Валерия Чернованова - Оковы для ари

– Для этого у нас будет целая жизнь, – скорее почувствовала, чем услышала, как шепот невесомой лаской скользнул по губам.

И ощущая на них сладость долгого нежного поцелуя, покачиваясь в руках Ледяного, как на волнах, отправилась плавать по озеру своего счастья.

Он смотрел на нее и не мог отвести взгляда. От своей ари. От той, что стала его спасением и избавлением, пусть зверь внутри считал иначе, навязывая мысли о наваждении и проклятии.

Но лучше уж он будет ею проклят, чем проживет жизнь без нее. Без этой ясной улыбки – тальден мягко, бережно коснулся подушечками пальцев чувственных, чуть приоткрытых во сне губ; без этого дурманящего запаха – хотелось склониться к ней и целовать до самого рассвета. Впитывать в себя ее ласку и нежность, дышать этой солнечной девочкой. Вслушиваться в ее мерное дыхание и продолжать ею бредить.

Он не мог представить себе этот мир без нее, не мог налюбоваться девушкой, что вызывала в нем чувства, порой настолько противоречивые, острые и всепоглощающие, что он начинал их бояться.

Ледяной усмехнулся своим мыслям и отвел с лица ари шелковистую прядь, откинув волосы девушке за спину. Скажи кто Скальде всего каких-то три месяца назад, что он будет способен испытывать нечто подобное, и он бы не поверил, рассмеялся этому сказочнику прямо в лицо. И вот он здесь. Сидит уже который час, не решаясь пошевелиться. Не решаясь потревожить сон этой белокурой красавицы, и, как малолетний юнец, впервые в жизни влюбившийся по-настоящему, не перестает в мыслях повторять ее имя.

Аня.

Его ари.

Теперь уже точно его. Она здесь, с ним рядом. Несмотря на все препятствия, что между ними вырастали. Вопреки всем силам, что пытались их разлучить. Покушение Древней, которое он до сих пор был не в силах забыть и себе простить. И не сможет, пока не найдет ублюдка, спутавшегося со снежной девой. Натравившего на его жену Леуэллу!

Была еще морканта, отправившая иномирянку обратно в ее мир. Потом непонятно откуда взялся тагров Талврин! Безумцу почти удалось отнять у него ари… И старейшины по-прежнему против них. Но старых склочников после коронации он с легкостью приструнит. Куда сложнее будет справиться с драконом. С той своей частью, что так и не сумела забыть об обмане.

Не сумела простить.

«Думаете, я не знаю, что вы делаете?» – совсем некстати пришли на ум слова советника.

В отличие от Тригада, Скальде смутно представлял, что он творит. Подавляет в себе зверя, хоть и понимает, что так не сможет продолжаться вечно. Дракону придется смириться. Уступить. Перестать влиять на его чувства и мысли, отравлять ему разум обидой. Которую он, Скальде-человек, сумел отпустить. И которую его животная суть продолжала в себе лелеять и хранить.

Девушка тихонько вздохнула и, чему-то во сне улыбнувшись, потянулась к мужу. Маленькая ладошка скользнула по груди тальдена, согревая нежным прикосновением. Аня продолжала улыбаться, солнечно и ласково – наверняка ей снилось что-то приятное.

Наверное, он так бы и уснул: не раздеваясь и даже не шевелясь, вглядываясь в эти озаренные внутренним светом нежные черты лица, если бы не пробуждавшийся в нем зверь. Он чувствовал, кто находится рядом. Неосознанно тянулся к ней и вместе с тем продолжал отвергать свою ари.

Сейчас Скальде ощущал это как никогда остро: желание крепче сжать Аню в объятиях, исходившее от него, и в них же задушить ее – это желание терзало дракона.

Осторожно убрав руку девушки со своей груди и заменив свое плечо подушкой, Ледяной поспешил подняться. Заметил, как тревожно дрогнули густые ресницы, а на лбу пролегла едва заметная тоненькая складка. Но она тут же разгладилась, и Аня снова безмятежно заулыбалась. С самым блаженным видом обняла подушку, предпочтя остаться в своих светлых фантазиях.

– Охраняй ее, – велел кьерду Скальде.

Беззвучно поднявшись на лапах, снежный кот перебрался на кровать, улегся в ее изножье и замер, своими большими, в темноте почти черными глазами глядя на хозяйку.

Ледяной ушел, торопясь оказаться от нее как можно дальше. Сбежал, как и в прошлый раз, чувствуя, как в нем крепнет звериное начало. Тяжелая поступь императора эхом разлеталась по ночному замку, таяла в глубинах каменных переходов и открытых ветрам старых галерей.

Предчувствуя то, что сейчас должно было произойти, зверь внутри заревел, туманя разум своего хозяина одним-единственным желанием: отпустить его, превратиться в дракона. Стать тем, кем он был от рождения. Эта внутренняя борьба доставляла тальдену почти физические муки, и он страдал вместе со своим драконом. Но вместо того чтобы ему уступить, Скальде собирался ослабить зверя чужеродной силой, пока тот снова, сдавшись, не затихнет.

Когда за правителем сомкнулись двери кабинета, пламя в камине, уже почти догоревшее, ожило. Вздыбилось, зашипело злобно, пробуждаясь по приказу Ледяного. Испуганно задрожало над оплавленными свечами, почти растаявшими в грубых канделябрах. Рассыпая по комнате искры, огненные ленты потянулись к ледяному магу, заволакивая все пространство густым удушающим чадом. Ядовитыми змеями, извиваясь в воздухе, тянулись они к тальдену, готовые вонзиться в него, жалить и кусать.

«То, что вы творите с собой – противоестественно», – именно это сказал бы Тригад, узнай он, какой способ укрощения зверя избрал для себя Герхильд.

Скальде ни на мгновение не терял бдительности, не позволял огню проникать в его сущность – это было бы равносильно самоубийству. Он умело сдерживал чуждую ему силу, разрешая только пугать, загонять зверя все глубже. Заставляя его ослабевать.

Управление чужеродной стихией, исходящей не из естества тальдена, а извне – одно из умений, практиковавшихся в далекой древности, вскоре после изгнания Отверженных. Им в совершенстве владел дед Скальде, при жизни не перестававший повторять:

«Твои враги знают, кто ты. Знают, чего от тебя можно ожидать. Это их оружие. В этом их сила. Я хочу, чтобы и у тебя имелось свое собственное скрытое оружие».

Покойный император снова и снова заставлял внука, еще совсем ребенка, бросать вызов огненной стихии. Скальде и представить себе не мог, что однажды эта способность ему пригодится. Умение, которое он люто ненавидел во время тех давних тренировок с дедом. Ненавидел уходить из подземелья, в котором император лично следил за его обучением, едва держась на ногах. Ненавидел боль от ожогов на всем теле и слабость от влияния чуждой ему стихии.

К утру боль отступала, ожоги исчезали, а ночью все начиналось сначала.

Со временем Скальде научился вспоминать о тех месяцах в Лашфоре, проведенных с дедом – холодным, безжалостным, а порой и жестоким тальденом, без содрогания и сейчас, когда огонь яростно его жалил, Ледяной этого почти не чувствовал. Единственное, что он испытывал – злобу и страх, навязанные ему драконом. И свое собственное – тревогу, ведь он намеренно делал себя слабым и уязвимым сейчас, когда миру так нужны Хранители.