Джеймс Уоллер - Унесенные ветром. Век XX

Неподалеку от лагеря туземцы быстро свежевали антилопу, орудуя плоскими ножами с широкими клинками, похожими на короткие мечи.

Ночью за стенами палатки слышался далекий вой гиен. Было прохладно, с трудом даже верилось, что завтра днем будет настоящее пекло.

— Надо будет поискать что-нибудь покрупнее, — сказал Коули за завтраком.

— Поищем, — бодро пообещал Уильямс. — Это мой кусок хлеба, мой шаури.

— Да уж, мы должны постараться, — сухо произнес Коули, которому изрядно надоело, что Уильямс постоянно подчеркивает свою зависимость как наемного работника. Если бы он умел делать что-то стоящее, не подался бы в Африку обслуживать богатых клиентов и их жен. Да, жен он, конечно, тоже обслуживает — бесплатно выполняет некоторые пожелания клиенток, не предусмотренные контрактом.

«Он только и ждет, сукин сын, чтобы я вляпался в дерьмо, — безо всякой злобы глядя на Уильямса, сосредоточенно отрывающего ломтики копченой рыбы и отправляющего их в рот, думал Коули. — Есть очень много народа, заставляющего соперника играть на незнакомом поле. Можно сказать, что такого народа большинство. Уильямс выбрал для себя полем саванну, в подручные взял туземцев, находящихся в полной зависимости от него. Он презирает меня, потому что у меня много денег, потому что я могу приехать в эту страну в любое время и покинуть ее, когда мне заблагорассудится. А уж ему-то, небось, ехать некуда.»

На следующий день Джоан подстрелила антилопу куду, ту самую, из которой получаются исключительные бифштексы. Они видели нескольких буйволов, но буйволы ушли на пойму ручья, в топь, где их невозможно было достать.

Они решили поменять лагерь, проехав вдоль ручья еще миль десять. Здесь уже местность было более открытой. Тент и палатки теперь стояли без прикрытия деревьев. Далеко в саванне проносились стада антилоп и зебр, хорошо различимые в бинокль.

— Ладно, можно считать, что ты уже недаром добиралась сюда, старушка, — сказал он Джоан. — Повесишь свою фотографию с антилопой и будешь вызывать приступы зависти у всех своих знакомых.

— Если они сочтут нужным завидовать участию в сафари.

— Если они сочтут нужным показать, что завидуют, — он произнес эти слова, словно экзаменатор, поправляющий испытуемого. — А уж завидуют-то они всему. Равно как и презирают всех и вся.

— Ты сердишься, дорогой? — тон ее был участливым.

— Не знаю, — пожал плечами Коули. — Если мне и есть на кого сердиться, так это только на себя. А вместо этого я сержусь на Уильямса, ревную его к тебе.

— И совсем зря ты это делаешь. — Джоан положила руку на его локоть.

— Хотелось бы верить, — он повернул к ней лицо. Голубые глаза Джоан наполняла усталая тоска. — Как ты себя чувствуешь? — Коули сдвинул брови.

— Я чувствую себя лучше всех, кто находится здесь, — она улыбнулась, но глаза не изменили своего выражения.

В эту ночь кроме воя гиен Коули расслышал и далекий, раскатистый рев — словно где-то запирали гигантский ржавый засов. «Мне страшно? Черта с два мне страшно. Завтра же велю Уильямсу разыскать эту тварь».

Утром, умывшись из складного походного тазика, он подошел к Уильямсу. Тот брился, сосредоточенно глядясь в маленькое круглое зеркальце, прикрепленное к пеньку акации.

— Вы слыхали? Сегодня ночью кто-то подавал голос.

— Да, это был стоющий голос, — ответил Уильямс, не меняя позы.

— Он был один?

— Возможно. Судя по голосу, это достаточно молодой лев. С ним может быть львица, а то и несколько. У львиц, знаете ли, чисто женское коварство. Если уж она и покажется человеку, то только для того, чтобы отвлечь его внимание от льва, который в следующий момент бросится на вас из засады. А если он холостяк — тот, что подавал голос сегодня ночью — то хлопот с ним у нас будет поменьше. На автомобиле мы его всегда сможем отыскать.

Он хотел оставить Джоан в лагере, но она настояла на том, что тоже поедет с ними.

— Слушай, ты, наверное, так и ждешь момента, когда я струшу, промахнусь или еще каким-то образом окажусь по уши в дерьме, чтобы иметь основания бросить меня, — мрачно сказал Коули.

— Я никогда-никогда не брошу тебя, — она коснулась его губ мягкими губами. — Для меня не имеет абсолютно никакого значения тот факт, умеешь ли ты стрелять львов, или нет.

— Зачем же ты, в таком случае, хочешь ехать вместе с нами? — он устало улыбнулся.

— Чтобы защитить тебя, — ее голубые глаза глядели на него так, словно хотели впитать в себя.

— Да уж, — он покачал головой. — Ладно, ничего с тобой, как видно, не поделаешь, ты всегда умеешь настоять на своем.

Они вышли из палатки.

— Мэмсаиб тоже поедет с нами? — осведомился Уильямс.

— Да. Она говорит, что лев вряд ли станет нападать на автомобиль.

— Она правильно говорит, — совершенно серьезно сказал белый охотник. — Для льва наша развалюха — незнакомый зверь с неведомым запахом. Он предпочитает уклониться от встречи с незнакомым зверем. Только излишке любопытный захочет подойти поближе, чтобы рассмотреть и обнюхать его.

— А если нам как раз попадется такой любопытный? — спросил Коули.

— Сталь ему в любом случае не по зубам, — пожал плечами Уильямс.

«Ладно, поглядим еще, что кому не по зубам».

— Мэмсаиб может сесть рядом с водителем? — Коули посмотрел на охотника, пытаясь понять, что же тот в данный момент думает о нем.

— Разумеется, если ей так будет удобнее.

Он сказал водителю что — то на суахили, тот кивнул.

Автомобиль медленно катился среди высоких деревьев, отстоящих друг от друга ярдов на пятнадцать — двадцать.

— Мы сможем найти его? — спросил Коули.

— Если мы окажемся достаточно близко от него, он поднимется и побежит. В противном случае мы должны подкараулить его вблизи водопоя.

Но поднять льва им не удалось до полудня. Они вернулись в лагерь, пообедали и отдохнули. Ближе к вечеру поехали к водопою. Теперь уже рядом с водителем сидел Уильямс. По пути к водопою им то и дело встречались стайки антилоп и зебр.

— Если этот парень не ел достаточно давно, он обязательно сейчас ходит где-то поблизости, — Уильямс повернулся к ним.

Коули сидел рядом с прижавшейся к нему Джоан. Сзади в кузове сбились в кучу туземцы — с мрачными, неподвижными лицами.

Они проехали еще раз около места водопоя, делая круг пошире, и Уильямс вдруг сказал:

— Вот он!

Рука его показывала на льва, стоявшего на открытом пространстве.

Сказочный зверь со светло-рыжей шерстью, казавшейся в лучах предзакатного солнца золотой. Он, наверное, и в самом деле воспринял автомобиль, как незнакомое животное.

«Ладно, теперь мой ход», — Коули, казалось, не испытывал никаких чувств, кроме возбуждения. Руки и ноги его тряслись крупной дрожью, и он крепко сжал ладонями колени, чтобы никто не заметил этой дрожи.