Марина Дечко - Ворожея

- Опять ты, Чародей! Гнусь поганая!

Он, кажется, замахнулся. И Гаю бы не увернуться еще от одного синца, если бы не Свят:

- Охолонь! И плеваться больше не вздумай! Что, не видишь: тут и так не прибирались давно. Сколько сидеть придется, неведомо. Не в свинарнике же... - И уже самому Гаю: - А вот ведь ты не только нас радушно привечал...

Охотник отошел. Поглядел на него из-подо лба. А вот в обиду не дал. Значит, уговорила его Заринка. Еще бы этих двух...

Ворожебник откинулся к промерзлой стене, не ощущая ни твердости ее, ни холода самого. Задышал. И круги, что поплыли было перед глазами, нынче стали светлее, а потом и вовсе рассеялись. Очиняет.

Словно бы сквозь пелену он слышал, как Зарина говорила с бабой молодой да мужиком ее. Уговаривала. И сама Крайя соглашалась: как есть, Ворожебник - гнусь. Вот только нынче...

Гай молчал. Не противился. И что с того, что зовут его дурно? Он привык. К назвищам всяким, к тумакам. К славе дурной. А еще - к силе. Только ее нынче не хватало. Заканчивалась скоро, ворожбу мощную питая. И еще немного...

Помнится, согласились те двое с трудом. Если бы не Заринка... нет, светловолосому охотнику повезло с девкой!

Дорожка из дощечек-рун проводила благословенную мощь в тело рыжего легко, гладко. Помнила, что делать надобно. И он словно бы напитывался, оживал. Дышать сразу становилось легко, и под ложечкой не подсасывало противно, грозясь выплеснуть на грязный пол остатки съеденного... когда?

Гай утолял силою чужою и этот, простой, голод. Напитывался. А как получилось, потянулся к Нежегу - проверить. Все еще на капище. И кровь отчего-то отворил, дурень. Вспомнилось Ворожебнику, как он обряды по-за Чародейкою на погостах старых читал. Тоже вот кровь лил. И всегда-то это заканчивалось дурно. Ему бы поторопиться!

Гай снова захлопнул морозную дверь пространства, развернувшись разом к Крайе:

- Как девку твою достать?

Он-то и не верил в то, что сможет дотянуться так далеко. И ежели та у самого Моря Северного Ветра...

Да только боги старые умны. Уж если сплетают ручнички судьбоносные за многие зимы до рождения малечи, видно, подумали бы, как привести ту в место нужное.

Сейчас бы крови девкиной, родной, чтоб откликнулась...

Но крови не было - та, что ночницею стояла перед ним, оказалась наузнице не родичкой. Бабкой названной, да только не своей. Верно, не откликнется девка. Тогда...

Тогда Крайя заговорила. О бабе другой, что маткою для Ярославы. Тоже вот девка молодая, в могилу сошедшая от Чародейки. Давно, семнадцать зим тому. Да только плоть целая, не подвластная часу. И ежели пройти сквозь пространство...

Гай отшатнулся. Слова старой ночницы складывались калейдоскопом увиденного. Он вдруг разом вспомнил все, что видел до этого - тело молодое, не тронутое гнилью и тленом. Глаза синие, в которые его заглянуть заставили. Симарглов Лес, где он, дурак рыжий, запоминал монисты дивные. И самого бога старого...

Куски марева густого собирались сами собою в разноколерное полотно. А Гай разумел: он знает девку эту, что кровью поделиться может. И ведь тело...

Вскакивал быстро, оголяя запястье. И на вопросы дурные отвечать не думал. Отчего? Потому как поспеть ему нынче надобно в сами покои Госпожи. И если столкнуться с нею...

Острые зубы вонзались в плоть живую, опаляя разум новой болью. И ведь для того придется оставить мальца на капище одного. Но это ничего - подождет Нег. А вот в покои...

Гай резко сплюнул на землю густой слюной, отдававшей солью. Запаха крови не любил: его еще с детства мутило. В открытую дыру ступил уверенно. Понадеялся, что у нее, Хозяйки дивной карты с потухшими огоньками, есть и другие дела нынче. Поважнее. Степняк стоит за воротами...

Входить в покои не хотелось - видно, оттого и пространство поддавалось с трудом. А вот ведь и силки поставила, ведьма!

Гай увернулся от силы колдовской, что все ж таки ухватила за лодыжку рыжую. Зеленоватая, злая. Тянулась змеями с аспидного колеру лентами к плоти живой, пробуя ту на вкус. И удовлетворенно урчала.

А зубы у нее острые, предупреждают: то покой Госпожи, ты же...

- Слуга ее, Гаем прозванный. Не помнишь?

Помнит-помнит. Отворяет нехотя дверь, потому как Хозяйка нынче не дома. А без нее...

Тело Мары по-прежнему покоилось посреди карты дивной. Все такое же - юное, живое словно бы. И ведь иссушила она его, крови забрав у девки немало, а вот и ему осталось...

Гай чуял приближение Госпожи нынче. Тут, за пределами избы родной, что укрыта мороком дивным, ему слышалось многое. Голоса войны близкой. Снование дворовых, что пытались унеси ноги подальше от места дурного. И ее саму...

Да, ее Ворожебник чуял отчетливо.

Чародейка была далеко и... одновременно рядом. Сновала по земле, отворяя одну дверь за другой. Сердилась.

Злость ее Гай научился разуметь: отдавало от нее не просто гнильцой, на медунице замешанной, но горечью резкой. Полынной. Только полынь - трава знахарская, эта же... нет, в том запахе не осталось ничего людского. Жизни самой тоже не существовало. Тлен и забвение. И если сила, что признала в нем своего, окликнет Госпожу...

Кровь Мары легла в ладонь легко, поддалась. И он тут же захлопнул дверь покоев за спиной. Выдохнул, ввалившись в густой воздух старой избы. Задышал. А потом, развернувшись к Крайе, сказал:

- Зови свою девку, ночница. Я проведу!

***

Сон давно не шел Ярославе в руку. Она-то и забывалась ненадолго, но всякий раз просила Хельгу: разбуди. Та будила, понимая, что бежит Яра не просто от сновидений, но от чего-то другого. Темного...

А Ярославе все вспоминались Копи Соляные с мороком ворожебным и то, навеянное. Устала она, а вот спать отчего-то не могла. Вот и нынче.

Пора льда и снега была на исходе, и день становился все длиннее, а ночь - короче. И, стало быть, подождать совсем немного. Усталые глаза глядят в темноту шатра, что разбавлена лишь огоньком тонким, что на лампе масляной. И Хельга, видно, примечает то. А вот тоже молчит. Ждет?

Притвориться. Смежить веки да выровнять дыхание. Так лучше, потому как обманывается не только островитянка - дитя отчего-то ведет себя покойнее, тише. Засыпает, уж не толкая под ребра. И, верно, ей тоже можно отдыха того...

Масляная лампа уж почти догорела, а небо - Ярослава чуяла это сквозь толстый мех шкур - еще не прокрасилось яркой лазурью. Ружовеет на западе едва. Ждет...

Краем глаза ворожея разглядела, как полог шатра слегка приоткрылся, впустив внутрь немного студеного воздуха. И тут же схлопнулся. Озимок? Верно, нет, потому как...

Хельга повернулась во сне. Рука ее легла на рукоять меча сизого. Сжалась. Веки дернулись, прерывая дыхание. И - ничего.

Яра повернулась. Встала осторожно. И уперлась глазами во мховую шапку, рябиной украшенную. В шатре был гость: