АlshBetta - Hvalfanger / Китобой [СИ]

Хмыкнув, Берислава отпирает замок.

— Только быстренько, зайчишка. Скоро ночь… — и ежится, тревожно выглянув за дверь, на темный лес за ограждением дома, откуда ближе к полуночи подтягиваются волки. Мороз вынуждает их искать и пищу, и тепло. А где это требовать, как не у одинокого человеческого жилища.

Материнским взглядом Берислава наблюдает обстановку вокруг, зорко следя за питомцем. Он, демонстративно покрутившись у самого большого камешка, поднимает лапу.

Только вот не бежит потом в ее сторону. Вскочив, вздрогнув всем телом, лает. И кидается вперед, где по стежке, на час раньше обычного, уже возвращается долгожданный хозяин.

Сигмундур, устав от навязчивого щенка, просто поднимает его на руки, проходя в дом.

— Ты раньше, — Берислава, радостно его приветствуя, тянется к любимым губам.

— Ты не рада? — мужчина устало разминает плечи. Он выглядит вымотанным и немного злым, но при виде своей девочки, как всегда, добреет. Сует поглубже в карман свой талисман, связанный ее заботливыми руками. Он с ним не расстается, этим синим китом. И Берислава спокойна.

— Я счастлива, — блеснув глазами, откровенно признается она, не сумев этого не заметить. И чмокает его, сменившего хмурость на маленькую улыбку, промурлыкав на ухо:

— С возвращением, Большой кит.

Ананд Свенссон женится.

Его избраннице двадцать семь лет — ровно на тридцать меньше, чем ему — у нее светлые волосы, голубые глаза цвета льда и, наверное, закаленная сталь внутри в виде стержня. За эти годы у Ананда было без малого тридцать пять пассий. Но ни с одной из них дело не дошло ни до обручения, ни, как он всегда бормотал, упаси Бог, женитьбы.

Однако все, даже самое невероятное, имеет свойство случаться. Просто в свое время.

Сигмундур не испытывает ненависти к Ананду. В конце концов, он содержит их базу, кормит его и Бериславу, лично разрешил Рагнару взять его на корабль — несмышленого, обозленного, блюющего от одного вида морской воды — увидел потенциал. Кроме работы, у Сигмундура никогда ничего не было, а потому делал он ее на славу. С истинным профессионализмом.

…За этот профессионализм и пришлось заплатить свою цену.

— Ночная ловля! — раздосадованно ударив кулаком по столу, шипит китобой, не в силах сдержаться. Тарелка с его ужином отъезжает немного в сторону. Злоба выползает наружу.

Берислава против воли вздрагивает.

— Китов?..

— Дельфинов, мать его, — язвит мужчина, уже обе ладони сжав в кулаки, — конечно китов. Финвалов!

Девушка бледнеет.

— Но ночью же опасно…

— Не опаснее, чем днем, не в этом суть, — отмахивается он, — Берислава, смысл в том, что я должен проработать смену, затем у меня есть четыре часа на перерыв — и снова в море!

На его лице проступает усталость, обозленность и страх. Девочка первым замечает его, и китобою это чудно известно.

Она легко поднимается со своего места, оставляя едва начатую собственную порцию, и обнимает его спины, ступив вперед на два шага.

— Это нечестно… бедный мой…

Она явно не понимает, о чем речь. Сигмундуру больно разъяснять ей. Он перехватывает девичью ладошку, тепло ее пожав, и тяжело вздыхает. Кьярвалль всегда боится его вздохов. Забирается под стол.

— Берислава, мне придется пробыть на базе почти сутки. Ананду нужно самое свежее китовое мясо, какое плавает в океане…

Доходит.

— Сутки?

— Двадцать часов, это меняет дело? — мужчина морщится, — я боюсь оставлять тебя одну на целую ночь.

— Это еще весной, да?

— Через неделю.

— И волки придут…

Сигмундур разворачивается на стуле, приглашая Бериславу сесть на свои колени. Уговаривать ее не нужно, но скрыть того, что подобные новости ее расстраивают, девушка не в состоянии.

— Мне жаль, guld. Но я никак не могу отказаться. Это приказ Ананда всей команде.

— То есть ты не можешь остаться?

— Нет.

Странно, но на сей раз — наверное, первый за все время — его категоричность Бериславу не злит. Наоборот, задумчиво накручивая на палец прядь черных волос, она внимательно смотрит в его темные глаза.

— Но мне оставаться необязательно. Мы с Малым китом можем пойти с тобой.

— На базу? — китобой давится слюной, — тебе? Ни в жизни!

— Если гора не идет к Магомеду, Магомед идет к горе, — девушка, уже, похоже, принявшая эту сумасшедшую идею как выход, с умным видом кивает головой, — почему бы нет, Сигмундур? Я посижу внутри. Или поброжу снаружи… как скажешь.

— Снаружи минус двадцать.

— А внутри?

— А внутри чуть теплее. Не выдумывай, Берислава. Мне плевать, что там сказал какой-то Магомед, но я — как гора — запрещаю тебе приближаться. Тебе могут причинить боль. К тому же, китоубийство — неподходящее развлечение для женщин.

— Я же не буду с тобой на корабле, — она поворачивается влево, обе ладони кладя ему на плечи. Уже ощутимо касается прядей, — я буду ждать на базе, в тепле… хоть сорок часов. Зато я буду знать, что ты близко. И никаких волков.

— Похоже, волки заботят тебя больше всего, — неудовлетворительно, пока не дозволяя себе и мысли пустить Бериславу в эту обитель смрада и крови снова, выдает китобой, — а мужчин не боишься? У которых уже год нет женщины. А тут ты…

— Если ты им скажешь, что я с тобой, они меня тронут? — ведет пальцами по его щеке, жестким волосам бороды, спускаясь к подбородку. Не верит тому, что говорит. И видит, что китобой не верит тоже.

— Вряд ли, — он бережно привлекает ее поближе, но заметно хмурится, — однако процент вероятности есть.

— Я уже была там…

— И там был только я.

— Это замечательно, что ты там был, — Берислава, соблазнительно улыбнувшись, разглаживает своими нежными пальчиками морщинки на его лице, — ты подарил мне очень и очень много. Спасибо. Но я к тому, что уже видела и окровавленные плиты, и твой комбинезон… и тебя.

Смущается, покраснев. Ей идет этот замечательный румянец.

А уж за то, какими глазами глядела на него в ту субботу, прячась за дверью, за то, каким взглядом пробегает по его телу прямо сейчас, останавливаясь на известном месте, ему снова ее хочется. Без перерывов.

— Я боюсь, ты не понимаешь, куда идешь, — в конце концов тяжело признается Сигмундур.

— Ты ходишь туда каждый день, — Берислава, прищурившись от того, что видит на лице китобоя более-менее принятое — в ее сторону! — решение, выглядит очень оптимистичной, — и живой-здоровый.

— Как будто меня можно чем-то взять…

— Нет, нельзя. Рыбы мы больше не едим, а это твое единственное слабое место, похоже…

Напоминание об отравлении и всех его последствиях, даже укрывшихся уже сенью памяти долгой зимы, китобой закатывает глаза.

— Жалеешь, что больше не можешь повалить меня?

Глаза девушки задорно блестят.