АlshBetta - While Your Lips Are Still Red [СИ]

— Ты же понимаешь, что я хочу как лучше…

— Твое «лучше» мне уже надоело, — она отворачивается. Зажмурившись, обращается взглядом к мягкой спинке. И шумно сглатывает.

— Белла…

— Я тоже хочу о тебе заботиться, — голос вздрагивает, а глаза, Эдвард может поклясться, на мокром месте. Знает, что ее безумно расстраивает все это. Но ничего не может сделать — ни с собой, ни с происходящим.

— Ты обо мне заботишься, — смягчается, делая глубокий вдох и робко улыбаясь. Становится на колени, возвышаясь над женой, и аккуратно гладит по спине. Ответом служит всхлип.

— Это не забота… ты даже ужин не даешь мне приготовить! Ты не ел весь день!.. — морщится и теперь по-настоящему плачет. На корню рубит попытки таблетки унять стучащее сердце.

— Ты приготовишь ужин через несколько минут, — как можно более утешающе уверяет Эдвард, — ты выбрала мои любимые отбивные, ты все подготовила… просто поставишь в духовку, и все.

Ступает на шаг дальше позволенного, укладывая вторую руку на ее плечо, а губами прикасаясь к волосам. Не давит, не вынуждает держать свой вес. Просто накрывает собой в защищающей позе.

— Беллз, для меня важнее всего то, чтобы с тобой, пока меня нет, все было хорошо. Это лучшая забота обо мне, если ты будешь беречь свое сердце. Ты же знаешь.

Она утыкается носом в подушку. Неровно выдыхает, подавляя всхлип.

— Я хочу быть нормальной женой…

— Ты лучшая жена.

— Неправда.

— Еще какая правда. Ты меня любишь, — ласково ободряет мужчина.

— Любви недостаточно. Ты же помнишь, я не хотела, чтобы, женившись, ты становился моей сиделкой. И ты обещал, что не станешь!

Очередной упрек. Только не ему одному — и себе тоже. Сразу же. С болью.

— Белла, ради меня, не плачь сейчас, — почти молит Эдвард. Очень боится, что все опять кончится «скорой», — давай поговорим о чем-то другом, о чем-то интересном. Я не твоя сиделка, я твой муж. Мы супруги, помнишь?

— Сиделка-муж…

— Радость моя, — Каллен устало качает головой на упрямство девушки, потянув за специальную нашивку на диване. Вытягивает его чуть вперед, вызвав удивление у Беллы и даже уняв всхлипы, а затем ложится рядом. На появившемся пространстве ложится, притягивает жену к себе. Утешающе и крепко обнимает. — Расслабься. Просто расслабься. Я с тобой, — целует ее в макушку. И согревает, заметив, что спит в тоненькой маечке. Не потрудилась отыскать даже халат.

Упрямица. Даже теперь, когда таким выходкам не место. С возрастом все только хуже, отец был прав. Но и он мать не оставил. Эдварду было с кого брать пример.

— Двадцать минут подремлем, м-м-м? — нежно шепчет он, возвращая свой прежний тон. Обвивает жену увереннее, пальцами придерживает ладони, — я так устал, малыш… пожалуйста!

Не сомневается в ее согласии, хотя Белле и хочется воспротивиться. И все же последняя фраза делает свое дело. Она замолкает, легонько погладив его руки.

— Хорошо, — кивает. И больше не пытается встать до полного восстановления ритма. Сдается.

В половину восьмого, через полтора часа после прихода Эдварда, супруги Каллен сидят за столом. Друг рядом с другом, рядышком. Смотрят на стену в старых обоях, чуть отклеившихся наверху, возле плинтусов, наблюдают за медленным бегом крупинок в больших песочных часах.

Белла все же запекла отбивные, которые приготовила, выложив ровным кругом вокруг них очищенный картофель. Базилик и орегано пришлись как раз кстати, дополнив блюдо. А уж холодный лимонный чай, который Эдвард в числе прочих покупок принес домой, был лучше любого алкоголя. В доме Калленов не было даже пива и вина, не говоря уже о чем-то большем. И гости, приходя к ним, никогда не смели ничего подобного приносить.

Все в жизни Эдварда и соответственно, в укладе их семьи было подчинено Изабелле и ее болезни. Той самой, на лечение которой мужчина усиленно зарабатывал деньги, участвуя в IT-проектах, за которые не желал браться никто другой из-за их сложности.

Было время, когда Эдвард пытался взять крепость штурмом и попробовал себя в роли ночного грузчика, однако спина полетела так быстро, что продолжением такой работы вполне могла стать инвалидность. Каллену не оставили шанса, кроме как работать головой. Руки у него отняли с самого начала.

— Мне надо поговорить с тобой, — глубоко вздохнув, произносит Белла. Отодвигает свою наполовину съеденную порцию, для храбрости выпивая залпом полстакана холодного чая.

Весь вечер она сидела тихо, отвечала без лишнего энтузиазма и, как Эдварду казалось, была не на шутку встревожена. Он вначале списал это на происшествие по его приходу, однако вот теперь, с ее словами, стало понятно, что дело не только в нем.

— Конечно, любимая. И мне тоже, — раскрывать карты — так все. Прошло уже очень много времени, ему пора бы ей признаться.

Видимо вдохновленная тем, что не только у нее есть темы для обсуждений, Белла с робкой улыбкой — подобием на нее в виде приподнятых уголков губ — кивает.

Она немного сонная, с очень грустными и одновременно заполненными чем-то блестящим и воодушевляющим глазами. Выглядит как никогда хрупкой — кожа того и гляди порвется, на скулы натянута слишком туго.

— Ты первый, — объявляет. Под столом складывает вместе ладони.

В этот раз черед немного помедлить Эдварда. На миг ему становится страшно говорить ей такую новость, но все же честность побеждает. Она имеет право знать. И не переживать. И не строить надежд, которые сейчас излишни.

— Помнишь, ты говорила, что контрацептивы нынче сложная вещь… — начинает мужчина, так же отодвинув свою тарелку. Чай не пьет, но волнуется, хотя скрывает это как может. Говорит предельно ясно, чисто и ровно.

— Что презервативы рвутся?..

— Да, — Каллен кивает, — а таблетки порой несовместимы с лекарствами, которые тебе назначает доктор.

— Там лишь некоторые, я не… Эдвард, ты не будешь больше спать со мной? — карие глаза потухают, на лбу между бровями появляется складочка, а уголки губ обреченно опускаются. У Беллы такой несчастный и потерянный вид, что у мужчины самого щемит сердце. То самое, что, не скупясь, если бы мог, отдал Ей.

— Беллз…

— Ну да… Эдвард, ты… ты хочешь развестись? — лицо, не глядя на все усилия, сковывает ужас и маска обреченности, а глаза наполняются слезами. Всегда предполагает худший сценарий развития событий, если дело заходит об их отношениях. До боли сомневается в себе, до боли себя стесняется. Еще в день их первой встречи была на сто процентов уверена, что ее не запомнил. Что из череды выпускниц, которым вручал диплом по просьбе ректора как лучший выпускник, она была лишь одной из тысячи. А она оказалась одной-единственной. Первой и последней.

Каллен не заставляет жену мучиться. Оборачивается к ней, забыв про еду начисто, хотя до сих пор не наелся. Берет в свои маленькие, почти детские ладошки, гладит прохладную кожу.