Людмила Астахова - Шесть дней Ямады Рин

И тогда я беру свой полностью разряженный телефон, ставлю его на зарядку и звоню Мелкому.

— Приезжай, — говорю. — Я дома.

И снова отключаю телефон.

В дверь беспрерывно звонят, а я не могу её открыть. Вот просто не могу и всё. Сижу прислонившись к ней спиной и слышу как по ту сторону беснуются мужчины.

— Ребенок, ты только не делай с собой ничего, договорились? — слезно умоляет Красавчик. — Я же без тебя жить не смогу, ребенок. Мы же семья, мы настоящая семья, ты помни об этом.

— Госпожа Ямада Рин! Немедленно откройте полиции! — орет детектив Дайити. — Слышите меня? Я имею полное право вызвать наряд и взломать дверь!

— Не дави на неё, не угрожай, — шипит Кохей. — Так ты её только еще сильнее травмируешь, — и дальше начинает вешать лапшу на уши в стиле доктора Сано. — Рин, давай с тобой поговорим спокойно, как разумные взрослые люди. Разобьем ситуацию на короткие отрезки и со всей ответственностью…

— Рин, ты ему случайно не сказала номера счетов, пароли? А то мало ли.

И Жмот тоже здесь? Вот его не ожидала.

А Мин Джун просто бьется всем телом в бронированное полотно, как живой таран. Бум-бум-бум! И ничего не говорит. Только дышит тяжело.

Всё это, конечно, очень трогательно, думаю я, но мне сейчас как воздух необходимо понимание сути проблемы. Почему лис так поступил со мной? А кто у нас главный консультант по этому вопросу? Да! Это — Сяомэй, который в кедре в доме у дяди.

— Ладно, я открою, — говорю. — Но только при одном условии.

За дверью устанавливается прямо-таки звенящая тишина. И только прижатые к металлической поверхности уши скрипят от усилий слушателей.

— Мин Джун, поклянись, что немедленно поедешь и привезешь сюда мой кедр.

— Клянусь! — рявкает Мелкий. — Только впусти нас.

— Тогда езжай сейчас.

— Открой, я тебя увижу, и сразу поеду, клянусь всеми богами и своей честью.

Открываю. Первым, расталкивая остальных, влетает телохранитель, хватает меня за плечи, трясет и повторяет:

— Что он сделал, говори? Что он с тобой сделал?!

А действительно, что же он сделал?

— Ничего, — отвечаю неожиданно писклявым, дрожащим голосом. — Ничего он со мной не сделал! Понимаешь, ни-че-го! Ничегошеньки!

И начинаю рыдать в голос: зажмурившись и разинув рот, словно маленький ребенок.

— Ничего он не сделал! — искренне возмущается Красавчик Тан и прижимает меня к прохладному шелку рубашки на груди. — Да как он посмел, вообще, придурок!

— Мелкииииий, ты… обещал… — завываю я. — Вез-и-и-и-и-и кедр…

Мин Джун растеряно оглядывается по сторонам, ища поддержки и находит её в лице полицейского.

— Возьми мою мигалку и гони, — говорит тот.

Мелкий шипит сквозь зубы неразборчивую благодарность и убегает.

А я продолжаю реветь, скулить, размазывать слезы по щекам и пиджаку Красавчика, капать ими же на все поверхности, короче, сырость в доме развожу. Огромная цистерна слез, которую я собирала всю жизнь, лопнула от взмаха одного из девяти белых хвостов.

Мужики пребывают в перманентном шоке, но мне, если честно, плевать. Мне сейчас плохо. Меня только что бросил возлюбленный. Меня бросили!

В ожидании возвращения Мелкого с кедром, я валяюсь на диване и рыдаю. Красавчик просто гладит меня по голове. Кохей приносит чистые салфетки и пытается вести психотерпевтическую беседу, а заодно и устыдить Хиро, рвущегося записать показания и начать поиски негодяя, бессовестно укравшего сердце главы клана «Трилистник». Жмот тем временем быстренько меняет пароли ко всем моим карточным счетам.

— Он тебе кредитку вернул? Нет? Надо срочно заблокировать.

— Не смей! — верещу я, как резанная. — Хиро, это же означает, что Рё вернется? Да? Это ведь так?

— Понимаешь, это вовсе…

Но все так мрачно смотрят на полицейского, что тот моментально затыкается. Поздно, я начинаю рыдать с утроенной силой.

— Пусть плачет. Вместе со слезами организм покидают гормоны стресса, — со знанием вопроса вещает Кохей, вытирая мне нос. Руки у него, тем не менее, в стерильных перчатках, но это ничего не значит.

Ух, как они меня покидают эти чертовы гормоны! Бегут нафиг, как крысы с тонущего (в соплях) корабля.

— Я его в розыск подам, — обещает легавый. — И у нас, и в международный.

— А я найму частных детективов, — подхватывает Макино (уже не младший, а единственный). — Никуда не денется, вернется.

— Рё ни в чем не виноват, — шепчу я в мокрую салфетку. — Его нельзя заставить, если он не хочет.

— Он тебя похитил, — возражает Хиро. — И держал всю ночь неведомо где. Кстати, а где он тебя прятал?

На него хором шипят и замахиваются остальные утешальщики. А я горестно подвываю:

— Он меня спа-а-ас.

— Так, отвалите от ребенка, — решительно вмешивается Тан. — Только еще больше её расстраиваете. Брысь по углам! А ты, малявка, иди ко мне.

Я прячу лицо у него под подбородком и замираю, словно кролик, а Красавчик размеренно гладит меня по спине. Вот было бы хорошо снова стать восьмилеткой, когда меня так чудесно успокаивала эта простая манипуляция.

— Тебе бы поспать, детеныш.

Да, что ж они меня все время спать-то укладывают?

— Пусть Мелкий сначала привезет мой кедр, — капризничаю я. — Без него я в спальню не пойду.

— Как скажешь, как пожелаешь.

Да, я одного только и желаю сию секунду — выслушать авторитетное мнение ками.

Мин Джун возвращается гораздо быстрее, чем кто-либо рассчитывал. Полицейский проблесковый маячок поспособствовал, надо понимать.

— Как она? — драматическим шепотом спрашивает он.

В третьем лице говорит, будто, блин горелый, над моим смертным одром стоит.

— Она сейчас пойдет спать, — говорю я неласково. — Меня бросили, а не ножом в почку пырнули, брат Мин Джун. Я выживу. Кедр мой давай сюда, ага.

Сварливость моя приводит мужиков в бешеный восторг, потому как, с их точки зрения, является первым признаком восстановления душевного спокойствия.

— Вот и отлично, — радуется Красавчик. — А мы тут пока потусим. В чисто мужской компании.

Понятно, стеречь меня надумали, от греха подальше.

— А никому на работу не надо идти? В офис там? — спрашиваю и пристально смотрю на Жмота. — Или преступников ловить? — и перевожу взгляд на Дайити.

Нет-нет, они никуда не торопятся. Ну и ладно.

Иду в спальню, а следом за мной важно шествует Сяомэй. Он сегодня весь из себя — в высокой шапке с булавкой по моде какого-то древне-мохнатого года и в накидке из птичьих перьев поверх лиловых шелков.

Демонстративно сажусь по центру кровати и жду пока ками водрузит призрачное седалище напротив. Он мне задолжал серьезный разговор, между прочим. И Сяомэй об этом факте своей биографии отлично знает, поэтому, расправив вокруг колен свои шелка и перья, он плавно разводит руками в стороны и говорит: