Анастасия Туманова - Невеста Обалуайе

Секретарша дона Каррейра трудолюбиво стучала наманикюренными пальчиками по клавиатуре, набирая письмо в кредитный отдел банка, когда её босс вышел из кабинета.

– Мария, можете идти обедать. И, если у вас сегодня есть свои дела – не возвращайтесь в офис.

Мария была высококвалифицированной профессионалкой, очень ценившей своё место работы. Поэтому через две с половиной минуты приёмная опустела. Когда за секретаршей захлопнулась дверь, из кабинета дона Каррейра вышел Марэ с бесчувственной сестрой на руках. За ним следовали Эшу, Ошун и хозяин кабинета.

– Везите на ферму Энграсии, сеу Осаин знает, что нужно делать, – говорил дон Ошала. – Марэ, ты ведь останешься с сестрой? Твоя аше придётся как раз кстати.

– Где справедливость? – проворчал Эшу. – Марэ, значит, может ей давать свою аше! А я – нет! С какой стати?

– Идиот, – вздохнула Ошун, ласково убирая с бледного лица подруги вьющуюся прядь волос. – Марэ ведь никогда не врёт! Ума не приложу, как ему удаётся так жить на свете, но…

Эшу покосился на Марэ с отвращением, но промолчал. Дождался, пока тот устроит сестру на заднем сиденье «форда» и придержит дверцу для Ошун, и махнул рукой.

– Поезжайте! У меня дела.

Белый автомобиль сорвался с места. Дон Ошала и Эшу остались стоять у подъезда «Луар». Несколько минут прошло в молчании.

– Что вы хотите за это, дон Ошала? – наконец, тщательно прикуривая новую сигарету, спросил Эшу. – Я теперь у вас в долгу, это понятно… Но хотелось бы знать, чем придётся расплачиваться!

– Ты мне ничего не должен, малыш, – отозвался Ошала. – Я оказал услугу своей дочери, а не тебе.

Эшу недоверчиво покосился на него. Медленно, растягивая слова, выговорил:

– Нана теперь взбесится, уж это точно. Зачем вы это сделали, дон Ошала? Могли бы запросто сказать, что такой номер – не в ваших силах! Лично я бы поверил! Зачем? Взгляните на меня хорошенько! И не говорите, что я – как раз то, что вы хотели бы для своей принцессы! Зачем вам это сдалось, сеньор? Неужто я вам так нравлюсь?!

Ошала внимательно посмотрел на угрюмую обезьянью физиономию Эшу. На подживший синяк на его скуле. На дешёвую сигарету в углу губ, на татуированного паука на мускулистом предплечье, на свисающую с плеч красную линялую майку, на старый ножевой шрам, тянущийся через ключицу… Улыбнулся.

– Во-первых, малыш, ты должен нравиться дочери, а не мне. Во-вторых… Год назад ты у меня на глазах сжёг руки до костей, чтобы выполнить просьбу Эвиньи.

Презрительная гримаса пропала с физиономии Эшу. В глазах мелькнула растерянность. С минуту он и Ошала смотрели друг на друга. Затем Эшу выплюнул окурок, молча тронул двумя пальцами козырёк своей бейсболки, повернулся и неспешно пошёл вниз по улице Чили.

– Малыш!

Эшу замер.

– Мне не нравится то, что выставка Эвиньи в Рио отменена. Может быть, ты разузнаешь, в чём дело? И решишь этот вопрос?

Эшу поднял брови. На миг задумался – и по его физиономии расплылась широкая ухмылка.

– Без проблем, дон Ошала! Всегда к вашим услугам!

В сумерках к публичному дому доны Аниньи подъехал джип с молниями на дверцах. Шанго устало выбрался из машины, задрал голову, недоумевающе сощурился: из дома не слышалось музыки, смеха и воплей. В окнах не мелькали лица женщин. Весёлый дом, не оправдывая своего названия, стоял тихий, тёмный и, казалось, изрядно растерянный.

– Да что они все – передохли? – озадаченно проворчал Шанго, поднимаясь на ступеньку крыльца, – и сразу же отскочил, чуть не сбитый с ног стремительным ураганом.

– Анинья! Любовь моя, ты в своём уме? Куда ты мчишься в таком виде? Почему девочки не работают?

– Куда я мчусь?! – Хозяйка дома, казалось, ничуть не была удивлена встречей. На угольно-чёрной, худющей как жердь Анинье красовалось белое платье с кружевным воротом, на ногах были надеты новые, расшитые раковинами и бусинами шлёпанцы. – Куда я мчусь?! На террейро, мой дорогой, куда и все! Девушек я отпустила с самого утра, они помогали матери Кармеле подготовить алтарь, и эбо, и подношения… Ты представляешь, у Селии, Марии, Нэлы и Жараиньи без следа сошли все язвы! В один час, словно их вовсе не было! Силва и Кабрелия вернулись из больницы: их просто выгнали оттуда на улицу, сказав, что лечиться им не от чего! У Кабрелии заодно и триппер куда-то делся – вот уж воистину чудо, бедная девочка полгода не могла избавиться, никакие уколы не помогали! Короче, сегодня – выходной, и мне некого тебе предложить, мой сладкий! Мне даже самой некогда, при всём моём уважении… Если хочешь – поезжай в Амаралину, там туристы, там уж точно все работают! Им-то что, к ним не спускался Обалуайе прямо перед табачным магазином!

Не переставая стрекотать и восторгаться, громыхая браслетами и ожерельями, Анинья умчалась вниз по переулку. Шанго проводил тоскливым взглядом её белое платье. Чувствуя себя очень одиноким и никому не нужным во всём мире, присел на ещё тёплую от дневного жара ступеньку, метким плевком сбил со стены огромного палочника, ничуть этим не утешился и мрачно полез за сигаретами.

За углом послышался топот ног. Через мгновение оттуда вылетел чёрный подросток с ехидной рожицей. Двух передних зубов у пацана не было. Из-за оттопыренного уха торчал окурок. На запястье блестел красными и чёрными бусинками илеке. Из-за ремня грязных шортов выглядывал пистолет.

– Тебе чего? – хмуро осведомился Король Молний.

– Моё почтение, дон Шанго! – Мальчишка расплылся в улыбке. – Меня просили передать, что дона Ошун вернулась в Бротас!

– Чего? – Голос Шанго изменился против его воли. – Ошун – дома?..

– Да!!! И с обоими малышами! Приехала час назад, моет квартиру! Ругается на всю улицу, что вы развели, уж извините, свинарник, повсюду муравьи и всякая гадость, и что детей никак нельзя держать в таком хлеву!

– Я развёл?! Да меня дома две недели не было!

– Меня просто просили передать, с вашего разрешения, у меня ещё есть дела…

– Стой! Пацан! Кто тебя послал?

Но мальчишки уже не было рядом: лишь мелькнули выгоревшие шорты да послышался из-за угла весёлый смех.

Некоторое время Шанго сидел неподвижно, глядя в потрескавшуюся, расписанную граффити и непристойными надписями стену. Затем выплюнул окурок, встал и пошёл к машине.

К своему дому Шанго подъехал ночью, в кромешной темноте, под хлещущими струями дождя. Из Бротаса, казалось, исчезло всё живое, погасли фонари, не горели окна: электричество по случаю грозы снова отключили. Только со стороны террейро матери Кармелы сквозь шум ливня доносился барабанный бой и радостные голоса: никакой дождь не мог остановить благодарственное служение ориша. Запарковав джип, Шанго некоторое время ещё сидел в кабине, упрямо слушая трескотню радио. Однако, надо было решаться. Собравшись с духом, Король Молний выбрался под дождь – и увидел, что окно его квартиры слабо светится.