Людмила Астахова - Шесть дней Ямады Рин

— Теперь можешь говорить свободно, сюда никто не войдет и никто ничего не услышит.

— Отлично. Тогда рассказывай.

— О чем?

— Обо всем. С самого начала, — требую я, дивясь непоколебимому спокойствию ками.

— Мамаша Томоэ, нагадав единственному чаду смерть, как и любая мать решила найти способ отвести беду. И прежде, чем здесь появился Лис, я самолично отбил семь магических атак. Ты не почувствовала и не догадывалась.

Угу, медаль себе закажи, да побольше.

— А насчет крови ками — это правда? — спрашиваю.

— Истинная, — кивает Сяомэй.

— И как же так получилось? Моя мамочка таки была совсем настоящей феей?

— Прабабушка по материнской линии, — уточняет ками как бы нехотя. — Тебе сами боги велели стать Мастером горы, так и знай. Ты потом еще оценишь этот апгрейд.

— Пусть так, но Лис тут при чем?

— А только оборотень и способен убить тебя, Ямада Рин. Дело за малым — заставить его это сделать.

О как! Не «засранка», не «сучка», не «выхухоль», а по имени с фамилией. Сяомэй умеет разговаривать по-человечески, без оскорблений? Вот они, истинные дары небес!

— Лиса они заманили в ловушку, ошейник надели, а всё остальное оказалось Томоэ не под силу. Он-то думал, что достаточно приказать: «Пойди и уничтожь её».

— Понятно, — киваю. — Подвела, как обычно, неточность в формулировке.

— Рин, если бы Лис тебя захотел убить, он бы сделал это при первой же встрече. Чик — и ты уже на Небесах, — снисходительно улыбается ками. — Ты же видела на что он способен. Глаза всем отвел и ты — труп.

— А почему же не убил? — спрашиваю. — Сделал дело, как говорится, гуляй смело.

Сяомэй не ругается, нет, только глаза закатывает под лоб, поражаясь моей кровожадности.

— Ты про ценность каждой человеческой жизни слышала? Про гуманизм какой-то там? Девятьсот лет самосовершенствования души и познавания тайн бытия — это тебе не лисий фырк.

— То-то он Томоэ загрыз как настоящий философ и ба-а-альшой гурман, — хмыкаю я, а на душе все равно становится легче и приятнее. Мой Лис ко всем его достоинствам, еще и высокодуховная личность.

— Макино заслужил. Знание одного заклинания не делает никого великим шаманом. Ничего-ничего, следующее перерождение его многому научит.

Я и спрашивать не буду, что уготовили Томоэ высшие силы, но как-нибудь обязательно схожу и помолюсь за его скорейшее перевоспитание.

— «Дракон», когда накладывал заклятье, видел только лисий облик, поэтому не признал в наперсточнике собственного наемника. Это было даже смешно, хехе, — продолжает откровенничать ками. — Наверное, потом удивился.

— Рё говорил, что «драконовские» ведьмы его поймали во второй раз.

— Так и было, и уж они-то знали, чего и как просить сделать. Но так как второй раз одно и то же желание загадывать нельзя, то…

Блин, ну сколько он еще собирается тянуть? Можно подумать, я тут запутанный детектив мусолю, где на последних страницах мудрый сыщик раскрывает всю интригу перед заинтересованными слушателями. Я уже знаю кто убийца. Это — не садовник. Хотя есть один вопрос…

— Так кто же все-таки завалил дядюшку?

— Рин, это тебе пусть детектив Дайити скажет, это его работа. А я как сущность духовная…

— Не имеешь права вмешиваться в дела смертных, — заканчиваю я фразу вместо ками. — А сейчас ты что делаешь?

— Вношу некоторую ясность в твои затуманенные страстями мысли. Это не запрещено.

— Тогда внеси еще чуть-чуть ясности. Как думаешь, Рё вернется? — спрашиваю я жалобно и чувствую, что по щекам снова катятся слезы. — Просто скажи, у меня есть капелька надежды?

— Рин…

— Пусть он вернется. Я жить без него не смогу.

Я шумно втягиваю сопли и яростно тру глаза. Хватит уже, нарыдалась. Соберись, Ямада Рин, соберись, отринь страдания и спроси самое главное!

— Почему он убежал? Потому, что я…

— Нет, не потому, что ты — девственница, — жестко чеканит ками, не отводя взгляда.

— А кровь ками? — нервничаю я, вспоминая наш жаркий поцелуй.

— И это тоже ни при чем.

— Тогда почему?

Никогда не видела Сяомэя таким серьезным, вот правда.

— Потому, что лисы любят один раз, а человеческая любовь недолговечна и живет три года. Потому, что лисьи сердца крепки и непоколебимы в чувствах, а сердца людей изменчивы и непостоянны. Потому, что Рё тебя полюбил, а лисы боятся любви, как дикие звери — огня.

— Но я тоже люблю его! — кричу я сиплым шепотом. — И буду любить…

— Погоди клясться, — говорит ками и берет меня за руку. — Там, в соседней комнате сейчас находятся четверо мужчин, которые влюблены в тебя по уши. Красавчика Тана я не считаю, сама понимаешь. Четверо красивых, сильных, смелых мужчин в цвете лет.

Ох!

— Да, да, Ямада Рин, так и есть. Ради тебя детектив сможет и работу свою оставить, настолько ты ему в душу запала.

— А Кохей-то?

— Не понимаешь? Ты же его идеальная женщина, та, которая понимает, принимает и не страшится его болезни, — тихо смеется Сяомэй в свой веер. — Про Мин Джуна ничего говорить не нужно. Он предан тебе и телом, и душой, и сердцем, и жизнь за тебя отдаст, глазом не моргнув. Сама это знаешь, да?

— Ну, а Жмот? И он тоже?

— Ты — единственная слабость человека-калькулятора. Кроме денег, он любит только тебя. Запомни это.

Я сижу прямо вся опухшая от таких новостей с любовных фронтов, а ками продолжает.

— С каждым из них ты можешь, если захочешь, обрести простое человеческое счастье. Они всегда будут рядом, до тех пор пока смерть не разлучит. Если у неё это, конечно, получится, в чем я сомневаюсь. Разве это не искушение для твоего человеческого сердца — пылкого и преисполненного любви?

Я замираю и немею, завороженная сверкающими глазами Сяомэя. Он ведь прав, как же он прав! А он говорит с нескрываемой горечью:

— Спроси себя, Ямада Рин, спроси и дай честный ответ — ты на самом деле любишь девятихвостого лиса-оборотня или ты любишь саму любовь, потому что это чувство впервые родилось в твоей душе? Ибо, если ты — невинная девушка с кровью ками в жилах — предашь вечную любовь Рё, если сердце твое остынет к нему, то он превратится в демона. Причем в такого, которого даже ад не примет. Ты уверена в себе и своих чувствах? И если — да, то испытай себя терпением и верой. Поймешь, что ошибалась — спасешь Рё, уверишься в своей правоте — тоже спасешь Рё. Всё зависит только от тебя.

Высказавшись, Сяомэй воспаряет над кроватью и изящно ныряет в кедр. А я остаюсь лежать, свернувшись калачиком, как дитя в материнской утробе. С лицом опухшим от слез, в смятении и тоске, но с крошкой надежды, застрявшей где-то между двумя предсердиями.

— Возвращайся поскорее, — шепчу я, совершенно точно, каждой капелькой крови ками в жилах, зная, что на святой горе, спрятавшийся под кустом от ливня, лис сейчас поводит пушистым белым ухом и слышит каждое мое слово. — Я жду тебя, Рё.