Екатерина Лесина - Охота на охотника

Безумие!

— Он и создал. Это правда. С заразой получилось…

У хорошего мага при толике знаний и избытке силы? Властимира не сомневалась. Только удивлялась, насколько слепа была.

А еще бестолкова.

Иначе дочь обратилась бы за помощью к ней. Она бы могла… что? Спросить совета у никчемной, по мнению отца, матери? У слегка безумной, пусть и похожей на нормальную?

Довериться той, кто решился на развод?

— Ты не виновата, — подал голос Довгарт.

Неправда.

Виновата. Позволила себя изуродовать. И получается, не только себя. Вырвалась на свободу, а дочь… сердце вновь заныло, и Аглая нахмурилась, велела:

— Прекрати, или я всех прогоню.

— Нет, — Властимира позволила взять себя за руку. Так и вправду было спокойней. — Продолжайте. Хотя… я так понимаю, что от опытов над крысами они перешли к людям? Что случилось? Лекарство не работало?

— Сперва работало… как им показалось, — Дубыня переступал с ноги на ногу. — Многие, правда, до этого не дожили…

…ничего не получается с первого раза.

Не в медицине.

И стало быть, были первые подопытные. Вторые и третьи. Десятые? Двадцатые? На котором болезнь отступила?

— Они добавили кровь Аглаи, — Дубыня дернул головой. — Это напугало Яську. Она предлагала собственную, но муж отказался. А вот ее… ее подошла. Она что-то там стабилизировала, не знаю, не спрашивайте… я все сжег, чтобы ни листочка, ни…

Властимира прикрыла глаза.

Аглая?

Вот, стало быть, что напугало дочь… конечно… смерть других она готова была пережить. Смириться с необходимостью жертвы во имя науки. Затокин тоже смирялся. Он часто говорил, что стоит пожертвовать малым, чтобы достичь большего.

Он умел рассказывать красиво.

И не только он, стало быть. Любимый ученик… подобное к подобному… тошно-то как. Но гордость не позволит показаться слабой. А еще тепло.

— Это все было… давно, — Довгарт встал и обнял ее, нелепо, неловко, но как сумел. И сразу стало легче. — Она была взрослой. Должна была понимать, что творит.

Но не понимала.

Или не хотела понимать, пока дело не коснулось Аглаи… хорошо, хоть ее Яська любила, если не позволила коснуться.

— Что было дальше?

Дубыня заложил руки за спину, прошелся по комнате, оставляя проплавленные следы на ковре. Того и гляди пожар вспыхнет, но нет, управился с собой.

— Дальше… я точно не знаю. Я не успел… и писем она не оставила. Последнее, о чем просила, защитить Аглаю… она писала, что Затокин хочет поставить эксперимент в полевых условиях. Ему хотелось славы, и он спешил, а Яська испугалась за дочь… если лекарства не хватит вдруг, то он вновь примется выкачивать кровь. Или не только кровь…

Эксперимент в полевых условиях?

И стало быть, в эпидемии виноват не старый погост, зараза на котором тихо спала не одну сотню лет? Но… что пошло не так? Вакцина не подействовала? Или возбудитель оказался чересчур подвижен? Он, изменившись в человеческом теле — а такое случается часто — находил себе новые жертвы. И вновь менялся. Он оказался на удивление живуч, чего от него не ждали.

А еще вирулентен.

— Я приехал, когда зараза расползлась. Мы остановили ее, но… огнем, — Дубыня замер у окна, и теперь Властимира видела лишь его спину. — Мы обкладывали огненным валом деревни. И ждали… пока все не умрут, ждали. Мы поставили посты на реках. Мы перекрыли дороги. Мы… созвали всех целителей, кого только могли. Да без толку…

— Как они умерли.

— Мама, — подала голос Аглая. — Мама его убила… я… я помню. Не надо, дядька Дубыня, я… я уже не была такой маленькой. И вспомнила вот… маме было плохо. Наверное, она тоже заразилась. На лице появились пятна. Вот тут.

Аглая коснулась щеки.

— И на лбу тоже, — она прикрыла глаза. — И еще кровь у нее шла из уха… она кричала… она поняла, что умрет… и не только она. У отца сыпь пошла… по шее… он, наверное, испугался.

Еще бы.

Вряд ли этот ублюдок планировал ставить эксперименты на себе самом.

— Он взял меня вниз. В лабораторию. Он обещал, что мне не будет больно, но я тогда сильно испугалась. Я не знаю, почему… закричала. Прибежала мама… вырвала меня. Я помню все, только как-то странно, будто кусочками. Вот мы внизу. Вот наверху. Мама меня прижимает, а отец кричит, что я — их шанс, что… нужно взять мозг, там концентрация вещества будет выше… и мама тоже кричит. Что он обезумел, что все… все закончено. Он ее толкнул. Дернул меня за руку. Я тоже закричала. Со страху. Его укусила, а он меня ударил. Он никогда меня не бил.

…она разглядывала бледную кожу с крохотным шрамиком.

— Я спряталась… вырвалась и спряталась за столом. А он сказал, что это бесполезно. Что… я всего-навсего ребенок. Ничем от других не отличаюсь и вообще… будут еще дети. А он гений и должен жить. И тогда мама его ударила. Кочергой. По голове. А потом еще по спине… и попала острой частью… проткнула… и вытащила. Засмеялась так громко-громко.

— Девочка…

Аглая закрыла лицо руками.

— Она сказала мне уходить… сказала, что ошибалась, что… нельзя позволить заразе и дальше… надо, чтобы дом сгорел. Весь. Она… вытащила полено из камина. И второе… я сидела тихо-тихо. Было так страшно… потом она вдруг споткнулась и упала. Огонь же… пополз… я смотрела на него. Надо было уходить, а я сидела и смотрела. Пока не появились вы…

— Я опоздал.

Аглая покачала головой.

— Вы пришли вовремя. Как понимаю… тогда температура поднялась достаточно высоко, чтобы убить возбудителя. Поэтому вы не заразились. А я… мне или повезло, или у него действительно получилось.

— Повезло, — жестко отрезала Властимира.

— Да, бабушка… я тоже так думаю.

— Я сжег поместье. Потом уже и… вашу лабораторию. Всю. Закрытую библиотеку тоже. Я… опасался, что если пришлют кого расследовать, то…

…суд.

Слухи, которых не избежать, и самого чудовищного свойства. Хотя… что может быть чудовищнее-то? Вообразить сложно. А стало быть, гибель рода, репутацию которого не восстановить после такого-то… что было бы с нею?

Заступился бы Александр?

Несомненно.

Он не из тех, кто бросает своих, а Властимира давно уж стала близка, но… ему и без того приходилось тяжко. А неподсудные Одовецкие вполне могли бы стать причиной нового бунта.

— Спасибо, — ей с трудом удалось разлепить губы, чтобы произнести одно это слово. И рука, стиснувшая плечо, показала: ждали. А еще Властимира склонила голову, прижалась к этой руке, зажмурилась, слезы сглатывая.

За что они так…

С нею.

С людьми? Вечное искушение, которому и без того сложно противостоять. Ей ли не знать? Когда сила бурлит, когда кажется, что одним движением руки ты способна изменить мир и это недалеко от правды. Так просто вообразить себя, если не Господом, то всяко ангелом его.