Мелани Милберн - Притворись моей невестой

Да, он ей нравился.

Очень нравился.

О таком партнере по флирту можно только мечтать: добрый, веселый, щедрый, сексуальный и умный. Но влюбиться… увольте. Блейка не интересуют долговременные отношения, и ее тоже. Она не один год была связана отношениями, веря в то, что они настоящие, и чем это закончилось? Крахом.

«А может, сомнения все‑таки были?»

Где‑то в глубине души — очень‑очень глубоко — гнездилась мысль, что она не поразилась, когда прямо в церкви получила эсэмэску от Саймона. Разве она не чувствовала — и не то что пару недель, а месяцев, — что он отдаляется от нее? Но она упрямо продолжала заниматься приготовлениями к свадьбе, не обращая внимания на то, что Саймон в этих планах не участвовал. Он все больше времени проводил в доме родителей, и вечно у него находились неотложные дела, когда они собирались пойти куда‑нибудь вечером.

Знаков было предостаточно, но она отказывалась их замечать. И результат? Три месяца она злилась на Саймона, на его предательство, а сейчас злится на себя, поскольку не хотела с ним поговорить и допустила такой конец.

Но не на этот раз.

На этот раз они с Блейком обо всем договорились. Их «роман» длится месяц, и никто не в обиде. Оба в выгоде, и, вопреки беспокойству Блейка, не будет ни победителя, ни побежденного, когда все закончится.

Но когда Блейк протянул руку, чтобы наполнить ее бокал, что‑то в его серо‑голубых глазах заставило сердце Тилли замереть. Она взглянула на его руки — эти умелые, ловкие руки, которые обследовали каждый кусочек ее тела. В животе затрепетало подобно ветерку, от которого разлетелись страницы раскрытой книги. Она плотно сдвинула колени, потому что глубоко внутри защипало, как напоминание того, что у них было в постели.

Он заметил, как изменилось ее лицо, поставил бутылку и нахмурился.

— Что‑то не так, любовь моя?

— Нет‑нет.

Блейк пристально на нее посмотрел, взял за руку и ласково погладил, как гладят маленького любимого котенка.

— Точно?

Кожу тут же закололо, защекотало. Тилли и не знала, что у нее столько чувствительных клеток.

— Знаешь… это смешно, но Саймон всегда называл меня «дорогая». Словно мы пожилая пара восьмидесяти лет. Мне это действовало на нервы, но я почему‑то ему не возражала.

Блейк большим пальцем водил по жилочкам у нее на запястье.

— Почему?

Тилли дернула плечом.

— Наверное, я почти что ожидала, что он меня бросит, и поэтому ничего не говорила. Больше таких ошибок я не повторю. Если что‑то меня будет беспокоить, то сразу скажу.

— Тебе, может, неприятно, что я называю тебя любимой и малышкой?

— Нет, мне нравится. Так что продолжай, особенно когда поблизости кто‑то есть.

— Отец называл маму «любимая», — помолчав, произнес Блейк. — Я не помню, чтобы он обращался к ней по имени… Гуэн.

— А как она называла его?

Губы Блейка растянулись в улыбке.

— Она тоже называла его любимым. Но иногда Эндрю, если сердилась. Но они не часто спорили. Всего пару раз, но, может, наедине все же спорили.

— Ты был единственным ребенком?

— Нет, — вздохнул он. — Мать потеряла ребенка — девочку, семимесячную. Мне тогда было два года. Я ничего не помню. Мама раз от разу говорила о ней. Потом я понял, что это случалось на день рождения моей сестры. Ее звали Луси. После того, как мама ее лишилась, ей удалили матку. Думаю, она ужасно переживала — ей хотелось иметь большую семью. Она была создана для этого. Но отец всегда говорил, что уж лучше иметь только одного ребенка, чем потерять ее. И вот что потом случилось.

Тилли была рада, что Блейк открыто делится с ней своими горестями. Он начинает ей доверять — это хорошо. Значит, он чувствует близость с ней. Почему‑то ей это важно. Пусть у них всего лишь флирт, но ей приятнее думать, что она для него не просто временная любовница и что у них не только секс, но общие чувства, мысли и тревоги. Несмотря на его беспечность, Тилли догадывалась, что он в душе одинокий человек и привык держать свои переживания при себе. Ему с детства приходилось быть сильным ради отца. Наверное, это сделало его одиноким, заставило закрыть на замок свои переживания, чтобы никто не приблизился к нему, чтобы узнать и понять его.

— Отец тяжело переживал потерю твоей сестры? — спросила Тилли.

Блейк уставился в бокал с вином.

— Намного легче, чем смерть мамы. Он почти не упоминал Луси. Но, думаю, с отцами все по‑другому. Они не так близко связаны с ребенком, как мать, которая его выносила в себе.

Тилли переждала минуту и снова спросила:

— А ты не видишь себя отцом… когда‑нибудь? Даже если официально не будешь женат?

Он то ли улыбнулся, то ли грустно усмехнулся.

— Вот уж о чем я не думаю, так об этом. С меня хватает забот об отце, чтобы взвалить на себя еще и эти обязанности.

— Ты не хочешь наследника, которому перейдет Макклелланд‑Парк?

— Для начала я должен вернуть его. А пока что ничего не ясно.

— Но если это произойдет, разве ты не захочешь, чтобы твоя плоть и кровь унаследовала родовое поместье, чем снова продать его постороннему человеку?

Блейк больше не выглядел искренним и открытым. Будто захлопнулись ставни на окне.

— Моя задача — вернуть Макклелланд‑Парк отцу. Вот все, что занимает меня сейчас.

Тилли чувствовала, что давить на него не надо. Интересно, он не собирается заводить семью из‑за трагедии с родителями или он на самом деле не желает связывать свою жизнь с кем‑либо? Многие современные мужчины все позже и позже становятся отцами. Но мужчины могут себе это позволить — они могут это сделать почти в любом возрасте, — а женщин подгоняют годы. Пока что время у нее есть. Брак, семья… об этом она только и думала когда‑то. Но сейчас ее мысли исключительно о своей кондитерской.

Блейк встал из‑за стола и начал собирать тарелки.

— Может, прогуляешься с Трюфелькой? А я здесь приберусь и догоню вас.

Трюфелька запрыгала, завертелась и громко залаяла, явно говоря: «Да, пожалуйста. Погуляйте со мной!»

Над озером повис шар луны, от ветерка по воде бежала легкая рябь, вдалеке ухала сова, и были слышны еще какие‑то звуки — похоже, что лисица зовет самца. Трюфелька, задрав хвост, нюхала землю, следуя за запахом, а Тилли шла за собакой, чтобы не потерять ее из виду.

Через несколько минут послышались шаги по гравиевой дорожке, затем — по влажной траве лужайки. Тилли повернулась к Блейку, сердце замерло. Казалось бы, ну что особенного она увидела? Рукава рубашки закатаны до локтей — он мыл посуду после ужина, — волосы растрепаны. Блейк встал рядом, задев Тилли рукой. Он едва коснулся ее, но от этого прикосновения к ней протянулся мощный, жаркий поток.

— Так тихо в это время, — сказал он, глядя на освещенное луной озеро.