник протянул Ярославе руку. Прозрачную, колышущуюся на ветру. И... да, гудящую силой, как и сам дух лесной.

Ворожея медлила лишь мгновенье. А как расслышала топот степных сапог у самого шатра, поняла: решаться надобно. Может статься, другого шанса у нее не будет...

И Ярослава вложила руку в ладонь Охоронника.

Мир закружился, заверещал. Трещинами пошло привычное пространство, а потом, когда ей в спину полетел голос Хельги, лопнуло, и Ярослава оказалась среди заснеженного леса.

- Не отпускай ладони, - крикнул лесной дух, обращаясь к ней через плечо, - часу мало. Тот, что зовет тебя, слаб. Нить заклинания держит из последних сил.

А пространство снова затрещало.

Что-то наново хлопнуло, закружило, и Ярославе в лицо полетела горсть снега. Затем - еще и еще одна.

Еловые ветки больно царапали лицо. Хлестали по тулупу. И Ярослава едва поспевала отводить те, укрываясь от самых хлестких. А руки прозрачной не отпускала.

Игра света и бликов. И вот бор сосновый встречает ее на мгновение темнотой зимней ночи. А полянка, на которой в летнюю пору можно ягод набрать, - напротив, светла. И пахнет все по-разному. Где-то хвоей, где-то оттепелью, что уж пробирается на Землю Лесов.

Снова хлопок - и больше не вьюжит, а снег, что наокол, лежит нетронутыми сугробами.

Сколько менялось пространство, Ярослава не помнила. Знала только, что многократно. А когда то затрещало в последний раз, отчего-то поняла: она на месте.

Лес, что обступил ее со всех сторон, казался необычайно спокойным, тихим даже. Ни голоса зверя, по-зимнему ленного, ни птицы, растревоженной в студеный день. Все кругом мертво словно бы. И Охоронник, что держал ее за руку всего миг назад, исчез внезапно.

Где-то вдалеке - Ярослава слышит это отчетливо - гудят голоса войны. Гремят крупные ядра каменные о такие же стены. Слышны крики. Дым... гарью пахнет даже здесь. Стало быть, дурно все.

Впереди нее открывается широкая стена рудого колеру. И Ярослава разумеет, где находится. Потому как только в Камнеграде камень так красен.

Ворожея испуганно обернулась. Ни души. И только деревья, что наокол, глядят на нее глазами жадными, да слышится тонкая песня откуда-то сверху. Голос нежный, и слова приятные. А вот от напева того словно бы изморозь по коже...

Руки-ветки, тело-сухоцвет...

Ярослава присела к земле близко, да попыталась воззвать к целебне. Глухо, пусто все. И деревья, что стоят кругом нее сухой стеной, выпиты. А песня все громче. И голос все слаще, только... проступает по-за голосом тем вытье волчье. И ворожея разумеет: коль Ворожебник, что звал ее, не поспеет...

Ярослава опечатала снег старым символом, Бережой, да напитала его силой. Встала в центр сияющего знака, и мир разом поменялся. Песнь утихла, а кругом нее стало легче дышать. Словно бы укрылась она от морока. И ждать бы ей долго гостя обещанного, да только подле нее снова зашипело - и воздух заколыхался. Заискрился, заплясал. И в центре того пляса образовалось окно, в котором кто-то тихо позвал: