Валерия Чернованова - Оковы для ари

Поняв, что зверь внутри затихает, Скальде в последний раз заставил ленты пламени расстелиться по воздуху, в последний раз позволил огню с яростным шипением обжечь ему кожу, оставляя кровавые раны на груди и раскрытых ладонях, а сорочку превращая в тлеющие ошметки. А потом пламя, покорное его воле, втянулось в оскалившуюся обугленными поленьями пасть камина и затаилось где-то в тлеющих углях.

В ожидании нового разрешения напасть.

Я обожаю спать. Но еще больше я люблю просыпаться. В компании одного снежного красавца. В идеале – в компании обоих своих красавцев, но, видимо, дрыхнуть до полудня не входит в привычки Скальде. Чего нельзя сказать о ее лучезарности. А жаль! Мог бы хотя бы в честь нашей второй по счету свадьбы поваляться со мной в кровати. Медовый месяц – вот чего нам не хватает! Интересно, а у императоров они вообще бывают?

– И как мы сегодня поживаем?

Попытка обнять и притянуть к себе пушистую тушу кьерда с треском провалилась. А я, обессиленная этой самой попыткой, повалилась на кровать и принялась чесать своего ленивца за ухом, в ответ на проявление ласки со стороны хозяйки изволившего приоткрыть аж целый один глаз. Который его пушистость тут же закрыл обратно, всем своим видом показывая, что ему все это сюсюканье и даром не надо.

Ну знаете ли…

– Снежок! Я, конечно, все понимаю… Но если уж меня простил и помиловал дракон, магически запрограммированный на непрощение, то тебе пора и подавно! Ты так не считаешь?

Судя по ленивому взмаху хвоста (будто назойливую муху от себя отгонял), кьерд так не считал.

– Только не думай, что я от тебя отстану, – предупредила Герхильда-младшего.

Нетушки, сдаваться точно не собираюсь. Тем более что, размышляя о странном поведении Снежка, я вспомнила, что уже где-то читала о подобном. Когда искала способ разорвать нашу с ним привязку. Еще бы вспомнить, что именно в той книге говорилось о котячьей апатии и как она называлась. Книга, а не апатия.

Не желая больше бездельничать и бездействовать, решительно откинула одеяло. Сейчас же пойду знакомиться с библиотекой этого маленького уездного замка. Тем более что все равно до послеобеденных сражений делать мне здесь нечего.

Это я так считала… Наивная, наивная, Аня. Больше часа ушло на одни только сборы и прихорашивания: оказывается, ее лучезарность на второй день турнира должна была выглядеть еще более эпатажно, хоть сомневаюсь, что такое вообще возможно. Следующий час пришлось убить на завтрак с фрейлинами и попытки от них отвязаться.

Нет, девчата, я так не играю. Если мне каждый день придется изгаляться, чтобы с вами с утра до вечера не тусоваться, боюсь, я еще до коронации уйду на пенсию. Покажу, так сказать, наглядный пример старейшинам.

С горем пополам отделавшись от жаждущих пообщаться со мной топ-моделей (судя по нездоровому блеску в глазах, тоже о Земле собрались пытать или, как вариант, выяснять, где это мы вчера пропадали с Герхильдом), я отправилась в библиотеку, по пути решив наведаться к Крейну. Отыскать покои больного труда не составило: здесь каждый, будь то слуга, стражник или придворный, стоило только поманить пальцем, бежал ко мне, спотыкаясь и падая, готовый выполнить любой каприз ее лучезарности.

Нет, пожалуй, с пенсией до коронации я погорячилась. Но это не отменяет того факта, что надо что-то делать с фрейлинами! Вот почему за Скальде не бегает табун разряженных девиц? Впрочем, пусть лучше не бегает. Ему вполне хватает стаи советников, а у меня запасы нервных клеток, знаете ли, не бесконечны.

С другой стороны, может, и стоило прихватить с собой в библиотеку манекенщиц. Почитали бы о кьердах вместе. Хоть какая-то была бы польза от этих бездельниц.

Мысли о снежных фрейлинах и назойливых котах (вернее, наоборот) выветрились из головы, стоило переступить порог герцогской спальни и увидеть самого герцога, лежащего на широкой кровати. Даже в полумраке лицо его казалось необычайно бледным, осунувшимся, каким-то постаревшим. Сорочка на груди была распахнута, и сквозь темную поросль я различила непонятную вязь, наползающую на руки и шею. Вот только это была не татуировка, а яд, роковым узором отпечатавшийся под тонкой, точно пергаментной, кожей.

Не знаю, мог ли Блейтиан, погруженный магами в сон, меня услышать. Наверное, нет, но я все равно старалась двигаться как можно тише. Встала в изножье кровати, обняла витую колонну балдахина, щекой прижавшись к теплому дереву, и замерла, вслушиваясь в едва различимое, рваное дыхание мужчины.

Как же он все-таки похож на Воронцова… Вздрогнула, вдруг задавшись вопросом, а что бы сейчас испытывала, если бы это был не Крейн, а Леша.

– Его светлость умирает, – раздался за спиной сухой, ничего не выражающий голос мага.

Я резко обернулась, с трудом подавив в себе желание перекреститься и торопливо прочитать какую-нибудь молитву, а может, выкрикнуть: «Сгинь, нечистый!»

– И, боюсь, нам так и не удастся с ним поговорить. – Старейшина приблизился бесшумно, как будто подкрадываясь. – Я каждое утро и каждый вечер сюда прихожу. Надеюсь. Жду.

– Вы только об этом переживаете? – усмехнулась тихонько. – Что не сможете его допросить?

– А вы? – пытливо посмотрел на меня советник.

– Мне жаль его. И это все, – добавила с нажимом, пока Тригад не навоображал себе тагр знает что.

– Вы слишком жалостливы… Аня.

Мое имя он произнес после короткой паузы. Видимо, так и не нашел в себе силы назвать меня лучезарностью.

Я тоже решила особо не церемониться:

– А вы – жестоки и беспринципны.

– Талврина тоже будете жалеть и просить своего мужа о помиловании? О помиловании его и всей его семьи.

– При чем здесь его семья? – нервно переспросила я.

Старик передернул плечами.

– Может, и ни при чем. Но если выяснится обратное… Хватит ли вам духу на этот раз поступить, как того требует закон, ваша лучезарность?

Лучше бы продолжал звать меня Аней, потому что в устах Тригада титул императрицы прозвучал, как самое грязное ругательство.

А я ведь собиралась поговорить со Скальде о Крейне и Талвринах. Но вместо этого вчера весь вечер упивалась своим счастьем. В лодке каталась и звездами любовалась, хороводы водила и в конкурсах участвовала. А надо было побеспокоиться о человеке, спасшем мне жизнь, и близкой подруге!

Аня, Аня… А Элла ведь вот-вот должна выйти замуж…

– Хм…

Как будто что-то услышав, старейшина подошел к узкому оконцу – одному из немногих. Застекленные сине-лиловыми витражами, они приглушали и искажали солнечный свет. Мне хотелось верить, что именно из-за этого кожа герцога имела такой неестественный, мертвецкий цвет.

– А не они ли это? – радостно проговорил маг, подаваясь вперед и что-то заинтересованно высматривая в окно. – Да, точно! Это ведь их герб: чья-то рогатая башка на фоне скрещенных мечей.