Маргарита Кармин - Царица снов

… День за днем проводил Альфред Темпль у Генри Кальта, ел, пил, спал у него, бегал за табаком и за водкой, частенько звал дружков играть в карты. Они как будто принимали его за своего, обращались по свойски. Такая жизнь нравилась Фреду — денег он не зарабатывал, их неизвестно откуда приносили Генри и его товарищи.

Но иногда (не часто, но иногда) он с тоской думал о том, что слишком часто проигрывает в карты, а деньги, которые он проигрывает, — вовсе не его. Несколько раз он пытался остановить себя, заставить больше не играть до тех пор, пока не отдаст прежний долг. Но каждый раз его ободрял дружеский тон компании, напоминавшей, что он их товарищ и “короткого срока отдачи не установлено”. Он не запоминал количества проигрышей, не записывал сумму, — все это делал Кальт, который и одалживал ему деньги.

Жилось Фреду весело, привольно, он мог делать все, что хотел, — Кальт покровительствовал ему. Временами он вспоминал о Лолиане, иногда даже хотел, чтоб она вновь оказалась рядом с ним, чтоб жила с ним вместе. Он вспоминал ее красоту и думал, что необычайно гордился бы, имея такую жену в такой захудалой деревне. О-о, как позавидовали бы все эти, коль узнали бы, что он — ее муж. Насколько возросло бы их уважение к нему!

“Моя Лили не может не нравиться; нет такого мужчины, который бы не пожелал приударить за нею! Представляю, как удивился бы Генри, когда б увидел ее!” — размышлял он.

Но бывали дни, когда он снова не любил ее, когда ни за что не пожелал бы снова увидеться с нею. “Лишняя обуза! — Таковы были его суждения в таких случаях. — Ее ведь кормить надо, а денег и так нет”. Он теперь не уставал удивляться, как мог жить иначе, как мог служить кучером в усадьбе, где, несомненно, подвергался унижению: постоянно слушаться кого-то, не перечить… Теперь он о такой жизни и не помышлял.

Так прошел еще месяц.

Однажды в четверг, прежде чем сесть за игру, дружки Генри Кальта немного побеседовали — мы назовем их разговор именно так, чтобы избежать менее вежливых слов. Разговаривали о свежих побоях и о новых заработках, о будущих похождениях и о старых подвигах… Затем Кальт велел какой-то девице, еще не известной Фреду, принести карты и виски. Веселье пошло! В тот день — а если быть точным, в тот вечер или даже в ту ночь — в таверне у Кальта побывало особенно много народу. Кажется, отмечали какой-то праздник, но какой — Фред затруднился бы ответить. Таверною называл свой дом Генри Кальт. Да и не зря: ведь в нем, в отличие от распивочной, даже ночами не прекращалось веселье. Именно в это время решался какой-то важный вопрос, который объявился и возник прямо здесь — как говорится, с пылу, с жару, — и требовал немедленного решения. Все казались веселее обычного, и у каждого в руках сверкало какое-нибудь оружие — кривой нож или топор.

Дом Генри достаточно просторен, но столы были так тесно сдвинуты, а гуляк за ними — так много, что, казалось, нет свободного места. На столах кое-как стояли зажженные сальные свечи, но главным источником света в доме был очаг.

Все вокруг хохотали, ругались и пили. Посреди комнаты, если только там возможно было разыскать середину или попросту свободное место, стоял человек, сплошь увешанный ножами и прочими “рыцарскими доспехами”. Слева от него лежал самострел, а по правую руку сидела плотная девица.

В глубине комнаты, на скамье, сидел, уставившись в окно, молодой человек. Это был Альфред Темпль.

— Ну, живее! Давайте собираться! Вооружайтесь, нам надо побыстрее выйти, чтобы к ночи поспеть, — говорил Генри Кальт своим дружкам.

Двое картежников ссорились в углу, грозясь разукрасить друг друга за нечестную игру.

Их вопли смешивались со множеством других диалогов, и вместе все это представляло собой какой-то неуемный гвалт, среди которого вряд ли можно было услышать что-нибудь членораздельное.

— Эй, ребята! — орал человек, сплошь увешанный “доспехами”. — Налейте-ка мне вина! Как я люблю вас всех! Эх! Ребята, мы предпринимаем славную вылазку! С таким оружием мы сможем многое! Уж положитесь на меня, я знаю, как можно проникнуть туда незамеченными. Мы выломаем двери и найдем этого подлеца, который спрятался у себя в замке как крот и боится нос показать за его пределы. Положитесь на меня, друзья мои, я достаточно хорошо знаю, как все расположено в этом старом дворце! Наше дело правое! Мы ограбим его, и дело с концом! Мы его заодно убьем, а его люди без него ничего не значат, ну просто бараны! Зато богатства там вдоволь! Друзья, выслушайте меня! Не смотрите на то, что раньше я был полицейским! Нутром своим я — бродяга, я от природы такой же, как и вы. Это выгодное дело — быть полицейским в такой стране, как Англия! Можно ни в чем не нуждаться, все будешь иметь, главное — положение и звание. Эй, вы не знаете, что это за жизнь у полицейских псов! Да, братья, я был полицейским псом! Помню, мы с дружком кутили! А потом этот принц — добрая душонка — взял меня к себе! Скотина! Из-за этой девчонки он едва не убил меня!

Раздались аплодисменты, и, увидев, что шум вокруг него усилился, он воскликнул:

— Ах да, друзья! Вам, сударыни, не известно, как все это произошло? О, это просто потрясающая история! Известно ли вам, например, что к этому принцу приезжает много женщин? Ну да, я ведь рассказывал. Совсем недавно, вот на днях, он распрощался с одной — до того хорошенькая девчонка! Я ее хорошо знаю, однажды у меня была с ней история… И, вы представляете себе, она приехала к нему, переодевшись в мужское платье, — пыталась скрыть, кто она на самом деле. Ну, я, разумеется, разоблачил ее. Ох, но ведь хорошенькая она, правда-правда! Слышите, господа? Такая смугляночка, просто прелесть! Однако она к этому принцу слишком неравнодушна была — это ведь она помешала мне убить его! Если бы только ее там не оказалось… А потом, потом, друзья, — видно, покаялась, что предала меня, ведь мы… знакомы с ней… и пришла просить за меня… Эй, налейте-ка мне еще вина! Да поживей! Ура, друзья, да здравствует веселье!

— Бедняжка Гарви, и ты остался жив? — спросил один бражник.

— Как видишь! Э, да что он мог мне сделать? Жалкая душонка! Все же надо отомстить этому принцу.

— Почему ты называешь его принцем? — спросила девица, что сидела с ним.

— Потому что все его так зовут, — отвечал оратор. — Разве ты не знаешь?

— Но, по-моему, все зовут его Королем.

— А, черт! Клянусь обедней, теперь ему будет все равно! Завтра он уже не будет помнить, как его звали, принцем или Королем.

— А ты и вправду собираешься его убить?

— Конечно, милашка! Чтобы я простил этому подлецу то, что он сделал со мной? Ну-у!

— Что же он сделал тебе?

— Он хотел убить меня.

— За что же он хотел убить тебя?

— Клянусь арифметикой — за то, что я хотел убить его! — И бывший полицейский захохотал. — Эта девчонка, за которую он так дрожал, видно, изменила ему. Подумать только, а ведь до этого она была такой праведницей — кроме мужа никого не знала! Эй, друзья! Собирайтесь быстрее! Я уверен, вы не пожалеете о том, что пошли на такое дело. Тем более, что там, в его комнате, имеется шкатулка с фамильными драгоценностями. Я думаю, они — очень дорогие, раз он не складывает их в общую казну.