Анастасия Туманова - Невеста Обалуайе

– Отойдите от машины, шпана! Я сам! – вскипел дон Себу. – И если хоть одна пуля поцарапает корпус… Шанго, я до сих пор плачу кредит!

– Я всё помню, – серьёзно заверил Шанго. – Никто не тронет вашу красотку. Парни, отойдите! Дон Себу оказывает нам любезность! Я должен расписаться на ваших документах для фирмы? Мне не хотелось бы, чтобы вам пришлось отвечать…

– Документы в бардачке, не прикасайся к ним грязными руками! Разберусь сам! У меня куча свидетелей, что твои люди с автоматами остановили меня на Авенида Марио-Феррейра и силой заставили свернуть на холм! Так что сделай как обычно – и добросьте меня потом до Питубы! В мои годы, знаешь ли, только и болтаться пешком по жаре! Да ещё с подотчётными документами! Не дай бог чего потерять… А грузовик отгоните к моему дому!

– Всегда к вашим услугам, дон Себу! – широко улыбнулся Шанго. – Ночью ваша малышка к вам вернётся! Спасибо! Давайте я шлёпну свою печать!

Негр, сурово сопя, снял фирменную бейсболку «Agua bahiana» и положил её на разбитые ступени магазина. Шанго выдернул из-за ремня «глок» и выстрелил. Белая бейсболка с голубой надписью украсилась круглой дымящейся дырой. Шофёр без единого слова поднял её, нахлобучил на голову пробитым козырьком назад и вразвалку направился к своему трейлеру. Забрал из кабины пачку накладных, аккуратно завёрнутых в пакет, и распахнул двери фуры.

Внутри стояли поставленные одна на другую упаковки пластиковых бутылей с водой. Толпа радостно загомонила. Люди кинулись к грузовику – и замерли, остановленные автоматной очередью – пущенной, впрочем, в воздух.

– Не все сразу, галера! Эй! Осади назад! Тут всем хватит, давайте по одному!

«Молнии Шанго» оттеснили толпу. Двое из них, вскочив в фуру, принялись разрывать упаковки и выгружать бутыли с водой. Ещё двое аккуратно передавали их в протянутые руки. Остальные, кольцом оцепив грузовик, сдерживали людей. Шанго стоял, широко расставив ноги, и хмуро наблюдал за тем, как шатающиеся от жара и слабости жители квартала разбирают воду. Казалось, Король Молний о чём-то сосредоточенно размышляет. И когда из-за угла с дикими воплями выкатился голоногий чёрный мальчишка в добела вылинявших шортах, Шанго нехотя повернул к нему голову:

– Чего ты орёшь, сопляк?

– Шанго! Там легавые! Уже едут!

Шанго выплюнул сигарету.

– Едут? Ну-ну…

Вереницы полицейских фургонов поднимались на холм с трёх сторон. Люди заметались. Несколько человек бросились в переулок, остальные кинулись в открытые двери табачного магазина. Ясмина протолкалась сквозь толпу.

– Шанго! Они приехали за нами! Они знали, что люди придут к источнику! Они увезут всех в больницу! Шанго, сделай что-нибудь! Йо, стой, куда ты понёсся?!

– Не беспокойся, детка. – Шанго, нагнувшись, поймал малыша, передал его в руки матери, поморщился. – Фу-у, на кого же ты стала похожа… Ничего. Скоро это всё закончится. Спрячься в магазине и помолчи!

– Он мне ещё затыкает рот! – возмутилась Ясмина. – После того, как болтался бог знает где целых… ой! – покачнувшись и выпустив руку сына, она неловко привалилась к стене. Шанго, схватив молодую женщину в охапку, легко втолкнул её в двери магазина, уверенным шлепком направил туда же малыша Йо – и захлопнул за ними дверь.

«Молнии Шанго» легко и быстро, как солдаты, рассредоточились по тротуарам. Бандитов было больше полусотни.

– Мы начнём сами, Шанго? – спросил негр Камилу, поднимая «УЗИ». – Или подождём, пока подъедут ближе? Легавых меньше, чем нас! Думаю, они, как всегда, не захотят проблем! Это ведь не баб с детьми по переулкам гонять, как они привыкли! Похоже, полиции ещё никто не сказал, что ты вернулся!

Шанго, не отвечая, смотрел на приближающиеся полицейские машины. Затем не спеша, словно всё ещё раздумывая, вышел на площадь перед магазином, запрокинул голову. Посмотрел в кипящее тучами небо. Широко ухмыльнулся, блеснув зубами. И поднял руку.

Оглушительный удар грома прокатился над крышами Бротаса. Сразу четыре ветвистые молнии, содрогаясь, облили квартал мертвенным светом. Задрожала земля. Где-то включилась сигнализация, и пронзительная сирена прорезала душную тишину. Шанго поднял вторую руку – и новый раскат, ещё мощнее первого, заставил задребезжать магазинную витрину. И на горячие улицы лавиной рухнул ливень. Упругие струи хлестали по обвисшим шевелюрам пальм, били по тротуару, низвергались с крыш. Через минуту по склону холма уже неслись потоки, а через пять минут Шанго стоял по колено в воде. Красная футболка облепила его плечи, по лицу бежали струи дождя. Полицейские машины беспомощно остановились: нечего было и думать, чтобы пробраться через эту кипящую водяную кашу. Ничего нельзя было разглядеть сквозь сплошную водяную завесу. «Молнии Шанго», чертыхаясь, устремились под карнизы домов, превратившиеся в водопады. Небо сверкало и содрогалось, как в день всемирного потопа. Пустые пластиковые бутыли качались на мутных волнах среди мусора, сухих листьев и ещё живых насекомых, прозрачными каравеллами уходя в плавание вниз по холму.

В крошечный табачный магазин набилась уйма народу, и Ясмину притиснуло к витрине так, что было не шелохнуться. Она даже порадовалась этому: если уж падать в обморок, так хотя бы не прямо на заплёванный пол… Прижавшись пылающим лбом к холодному стеклу, по которому струилась вода, мулатка вяло разглядывала площадь, где неподвижно, с поднятыми руками, стоял хохочущий Шанго (молнии то и дело окатывали его синим светом) и даже не могла заставить себя обернуться, чтобы посмотреть – где же Йо? Страшно саднили язвы на руках. Те, что были на спине, немилосердно чесались под платьем. «Пречистая дева и сын твой Иисус… Царь Горячей Земли Обалуайе… Вы совсем о нас забыли…»

И тут Ясмина увидела Обалуайе! Ориша болезней, с ног до головы укутанный в солому, сгорбленный, хромой, опирающийся на свою кривую палку, спускался с холма, пробираясь через потоки воды. За пояс его была заткнута шашара [109] Шашара (xaxara) – сосуд, сплетённый из соломы или прутьев, обычно для хранения семян или крупы. из соломы. Он шёл не останавливаясь – мимо бело-голубых машин, мимо окаменевших фигур с автоматами, мимо трейлера с распахнутыми дверцами. Шанго, поклонившись, приветствовал Царя Выжженной Земли ритуальным жестом и шагнул в сторону. Низкий, густой голос Камилу затянул:

– Антото арере, Обалуайе…

Ориша закружился в танце – медленно, неловко, припадая на хромую ногу. Мокрая солома скрипела, гремели семена в шашаре. «Молнии Шанго», бережно пристроив свои автоматы повыше на ступени, опускались на колени прямо в воду и склоняли головы. Из открытых полицейских машин выходили люди в фуражках – и, видя огромную фигуру, кружащуюся в танце под проливным дождём, тоже преклоняли колени. И Ясмина, отперев двери магазина, первой, волоча за руку сына, вышла из магазина и простёрлась ниц перед ориша. Обалуайе кружился, стуча палкой и встряхивая соломенным одеянием. Били самодельные барабаны из банок и ящиков, пели срывающиеся от слабости голоса. Люди молили об исцелении – и ориша внимал их мольбам.