Amalie Brook - Пыльными дорогами. Путница [СИ]

Время уж перевалило далеко за полночь.

Не спалось мне. После пира княжеского, в честь посланником ельнийских, не спалось.

Сны о морях холодных, бездонных, драккарах могучих и ветрах северных, отступили, не тревожили. Спокойно бы уснуть — да только не могу. Грустно отчего-то, сердце тоской защемило и нет, нет мне покоя.

Медальон возьму скельдианский, погляжу на него и снова прячу. Будто теплом серебро греет, так и зовет снова игрушку колдовскую примерить.

Погляжу и прячу обратно — не хочу Ладимира тревожить.

Он смурной стал, все чаще задерживается у Ростиха — своего наставника.

А сегодня…

Птица ночная из-под самой крыши вспорхнула, мягким крылом рассекая воздух ночной прозрачный. Ох…за сердце я невольно схватилась.

А сегодня и вовсе не пришел мой любимый. Уж колокол на городской башне второй час пробил, а нету его.

— Вёльма….

Я обернулась.

Дверь почти не скрипела, а может я того не слышала.

— Чего не спишь, шальная? — спросил Осьмуша, почесывая затылок и широко зевая.

— А ты чего? Никак волчьи сны мешают?

Он махнул рукой.

— Прошли уж волчьи сны. Две луны как не трогают.

— А босиком чего стоишь? Пол ведь студеный! — я пыталась найти еще повод прогнать его.

— Пустое…Ко мне ведь болезни не липнут, — опять отмахнулся перевертыш. — Так чего не спишь?

Я поглядела на небо.

Снова.

— Как думаешь, звезд и людей поровну?

Осьмуша бесшумно подошел — я только тепло его и ощутила. Руку мне на плечо положил.

— Об этом тоскуешь? Умер кто?

Я головой помотала.

— Я твою тоску во сне учуял, — продолжил Осьмуша. — Она по-особому пахнет, уж научился различать.

Пожав плечами, я взглянула на перевертыша. Глаза того в ночи уж человеческими впредь не будут — все волчий огонь забрал.

— Тяжко мне отчего-то, — проговорила. — Будто камень на плечах лежит, сбросить не могу. Предчувствую что-то, а что…знать бы.

— Не печалься. Пойди к Лесьяру, может, он ответит.

Я тихо улыбнулась.

Осьмуша на небо поглядел.

— Зоран говорил, детям ушедшей звезды черные положены.

— Почем ему знать, — резко ответила я. — Самому-то небось уже и место в ее холодном подземелье готово.

Осьмуша отпрянул.

— Зря ты так, Вёльма. Она мать наша, хоть и не признаем. Она нам силу дала.

— А разве ж мы просили? Не будь силы, все по-иному б могло быть…

— Боги мудрее, не спорь с ними.

Откуда только столько ума у него взялось? Еще недавно ведь боялся слово сказать, а теперь — гляди-ка, разговорился!

Прав он, коль рассудить. Чем я без силы буду? Так, тенью одной, простой девкой, забредшей от дома. Да и он…

— Тоскливо мне, Осьмуша, оттого и говорю. Да ты спать иди, я уж сама.

— Не могу. Тоска твоя не дает. Привкус ее горький на языке.

— Странное дело, — пожала плечами я. — Отчего ты чуешь ее так?

— Зоран сказывал, сестра ты моя хоть и не по крови. Сама ушедшая завещала нам друг друга слышать лучше людей.

Я усмехнулась.

— Иди спать, Осьмуша. Днем поговорим. А тоска…я ее заговором и одолень-травой отгоню.

— Смотри, Вёльма, — шутливо погрозил пальцем перевертыш. — Пока в доме одном, не укроешься…

И ушел.

Ветер из тучи густой клок вырвал и на месте его звезды показались. Немного их — видать правду говорят.

Только лишь луна боком коснулась разрыва — укрыл ее ветер.

— Светлые боги, — зашептала я, — смилуйтесь над нами, дайте прощение, пощади слуг своих грешных. Пусть не прольется кровь на земле нашей…

Шептала и знала, что не услышат меня они. В эту ночь и саму покинули. Грешна я, прогневала.

— Ладьяра, светлая дочь, сбереги Ладимира и верни его мне. Ларьян-батюшка, сохрани братьев моих, что на войну ушли. Славша-странник, сестрам и матери помоги. Ларий, Арьяру сил дай…

Всех вспомнила, за всех помолилась. Только ее, ее одной имя не назвала. Той, чья сила во мне и отчего я на этом месте стою.

Не стану ей поклоняться, не хочу!

Закрыла окно и спать легла. И упал на меня сон, тягучий как те тучи на небе, тяжкий и беспросветный. И не было мне покоя, и во сне не пришел.

Утром пробудилась я позже обычного. Голова трещала, горло пересохло, во всем теле слабость — будто захворала.

Так нет же — здоровая.

Собралась, вложив одолень и травы вместе со знаком огненным двойным в кошель поясной — пусть от дурного оберегают.

Хельга уже внизу со стола убирала.

— Припозднилась ты нынче, Вёльма, — проговорила северянка, меня завидев. — Не захворала ли? Дурно выглядишь.

— Не знаю, Хельга. Вроде здорова, а отчего-то худо мне.

— Дам я тебе отвару своего, из скельдианских северных трав, легче будет. Обожди немного.

Только она выйти хотела, как я остановила за локоть:

— Скажи только, Ладимир не пришел?

Северянка поджала губы и в глазах ее невольно злорадное что-то почудилось:

— Не было колдуна твоего. От прошлой зари не было.

И ушла.

А у меня как сердце упало.

Где ж он, светлые боги? Не случилось ли чего?

— А, вот и огонь пожаловал, — хрипло молвил Лесьяр, чуть приподняв глаза от книги. — Нечасто, ох, нечасто вижу я тебя, а зря…Песнь ведь писать надобно, а об ком и не знаю.

— Разве ж обо мне можно что путное написать? — невесело усмехнулась в ответ.

Лесьяр закряхтел и поднялся со своего места. Сделал несколько шагов ко мне. Одетый во все белое, седой, с темными от волшбы глазами.

— Не знаешь, так и молчи, не тебе решать…

Его пальцы цепко схватились за мой локоть, и я невольно вздрогнула и отпрянула.

— Печаль на твоем сердце верная, — проговорил старик, глядя будто сквозь меня. — Не ошибается оно, правду говорит. Слушай его почаще.

Сказал и отошел обратно.

— Так зачем пожаловала? — снова взялся за перо.

— Мне с Ростихом поговорить нужно, — нерешительно произнесла в ответ.

Лесьяр хмыкнул в бороду.

— На Ростиха нынче спрос большой. Все чего-то с ним поговорить хотят.

— Так пустишь?

— А чего не пустить? Иди!

Махнул рукой и на стене, прямо поверх каменной вековой кладки, проступила дверь.

— Мир тебе, Лесьяр, — проговорила я и вошла.

Ростих сидел на своем месте, как и прежде. В руке его перо и писал он каку-то грамоту.

Я медленно прошла ближе. Вещие птицы, что на стенах застыли, зорко следили за каждым шагом, будто посмеивались и в глазах их искорки сверкали.

— Надобно будет сказать Лесьяру, чтоб не открывал дверей кому ни попадя, — проговорил он, поглядев на меня. — Зачем пришла?

— Если дозволишь, вопрос задам.

— Позволю, — кратко ответил Ростих.

В каждом слове слышалось его пренебрежение. Казалось, только и ждет, пока я скажу и уйду.

— Где Ладимир? — решительно спросила.

Чародей медленно поднял лицо и поглядел на меня.

— А ты кто такая будешь, чтоб о таких вещах узнавать?