Анастасия Туманова - Невеста Обалуайе

Габриэла удивлялась, смеялась, отказывалась.

Несколько раз в магазин заходили туристы, рассматривали статуэтки и картины, улыбались, изредка что-то покупали. Забавы ради Габриэла назначила немыслимую цену – пятьсот долларов – за картину Эвы «Торговка кокосами с Меркадо-Модело» – и была крайне изумлена, тут же получив эти деньги от пожилой американки, которая долго и с восхищением качала головой перед небольшой акварелью. Спрятав деньги в ящик кухонного шкафа и для верности дважды повернув ключ, Габриэла вернулась в магазин. От духоты ломило виски. Над черепичными крышами квартала опять бродили тучи. Глядя на них в окно, Габриэла вспомнила, что за весь этот суматошный день так и не успела поесть, и решила хотя бы сварить кофе.

На кухне доны Жанаины не нашлось ни одной маленькой джезвы, и пришлось готовить кофе в большой, медной, покрытой патиной и странным узором из стилизованных волн и раковин. «Здесь хватит сразу на две чашки!» – подумала Габриэла, глядя, как коричневая кружевная пена поднимается к краям джезвы. – «Хорошо бы сейчас кто-нибудь пришёл!»

Снаружи коротко провизжали тормоза. Габриэла переставила джезву на стол, подошла к окну – и увидела паркующийся у магазина огромный джип с красными и белыми зигзагами на дверцах. Когда из джипа повыскакивали чёрные парни с автоматами, Габриэла испугалась всерьёз. О том, чтобы успеть запереть двери, уже не могло быть и речи. Девушка взлетела по лестнице в комнату, где мирно спали близнецы, схватила их на руки (ни один не проснулся!), кинулась с детьми к окну – и остановилась, внезапно сообразив, что внизу, в магазине, – по-прежнему тихо. Никто не распахивал пинком дверь, не орал: «На пол, ограбление!», не бил витрины и не стрелял в потолок. Да и что было грабить в крохотном сувенирном магазинчике?..

С улицы доносились сердитые мужские голоса. Поразмыслив, Габриэла со спящими младенцами на руках подкралась к двери и прислушалась.

– Ну уж нет, мой дорогой, разбирайся сам! А мне нечего там делать! Мать меня убьёт! Думаешь, ей ещё не рассказали про этот грузовик с водой?

– Идиот, как я поднимусь на костылях по лестнице?

– Не мои проблемы! И вообще – зачем тебе наверх, красавчик? Мама спустится к тебе сама, уж поверь! И задаст за всё сразу! Не всё же мне от неё получать, а?

– Заткнись, Шанго! Вали отсюда и оставь меня в покое!

– Не рассказывай, что мне делать, малыш! Не будь ты безногим, я набил бы тебе морду – за весь этот лепрозорий в моём Бротасе!

– Не будь бы безмозглым, я бы тебе ответил!

– Сукин сын!

– И я тебя люблю, брат. Подержи мне дверь – и проваливай.

Габриэла с возрастающим недоумением слушала этот странный диалог, прижимая к себе близнецов и стараясь не дышать. Наконец, хлопнула дверца машины и взвизгнули шины. Затем раздался стук костылей. Сухо прошелестела бамбуковая занавеска. Незнакомый скрипучий голос осторожно позвал:

– Мам?

Прятаться дальше было глупо.

– Прошу прощения, сеньор. Дона Жанаина ушла и просила меня присмотреть за… – Габриэла умолкла на полуслове.

Обалу стоял на пороге магазина, тяжело опираясь на костыли. Садящееся солнце било ему в спину, стоя рыжим ореолом над торчащими короткими косичками. Его белая футболка была перепачкана зеленью и подсохшей грязью. Через скулу тянулась поджившая царапина. Длинные чёрные глаза в упор смотрели на Габриэлу – и в них поднимался ужас.

– Это ты? – спросила самая прекрасная женщина в мире, делая шаг к Обалу. – Это ты?

Закатные лучи ласкали лицо Габриэлы, дрожали на её ресницах. От неё пахло кофе и морской солью. Тугие кудряшки, стянутые на макушке, искрились вечерним золотом. Блестело голубыми и белыми бусинами илеке на хрупком запястье. На руках Габриэлы мирно спали два негритёнка в памперсах. Из огромных зеленоватых глаз на Обалу смотрела Йеманжа.

– Я… – Обалу судорожно сглотнул, чувствуя, что ему отчаянно не хватает воздуха, из последних сил надеясь, что всё – не по-настоящему, всё – во сне… – Добрый вечер, сеньорита. Где моя мать?

– Она в Бротасе. На террейро. Благодарит Святых. – Габриэла перестала улыбаться. – Разве ты… разве вы её не дождётесь?

– Нет нужды. Спасибо, сеньорита. Я приду позже. – Обалу повернулся и, молясь о том, чтобы не грохнуться с крыльца, нащупал костылём порог.

– Нил Гейман – просто киношник, не так ли?

Медленно-медленно Обалу повернул голову.

– А сэр Теренс – мудрый, смешной и всё знает о людях. С твоего разрешения, я…

– Как я рада, что ты здесь. – Полные моря и света глаза Матери Всех Вод смотрели ему в лицо. – Хочешь кофе?

– Хочу…

– Когда ты начала это замечать, Эвинья? – негромко спросил Марэ. Он сидел за столом на веранде и задумчиво допивал уже остывший кофе, изредка кладя в рот дольку разрезанной жаки. Эва лежала рядом в гамаке и пальцами босой ноги преследовала убегающего от неё по плетёной верёвке богомола. В саду уже было темно. Из-за крыши выплыла ущербная луна.

– Ещё год назад. Когда приехала в Баию на каникулы. Мы с Эшу почти всё время были вместе, и я несколько раз замечала… тот голубой свет. Но я тогда не придала этому значения. К тому же он появлялся так редко… Я, конечно, могу ошибаться. Может быть, всё совсем не так, но… Но, похоже, это появляется, когда Эшу… не говорит правды.

– Ну-у, Эвинья… Тогда Эшу должен сиять с утра до ночи, как рождественская свеча! – улыбнулся Марэ. Но, увидев лицо сестры, сразу сделался серьёзным. – Ты говорила об этом с ним самим?

– Да, но Эшу сразу же сбежал! И уже неделю прячется от меня!

– Ничего удивительного…

– А теперь я вижу это ещё и у Ошун! – Эва повернулась к брату. – Марэ, я хочу это прекратить! Мне страшно! Я не понимаю, отчего такое происходит! И никто, кроме меня, этого не видит! Мне уже кажется, что я схожу с ума!

– Никто, кроме тебя, говоришь? – Марэ на мгновение задумался. – Скажи, Эвинья… Ошун давала тебе когда-нибудь своей аше?

– Нет! То есть… да. Один раз. В прошлом году. Ты думаешь, это… Марэ! – Эва, разом забыв о богомоле, решительно выбралась из гамака. – То есть, я вижу, как Эшу и Ошун лгут, лишь потому, что они однажды дали мне своей аше?!

– Думаю, да. Ведь ты – дочь своих родителей. – улыбнулся Марэ. – От Нана Буруку нельзя скрыть ничего. Невозможно обмануть и нашего отца, Ошала.

– Но я никогда не заглядываю ни в чьи ори! Ещё не хватало! – возмутилась Эва. – Это же ещё хуже, чем читать чужие письма!

– Есть вещи, которые от нас не зависят, – пожал плечами Марэ. – Ума не приложу, зачем Эшу вздумалось давать тебе аше. Мало того, что она тебя чуть не угробила! Помнишь, что с тобой тогда было? Так теперь ещё и это…

– Но я… Я всё равно не понимаю, Марэ! – Эва испуганно смотрела на брата. – Ведь все мы делимся друг с другом аше, когда это нужно! Я делала это столько раз! У меня брали аше Ошосси, Эшу, Обалу… даже Шанго!